© AP Photo, Andy WongПромышленная политика США и ЕС во многом мотивируется предполагаемой китайской «угрозой». Но экономические соображения указывают на то, что это неправильный акцент. Цель должна состоять в том, пишет автор, чтобы построить более высокопроизводительную экономику, а не просто победить Китай или попытаться подорвать его экономический прогресс.
Кембридж — Когда covid-19 перекинулся из Китая в Европу, а затем в США, страны, пострадавшие от пандемии, начали лихорадочно бороться за поставки товаров медицинского назначения: маски, вентиляторы, защитную одежду. Чаще всего им приходилось обращаться за этим к Китаю.
К моменту начала кризиса Китай стал крупнейшим в мире поставщиком ключевых товаров, на его долю приходилась половина всего европейского и американского импорта средств индивидуальной защиты. «Китай заложил основу для своего последующего многолетнего доминирования на рынке средств защиты и медицинских товаров», — говорится в недавнем сообщении The New York Times.
Когда Китай впервые обратился к мировым рынкам, он имел преимущество в виде практически неограниченного количества дешевой рабочей силы. Но, как признают теперь все, производственная мощь Китая не является результатом действия неконтролируемых рыночных сил.
В соответствии с политикой «Сделано в Китае — 2025», правительство Поднебесной нацелено на серьезное увеличение доли своих производителей в мировых поставках медицинского оборудования. В сообщении The New York Times подробно объясняется, как власти предоставляли дешевую землю китайским фабрикам, ссужали субсидированными кредитами, давали указания государственным компаниям производить ключевые материалы и стимулировали внутренние цепочки поставок, требуя от больниц и фирм использовать местную продукцию.
Например, Сычуань, вторая по величине провинция Китая, сократила вдвое количество категорий, для которых разрешен импорт медицинского оборудования. Большинство больниц были обязаны получать все из местных источников, и только ведущие больницы имели право на поставки из-за рубежа.
Западные СМИ теперь изобилуют сообщениями о «стремлении Китая доминировать над важными шестеренками глобальной промышленной машины» — цитата из той же The New York Times. Роль Китая в мировой экономике все чаще описывается терминами, напоминающими не о doux commerce, а об имперской агрессии. Растущий авторитаризм председателя КНР Си Цзиньпина и эскалация торговых конфликтов с США, очевидно, также подыгрывают этому нарративу.
Стратегическая и геополитическая напряженность между США и Китаем — это реальность. Она основана на растущей экономической и военной мощи Китая и нежелании властей США признать реальность неизбежно многополярного мира. Но мы не должны позволять экономике становиться заложницей геополитики или, что еще хуже, подогревать и усиливать стратегическое соперничество.
Для начала, мы должны признать, что смешанная, управляемая государством экономическая модель всегда лежала в основе китайских экономических успехов. Если половина экономического чуда Китая обусловлена его переходом на рыночные рельсы с конца 1970-х, то другая половина является результатом активной государственной политики, защищавшей старые экономические структуры — такие как государственные предприятия — в период, когда с помощью многочисленных инструментов промышленной политики создавались новые отрасли.
Конечно же, основную пользу от этого получили сами китайцы, пережившие стремительнейший в истории подъем уровня жизни. Но это было достигнуто отнюдь не за счет остального мира. Именно политика роста, которая сегодня вызывает раздражение у других стран, является причиной превращения Китая в такой крупный рынок для западных экспортеров и инвесторов.
Но разве китайская промышленная политика — например, по товарам медицинского назначения — не является несправедливой по отношению к иностранным конкурентам?
Мы должны проявить осторожность, прежде чем выносить такой приговор. Стандартное обоснование промышленной политики состоит в том, что новые отрасли вызывают побочные эффекты обучения, технологические последствия и приносят другие общесоциальные выгоды, что делает желательной поддержку государства. Но многие западные экономисты полагают, что государство не очень сильно по части правильного выбора отраслей, заслуживающих поддержки, и что основная часть затрат при этом ложится на плечи потребителей и налогоплательщиков внутри страны. Другими словами, если бы китайская промышленная политика была ошибочной и проводилась не в том направлении, то в результате пострадала бы собственная экономика Китая.
По той же логике, если китайские политики де-факто ориентировались на действия, в которых выгоды социальные превосходят выгоды частных лиц, обеспечивая улучшение экономических показателей, тогда непонятно, на что жаловаться иностранцам. Это то, что экономисты называют «исправлением недостатков рынка». С точки зрения внешнего наблюдателя, чинить препятствия китайскому правительству в проведении такой политики все равно что мешать конкуренту освободить свои рынки.
Это особенно верно, когда под «внешним» понимается весь остальной мир, как в случае с изменением климата. Китайские субсидии на солнечные батареи и ветряные турбины привели к снижению стоимости возобновляемой энергии — а это огромная выгода для остального мира.
Экономическая сторона промышленной политики может усложниться при наличии монополий и фирм, доминирующих на рынке. В промышленной политике могут быть обоснованные ограничения, если она дает тем самым возможность доминировать на рынке за счет остального мира.
Но китайских производителей редко обвиняют в завышении цен, что является признаком доминирования на рынке. Чаще всего содержание жалоб противоположно. Так что эти соображения, вероятно, в большей степени относятся к американским и европейским фирмам, часто играющим ведущую роль на высокотехнологичных рынках.
Ничто из этого не является аргументом в пользу того, чтобы другие страны сидели сложа руки, пока Китай захватывает все более сложные производственные отрасли. США, например, имеют долгую история успешной промышленной политики, особенно в области оборонных технологий. В настоящее время в политическом спектре США существует единое мнение, что стране нужна более четкая промышленная политика, ориентированная на хорошие рабочие места, инновации и зеленую экономику. Законопроект, выдвинутый лидером демократической фракции Сената США Чаком Шумером, предполагает выделение на новые технологии 100 миллиардов долларов в течение следующих пяти лет.
Новый импульс для промышленной политики в США и Европе во многом мотивируется предполагаемой китайской «угрозой». Но экономические соображения указывают на то, что это неправильный акцент. Потребности и инструменты находятся в сфере внутренней политики. Цель должна состоять в том, чтобы построить более производительную, более инклюзивную экономику у себя дома, а не просто победить Китай или попытаться подорвать его экономический прогресс.
© AP Photo, Andy WongПромышленная политика США и ЕС во многом мотивируется предполагаемой китайской «угрозой». Но экономические соображения указывают на то, что это неправильный акцент. Цель должна состоять в том, пишет автор, чтобы построить более высокопроизводительную экономику, а не просто победить Китай или попытаться подорвать его экономический прогресс. Кембридж — Когда covid-19 перекинулся из Китая в Европу, а затем в США, страны, пострадавшие от пандемии, начали лихорадочно бороться за поставки товаров медицинского назначения: маски, вентиляторы, защитную одежду. Чаще всего им приходилось обращаться за этим к Китаю. К моменту начала кризиса Китай стал крупнейшим в мире поставщиком ключевых товаров, на его долю приходилась половина всего европейского и американского импорта средств индивидуальной защиты. «Китай заложил основу для своего последующего многолетнего доминирования на рынке средств защиты и медицинских товаров», — говорится в недавнем сообщении The New York Times. Когда Китай впервые обратился к мировым рынкам, он имел преимущество в виде практически неограниченного количества дешевой рабочей силы. Но, как признают теперь все, производственная мощь Китая не является результатом действия неконтролируемых рыночных сил. В соответствии с политикой «Сделано в Китае — 2025», правительство Поднебесной нацелено на серьезное увеличение доли своих производителей в мировых поставках медицинского оборудования. В сообщении The New York Times подробно объясняется, как власти предоставляли дешевую землю китайским фабрикам, ссужали субсидированными кредитами, давали указания государственным компаниям производить ключевые материалы и стимулировали внутренние цепочки поставок, требуя от больниц и фирм использовать местную продукцию. Например, Сычуань, вторая по величине провинция Китая, сократила вдвое количество категорий, для которых разрешен импорт медицинского оборудования. Большинство больниц были обязаны получать все из местных источников, и только ведущие больницы имели право на поставки из-за рубежа. Западные СМИ теперь изобилуют сообщениями о «стремлении Китая доминировать над важными шестеренками глобальной промышленной машины» — цитата из той же The New York Times. Роль Китая в мировой экономике все чаще описывается терминами, напоминающими не о doux commerce, а об имперской агрессии. Растущий авторитаризм председателя КНР Си Цзиньпина и эскалация торговых конфликтов с США, очевидно, также подыгрывают этому нарративу. Стратегическая и геополитическая напряженность между США и Китаем — это реальность. Она основана на растущей экономической и военной мощи Китая и нежелании властей США признать реальность неизбежно многополярного мира. Но мы не должны позволять экономике становиться заложницей геополитики или, что еще хуже, подогревать и усиливать стратегическое соперничество. Для начала, мы должны признать, что смешанная, управляемая государством экономическая модель всегда лежала в основе китайских экономических успехов. Если половина экономического чуда Китая обусловлена его переходом на рыночные рельсы с конца 1970-х, то другая половина является результатом активной государственной политики, защищавшей старые экономические структуры — такие как государственные предприятия — в период, когда с помощью многочисленных инструментов промышленной политики создавались новые отрасли. Конечно же, основную пользу от этого получили сами китайцы, пережившие стремительнейший в истории подъем уровня жизни. Но это было достигнуто отнюдь не за счет остального мира. Именно политика роста, которая сегодня вызывает раздражение у других стран, является причиной превращения Китая в такой крупный рынок для западных экспортеров и инвесторов. Но разве китайская промышленная политика — например, по товарам медицинского назначения — не является несправедливой по отношению к иностранным конкурентам? Мы должны проявить осторожность, прежде чем выносить такой приговор. Стандартное обоснование промышленной политики состоит в том, что новые отрасли вызывают побочные эффекты обучения, технологические последствия и приносят другие общесоциальные выгоды, что делает желательной поддержку государства. Но многие западные экономисты полагают, что государство не очень сильно по части правильного выбора отраслей, заслуживающих поддержки, и что основная часть затрат при этом ложится на плечи потребителей и налогоплательщиков внутри страны. Другими словами, если бы китайская промышленная политика была ошибочной и проводилась не в том направлении, то в результате пострадала бы собственная экономика Китая. По той же логике, если китайские политики де-факто ориентировались на действия, в которых выгоды социальные превосходят выгоды частных лиц, обеспечивая улучшение экономических показателей, тогда непонятно, на что жаловаться иностранцам. Это то, что экономисты называют «исправлением недостатков рынка». С точки зрения внешнего наблюдателя, чинить препятствия китайскому правительству в проведении такой политики все равно что мешать конкуренту освободить свои рынки. Это особенно верно, когда под «внешним» понимается весь остальной мир, как в случае с изменением климата. Китайские субсидии на солнечные батареи и ветряные турбины привели к снижению стоимости возобновляемой энергии — а это огромная выгода для остального мира. Экономическая сторона промышленной политики может усложниться при наличии монополий и фирм, доминирующих на рынке. В промышленной политике могут быть обоснованные ограничения, если она дает тем самым возможность доминировать на рынке за счет остального мира. Но китайских производителей редко обвиняют в завышении цен, что является признаком доминирования на рынке. Чаще всего содержание жалоб противоположно. Так что эти соображения, вероятно, в большей степени относятся к американским и европейским фирмам, часто играющим ведущую роль на высокотехнологичных рынках. Ничто из этого не является аргументом в пользу того, чтобы другие страны сидели сложа руки, пока Китай захватывает все более сложные производственные отрасли. США, например, имеют долгую история успешной промышленной политики, особенно в области оборонных технологий. В настоящее время в политическом спектре США существует единое мнение, что стране нужна более четкая промышленная политика, ориентированная на хорошие рабочие места, инновации и зеленую экономику. Законопроект, выдвинутый лидером демократической фракции Сената США Чаком Шумером, предполагает выделение на новые технологии 100 миллиардов долларов в течение следующих пяти лет. Новый импульс для промышленной политики в США и Европе во многом мотивируется предполагаемой китайской «угрозой». Но экономические соображения указывают на то, что это неправильный акцент. Потребности и инструменты находятся в сфере внутренней политики. Цель должна состоять в том, чтобы построить более производительную, более инклюзивную экономику у себя дома, а не просто победить Китай или попытаться подорвать его экономический прогресс.
Комментарии (0)