© CC0 / Public Domain, Joseph-Siffred Duplessis | Перейти в фотобанкКороли правили Францией почти тысячу лет. Считалось, что монархия установлена по воле Бога и никаких альтернатив ей быть не может. Однако, казнив Людовика XVI, Великая французская революция подвела черту под «старым порядком» — и положила началу террору, который вскоре скосил многих из революционеров.
На протяжении почти 1000 лет Францией правили короли. Некоторые из них, например, «король-солнце» Людовик XIV и его преемник Людовик XV, считались самыми могущественными повелителями Европы. Однако всего через 19 лет после смерти Людовика XV его внук и наследник взошел на эшафот на площади Революции (нынешней площади Согласия) в Париже, положил голову на плаху, а когда она полетела с его плеч, толпа внизу прокричала: «Да здравствует нация, да здравствует республика!»
Казнью Людовика XVI 21 января 1793 года Великая французская революция подвела черту под порядком, который большинство европейцев все еще считали дарованным им Богом, в том числе и потому, что не могли себе представить, какие у монархии могли быть альтернативы.
Людовик XVI (1754-1793) из династии Бурбонов сам облегчил задачу своим судьям: он растерял весь блеск, всю харизму своего деда Людовика XIV, который позволял себе самоуверенно утверждать: «Государство — это я». Неуклюжий, неразговорчивый и склонный к полноте Людовик XVI взошел на трон в 1774 году лишь благодаря смерти своего отца и старшего брата.
Тот факт, что его первая близость с жизнерадостной Марией-Антуанеттой из династии Габсбургов состоялась через семь лет брака, вызывал насмешки всего Версаля. Его терпение в отношении бесконечных эскапад и интрижек жены сильно вредило авторитету короны в обществе. И что было толку от того, что французская армия, будучи союзником восставших североамериканских колонистов, одержала блестящую победу над врагами-англичанами? Кто поблагодарил его за то, что он отменил политические казни и попытался начать реформы — слишком смелые, по мнению привилегированных сословий, и слишком робкие, на взгляд критиков?
В конце 1780-х годов государство обанкротилось, и Людовику XVI пришлось собрать Генеральные штаты, чтобы найти выход из финансового кризиса. По сути, тем самым он признал свою полную несостоятельность как монарха. За этим последовала революция, в ходе которой король проявил себя не просто «ведомым» — он оказался не в состоянии найти собственную роль. Вместо этого в 1791 году он предпринял совершенно бездарную попытку к бегству в Варенн, из-за чего окончательно растерял симпатии своих сторонников.
Перестав быть абсолютным и став конституционным монархом, он в итоге принес присягу на Конституции — и вступил в сговор с врагами Франции. Когда верховный главнокомандующий австрийских и прусских войск, герцог Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский в конце июля 1792 года пригрозил Парижу и его жителям «неслыханной во все времена местью», если с Людовиком или его семьей что-то случится, поднялось восстание. 10 августа в Париже начался штурм дворца Тюильри. Людовика и его близких схватили и отправили в крепость Тампль.
Когда в одном из сейфов в Тюильри были обнаружены документы, подтверждавшие связь Людовика с контрреволюционерами, процесс против него стал неизбежен. Национальный Конвент начал его против гражданина Луи Капета (потомка Гуго Капета, первого короля из династии Капетингов).
Этот Конвент, вообще-то бывший органом законодательной власти, получивший, однако, частично и власть исполнительную, стал отражением радикализации революции. Жирондисты, которые в прошлом законодательном Национальном собрании еще считались радикалами, так как выступали за упразднение монархии и войну против Европы, теперь стали «умеренными», которым противостояли практически равные им по силе монтаньяры (якобинцы и кордельеры), а между ними было так называемое «болото» (Plaines), поддерживавшее то одну, то другую сторону. Для жирондистов и монтаньяров процесс против Людовика стал настоящей борьбой за власть.
Для Максимилиана Робеспьера, возглавлявшего якобинцев, все было ясно: раз революция победила короля, она не могла допустить такой процесс против него, в ходе которого он мог бы быть оправдан — ведь это одновременно означало бы приговор самой революции: «Людовик должен умереть, потому что Отечество должно жить».
Когда жирондисты, в свою очередь, обратились к народу и напомнили, что тот, по Конституции 1791 года, гарантировал королю неприкосновенность, ситуация обострилась. В Конвенте, потому что под сомнение была поставлена представительская система; в городе, потому что там давно уже требовали голову Людовика. В результате жирондистов исключили из Якобинского клуба, и они с этого момента не осмеливались показываться на улице без оружия.
В условиях такого политического обострения у адвокатов Людовика со всеми их юридическими аргументами не было ни единого шанса. 14 января 1793 года начались решающие заседания. На голосование были вынесены вопросы вины, обращения к народу и меры наказания. На первый вопрос утвердительно ответили 673 из 718 депутатов. За обращение к народу высказались 423 из них, против — 286. За казнь Людовика из 721 депутата проголосовали 387, против — 334. Но поскольку 26 из проголосовавших «за» высказались за то, чтобы отложить казнь на более поздний срок, получилось, что перевес сторонников казни составил всего один голос. Когда 19 января состоялось голосование по поводу переноса казни, «против» высказались 383 члена Конвента, тогда как «за» были только 310.
Людовик воспринял весть о предстоящей казни спокойно. Его просьба еще раз увидеться со своими близкими без свидетелей и исповедаться перед священником, отказавшимся принести присягу революции, была удовлетворена. Впрочем, просьба позволить ему самому состричь себе волосы перед казнью была отклонена. 21 января 1793 года в 8:30 часов карета отправилась от Тампля на площадь Революции. Дорогу ей расчищали почти 80 тысяч вооруженных бойцов и бесчисленное множество зрителей.
Около 10:00 часов процессия прибыла к месту казни. «Вот это да! Я видел как внук Людовика XIV, еще недавно бывший самым могущественным из королей, стоял перед безжалостной толпой в рубашке, со связанными руками, словно преступник», — рассказывал кто-то из свидетелей тех событий.
«Народ! Я умираю безвинно! Я прощаю тех, кто довел дело до моей смерти», — сказал Людовик перед смертью, но его слова утонули в грохоте барабанов.
Палачи схватили его. «Король встал напротив машины. Упало лезвие. Отрубленную голову показали народу», — рассказывал свидетель. «Кровавые останки» быстро собрали, отвезли на кладбище Мадлен и похоронили в братской могиле его швейцарских гвардейцев, погибших во время штурма Тюильри.
Тем временем под эшафотом начался стихийный народный праздник, во время которого люди не только пели и плясали, но и устроили «отвратительную оргию». Некоторые рисовали себе усы пролившейся с гильотины кровью Людовика. «Женщины стремились ощутить у себя на пальцах королевскую кровь, мужчины пачкали в ней свои сабли, некоторые наполняли кровью Людовика свои ножны, — цитировал историк Эрнст Шулин (Ernst Schulin) в своей книге „Французская революция“ свидетеля тех событий, немецкого журналиста по фамилии Эльснер (Oelsner). — Одежду казненного в буквальном смысле изорвали на мелкие клочки, а пучки его волос потом очень дорого продавали».
«Не знаю, было ли это связано с чрезвычайностью события, или причина крылась просто в некоем политическом суеверии», — пытался объяснить шокирующее поведение людей Эльснер. Возможно, свою роль сыграла исконная вера в «исцеляющие руки» «Богом помазанного» короля. Для других это были необычные сувениры. А некоторые особо прозорливые персонажи, вероятно, увидели, что революционеры, казнив короля, отрезали все пути назад: «убийцы короля» сожгли все мосты к «старому порядку» — как внутренние, так и внешние.
Для Республики же тем самым началась борьба не на жизнь, а насмерть. Резко обострились дебаты по вопросу о том, как добиться победы над всеми врагами, и их логическим продолжением стал террор — владычество Комитета общественного спасения. Десятки тысяч людей, многие из которых еще недавно радовались смерти Людовика, попали на гильотину. Это стало горькой иронией истории: последний король французского «старого порядка» ужасным образом указал стране ее будущее.
© CC0 / Public Domain, Joseph-Siffred Duplessis | Перейти в фотобанкКороли правили Францией почти тысячу лет. Считалось, что монархия установлена по воле Бога и никаких альтернатив ей быть не может. Однако, казнив Людовика XVI, Великая французская революция подвела черту под «старым порядком» — и положила началу террору, который вскоре скосил многих из революционеров. На протяжении почти 1000 лет Францией правили короли. Некоторые из них, например, «король-солнце» Людовик XIV и его преемник Людовик XV, считались самыми могущественными повелителями Европы. Однако всего через 19 лет после смерти Людовика XV его внук и наследник взошел на эшафот на площади Революции (нынешней площади Согласия) в Париже, положил голову на плаху, а когда она полетела с его плеч, толпа внизу прокричала: «Да здравствует нация, да здравствует республика!» Казнью Людовика XVI 21 января 1793 года Великая французская революция подвела черту под порядком, который большинство европейцев все еще считали дарованным им Богом, в том числе и потому, что не могли себе представить, какие у монархии могли быть альтернативы. Людовик XVI (1754-1793) из династии Бурбонов сам облегчил задачу своим судьям: он растерял весь блеск, всю харизму своего деда Людовика XIV, который позволял себе самоуверенно утверждать: «Государство — это я». Неуклюжий, неразговорчивый и склонный к полноте Людовик XVI взошел на трон в 1774 году лишь благодаря смерти своего отца и старшего брата. Тот факт, что его первая близость с жизнерадостной Марией-Антуанеттой из династии Габсбургов состоялась через семь лет брака, вызывал насмешки всего Версаля. Его терпение в отношении бесконечных эскапад и интрижек жены сильно вредило авторитету короны в обществе. И что было толку от того, что французская армия, будучи союзником восставших североамериканских колонистов, одержала блестящую победу над врагами-англичанами? Кто поблагодарил его за то, что он отменил политические казни и попытался начать реформы — слишком смелые, по мнению привилегированных сословий, и слишком робкие, на взгляд критиков? В конце 1780-х годов государство обанкротилось, и Людовику XVI пришлось собрать Генеральные штаты, чтобы найти выход из финансового кризиса. По сути, тем самым он признал свою полную несостоятельность как монарха. За этим последовала революция, в ходе которой король проявил себя не просто «ведомым» — он оказался не в состоянии найти собственную роль. Вместо этого в 1791 году он предпринял совершенно бездарную попытку к бегству в Варенн, из-за чего окончательно растерял симпатии своих сторонников. Перестав быть абсолютным и став конституционным монархом, он в итоге принес присягу на Конституции — и вступил в сговор с врагами Франции. Когда верховный главнокомандующий австрийских и прусских войск, герцог Карл Вильгельм Фердинанд Брауншвейгский в конце июля 1792 года пригрозил Парижу и его жителям «неслыханной во все времена местью», если с Людовиком или его семьей что-то случится, поднялось восстание. 10 августа в Париже начался штурм дворца Тюильри. Людовика и его близких схватили и отправили в крепость Тампль. Когда в одном из сейфов в Тюильри были обнаружены документы, подтверждавшие связь Людовика с контрреволюционерами, процесс против него стал неизбежен. Национальный Конвент начал его против гражданина Луи Капета (потомка Гуго Капета, первого короля из династии Капетингов). Этот Конвент, вообще-то бывший органом законодательной власти, получивший, однако, частично и власть исполнительную, стал отражением радикализации революции. Жирондисты, которые в прошлом законодательном Национальном собрании еще считались радикалами, так как выступали за упразднение монархии и войну против Европы, теперь стали «умеренными», которым противостояли практически равные им по силе монтаньяры (якобинцы и кордельеры), а между ними было так называемое «болото» (Plaines), поддерживавшее то одну, то другую сторону. Для жирондистов и монтаньяров процесс против Людовика стал настоящей борьбой за власть. Для Максимилиана Робеспьера, возглавлявшего якобинцев, все было ясно: раз революция победила короля, она не могла допустить такой процесс против него, в ходе которого он мог бы быть оправдан — ведь это одновременно означало бы приговор самой революции: «Людовик должен умереть, потому что Отечество должно жить». Когда жирондисты, в свою очередь, обратились к народу и напомнили, что тот, по Конституции 1791 года, гарантировал королю неприкосновенность, ситуация обострилась. В Конвенте, потому что под сомнение была поставлена представительская система; в городе, потому что там давно уже требовали голову Людовика. В результате жирондистов исключили из Якобинского клуба, и они с этого момента не осмеливались показываться на улице без оружия. В условиях такого политического обострения у адвокатов Людовика со всеми их юридическими аргументами не было ни единого шанса. 14 января 1793 года начались решающие заседания. На голосование были вынесены вопросы вины, обращения к народу и меры наказания. На первый вопрос утвердительно ответили 673 из 718 депутатов. За обращение к народу высказались 423 из них, против — 286. За казнь Людовика из 721 депутата проголосовали 387, против — 334. Но поскольку 26 из проголосовавших «за» высказались за то, чтобы отложить казнь на более поздний срок, получилось, что перевес сторонников казни составил всего один голос. Когда 19 января состоялось голосование по поводу переноса казни, «против» высказались 383 члена Конвента, тогда как «за» были только 310. Людовик воспринял весть о предстоящей казни спокойно. Его просьба еще раз увидеться со своими близкими без свидетелей и исповедаться перед священником, отказавшимся принести присягу революции, была удовлетворена. Впрочем, просьба позволить ему самому состричь себе волосы перед казнью была отклонена. 21 января 1793 года в 8:30 часов карета отправилась от Тампля на площадь Революции. Дорогу ей расчищали почти 80 тысяч вооруженных бойцов и бесчисленное множество зрителей. Около 10:00 часов процессия прибыла к месту казни. «Вот это да! Я видел как внук Людовика XIV, еще недавно бывший самым могущественным из королей, стоял перед безжалостной толпой в рубашке, со связанными руками, словно преступник», — рассказывал кто-то из свидетелей тех событий. «Народ! Я умираю безвинно! Я прощаю тех, кто довел дело до моей смерти», — сказал Людовик перед смертью, но его слова утонули в грохоте барабанов. Палачи схватили его. «Король встал напротив машины. Упало лезвие. Отрубленную голову показали народу», — рассказывал свидетель. «Кровавые останки» быстро собрали, отвезли на кладбище Мадлен и похоронили в братской могиле его швейцарских гвардейцев, погибших во время штурма Тюильри. Тем временем под эшафотом начался стихийный народный праздник, во время которого люди не только пели и плясали, но и устроили «отвратительную оргию». Некоторые рисовали себе усы пролившейся с гильотины кровью Людовика. «Женщины стремились ощутить у себя на пальцах королевскую кровь, мужчины пачкали в ней свои сабли, некоторые наполняли кровью Людовика свои ножны, — цитировал историк Эрнст Шулин (Ernst Schulin) в своей книге „Французская революция“ свидетеля тех событий, немецкого журналиста по фамилии Эльснер (Oelsner). — Одежду казненного в буквальном смысле изорвали на мелкие клочки, а пучки его волос потом очень дорого продавали». «Не знаю, было ли это связано с чрезвычайностью события, или причина крылась просто в некоем политическом суеверии», — пытался объяснить шокирующее поведение людей Эльснер. Возможно, свою роль сыграла исконная вера в «исцеляющие руки» «Богом помазанного» короля. Для других это были необычные сувениры. А некоторые особо прозорливые персонажи, вероятно, увидели, что революционеры, казнив короля, отрезали все пути назад: «убийцы короля» сожгли все мосты к «старому порядку» — как внутренние, так и внешние. Для Республики же тем самым началась борьба не на жизнь, а насмерть. Резко обострились дебаты по вопросу о том, как добиться победы над всеми врагами, и их логическим продолжением стал террор — владычество Комитета общественного спасения. Десятки тысяч людей, многие из которых еще недавно радовались смерти Людовика, попали на гильотину. Это стало горькой иронией истории: последний король французского «старого порядка» ужасным образом указал стране ее будущее.
Комментарии (0)