СМИ

Если бы Сталин прислушался к мнению начальника Генштаба РККА, вермахт вряд ли дошел бы до Москвы


Если первый советский маршал Климент Ворошилов, посвятивший всю жизнь армии, так и не стал настоящим военным профессионалом, то Борис Михайлович Шапошников, которому довелось послужить рядом с многолетним наркомом обороны в качестве начальника Генштаба, являл полную противоположность: он стал едва ли не последним представителем практически исчезнувшей в ХХ веке породы военачальников, которые сами занимались научным обобщением боевого опыта.
Большинству его преемников на посту руководителя «мозга армии», как с лёгкой руки Шапошникова стали называть Генеральный штаб, едва хватало сил выступать в качестве высокого лица, под чьей «общей редакцией» выходили коллективные труды. Обычно в таких случаях отговариваются неимоверной занятостью. Но и Шапошников не располагал избытком времени.

Солидное базовое образование и широчайшая эрудиция, развитый наукой интеллект, неизбывное стремление проникнуть в подлинный смысл перемен, происходящих в военном деле, редкая работоспособность — вот что позволило Борису Михайловичу оказаться на две головы выше большинства своих соратников и преемников.

«Живо интересуюсь вопросом о создании новой армии»

Склонность Шапошникова к интеллектуальной деятельности проявилась достаточно рано. Уроженец Златоуста, он в 1903 году по 1-му разряду окончил Алексеевское военное училище в Москве и начал офицерскую службу в 1-м Туркестанском пехотном батальоне. А уже через четыре года поступил в Академию Генерального штаба и по выпуску был произведён в штабс-капитаны, проявив «отличные успехи в науках».


Окончил Алексеевское военное училище в Москве и начал офицерскую службу.
О его дальнейшем служебном пути можно судить по тексту письма, направленного Шапошниковым весной 1918 года начальнику штаба Приволжского военного округа. Будучи по болезни демобилизованным из старой армии и ходатайствуя о принятии его на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию, он писал: «Как бывший полковник Генерального штаба, я живо интересуюсь вопросом о создании новой армии, и как специалист, желал бы принести посильную помощь в этом серьёзном деле».

Через три дня последовал положительный ответ. В мае Шапошников был назначен в Оперативное управление Высшего военного совета на должность помощника начальника.

А в октябре 1919 года стал начальником Оперативного управления Полевого штаба РВС Республики, где и познакомился с Михаилом Фрунзе, с которым вновь встретился в конце 1920 года на Южном фронте при разработке планов операций против Врангеля (любопытно, что «черный барон» — поручик лейб-гвардии Конного полка был сокурсником Шапошникова по Академии Генштаба).

Ставший в 1924 году начальником Штаба РККА Фрунзе, знавший о блестящих оперативных способностях Шапошникова, взял его своим помощником. Главное, чем пришлось заниматься двум талантливым военачальникам, — масштабной военной реформой. Преобразования затронули устройство армии и её организационно-штатную структуру, систему комплектования и подготовку командных кадров, уставную регламентацию жизни войск и систему снабжения. Кроме того, Борис Михайлович взялся за обобщение практики генеральных штабов различных стран, чтобы выработать необходимые рекомендации для учреждения подобного органа в Красной Армии. Результатом многолетней работы был выход трехтомного труда «Мозг армии», ставшего событием в развитии военно-стратегической мысли в СССР.


Борис Михайлович взялся за обобщение практики генеральных штабов различных стран.
Более десяти лет службу в высших штабах и теоретические изыскания Шапошников сочетал с командной деятельностью. Начиная с 1925 года, он командовал войсками Ленинградского (дважды), Московского и Приволжского военных округов, несколько лет руководил Военной академией имени М.В. Фрунзе. В мае 1937 года командарм 1-го ранга Шапошников был назначен начальником Генерального штаба РККА и заместителем наркома обороны.

«Работать придётся до изнеможения»

Политический фон, на котором началась его деятельность в Генштабе, благоприятным не назовёшь — страна погружалась в пучину репрессий. Назначение Бориса Михайловича на должность НГШ последовало накануне суда над группой высших командиров во главе с Тухачевским и Уборевичем.

Власть, испытывая лояльность Шапошникова, определила его в состав Специального военного присутствия. Остаётся добавить, что и на самого Бориса Михайловича некоторые обвиняемые под давлением дали показания. Иначе говоря, власть заставила будущего маршала буквально идти «по минному полю»: один неверный шаг — и конец...

Тем не менее он, как всегда, с головой ушёл в работу. Маршал А.М. Василевский вспоминал, как Шапошников, приглашая его в 1937 году на работу в Генштаб, не стал скрывать: работать придётся до изнеможения. Возглавив Генштаб, Шапошников настойчиво добивался улучшения штабной службы во всех звеньях. Суть сводилась к тому, чтобы повысить внимание командиров всех степеней к организации штабной службы, добиться, чтобы штаб в целом, так же как командир соединения, нёс полную ответственность за организацию и исход боя.


Маршал А.М. Василевский.
По оценке А.М. Василевского, его учитель в течение службы, особенно на посту начальника Генерального штаба, «последовательно решал вопросы, связанные с централизацией в руководстве Вооружёнными силами, боролся за осуществление чёткой регламентации штабной службы на всех уровнях… Б.М. Шапошников был последовательным сторонником объединения управления Вооружёнными силами в Генеральном штабе.

Справедливости ради стоит отметить случаи, пусть и немногочисленные, когда Шапошникову изменяли качества теоретика и новатора, способного верно предвидеть пути развития Вооружённых сил. Так, работая в составе комиссии, которая была создана для решения судьбы танковых корпусов, он высказал следующий взгляд: «Мехкорпус громоздкий… Вряд ли сложатся такие условия прорыва, в которых будут использоваться целые мехкорпуса».

И он был не одинок. «Громоздкими и нежизненными» считал корпуса и командующий войсками Киевского военного округа, будущий нарком обороны командарм 1 ранга С.К. Тимошенко. За расформирование корпусов и их замену танковыми бригадами ратовал также начальник Автобронетанкового управления РККА генерал-полковник Д.Г. Павлов. Высказывая такие предложения, военачальники недостаточно критически оценивали опыт боёв в Испании, в районе озера Хасан и на реке Халхин-Гол, носивших ограниченный характер.

Интересно, что заместитель наркома маршал С.М. Будённый (в нашей литературе рисуемый чаще всего, как ретроград), наоборот, оказался куда более точным прогнозистом и высказался в пользу того, что «условия для развития прорыва в современной войне возникнут», значит, корпусную организацию надо сохранить.

Осенью 1939 года Главный военный совет по докладу комиссии Г.И. Кулика всё-таки решил танковые корпуса упразднить. Однако под влиянием опыта войны с Финляндией и успешных действий вермахта во Франции в мае 1940 года такой шаг был расценен как «поспешный», и было принято решение о создании шести танковых корпусов, а затем ещё трёх.

Но вернёмся к Шапошникову. Огромное влияние на формирование коллектива Генерального штаба и профессиональных качеств каждого из его работников оказывал личный пример начальника. Шапошникова отличали черты истинного военного интеллигента старой закалки — широкая эрудиция и научный подход к решению любой проблемы, дисциплинированность и предельная ответственность за порученное дело, вежливость в отношениях с подчинёнными, скромность, большой такт.

Его понимание офицерской чести подчас приводило в удивление Сталина. Однажды, когда Верховный главнокомандующий узнал, что Борис Михайлович объявил двум начальникам штабов фронтов за предоставление недостоверной информации «всего лишь» выговор, он искренно возмутился: разве так наказывают? И был весьма удивлён пояснением выпускника Императорской Николаевской академии Шапошникова: «Это очень тяжёлое наказание. Получивший выговор от начальника Генерального штаба должен подавать в отставку».

Надо отметить, что в Красной Армии, где предпочтение нередко отдавалось «матерному» стилю управления, такое сочетание взыскательности и уважения человеческого достоинства прививалось с трудом.


Шапошникова отличали черты истинного военного интеллигента старой закалки.
…Международная обстановка между тем складывалась так, что работы у Генштаба прибавилось еще больше. Слаженная работа руководимого Шапошниковым коллектива способствовала разгрому японских милитаристов на Халхин-Голе, успешному осуществлению похода в Западную Украину и Западную Белоруссию. Особенно большую работу Генеральный штаб проделал в предвидении войны с Финляндией и в ходе неё. Шапошников предложил такой план боевых действий, который предполагал их успешное проведение в сжатые сроки. Но Сталин предпочёл план, разработанный командованием Ленинградского военного округа с участием заместителей наркома обороны командарма 1-го ранга Г.И. Кулика и армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса.

Однако попытка в две недели разгромить упорного и стойкого противника не удалась. В конце декабря 1939 года операция была приостановлена, и Главный военный совет вернулся к предложениям Шапошникова. Созданный по предложению Генерального штаба Северо-Западный фронт во главе с командармом 1-го ранга С.К. Тимошенко 11 февраля 1940 года перешёл в наступление, и в конце концов Финляндия запросила мира.

Перед советским руководством война, несмотря на победу, поставила много вопросов, обнажив слабую готовность Вооружённых сил. В мае 1940 года наркомат обороны вместо Ворошилова возглавил ставший Маршалом Советского Союза Тимошенко. Шапошников, также получивший высшее воинское звание, в августе был вынужден «за компанию» оставить свой пост.

Лично к Борису Михайловичу претензий нет, заметил Сталин в личной беседе с военачальником, его прогноз относительно Финляндии полностью оправдался. Но нас не поймут, продолжал советский лидер, если ограничиться заменой лишь наркома обороны. В итоге Шапошникову был предложен пост замнаркома.


Несколько слов о характере взаимоотношений Шапошникова с вождём. А.М. Василевский писал:

«Когда состоялись мои первые поездки вместе с Борисом Михайловичем в Кремль, первые встречи с членами Политбюро ЦК ВКП(б) и лично со Сталиным, я имел возможность убедиться, что Шапошников пользовался там особым уважением. Сталин называл его только по имени и отчеству. Только ему одному разрешал курить в своём рабочем кабинете, а в разговоре с ним никогда не повышал голоса, если и не разделял высказываемой им точки зрения на обсуждаемый вопрос. Но это чисто внешняя сторона их отношений. Главное же заключается в том, что предложения Шапошникова, всегда глубоко продуманные и глубоко аргументированные, как правило, не встречали особых возражений».

Накануне

Честный Василевский, писавший свои мемуары в годы фактической реабилитации Сталина, не мог, конечно, напрямую сказать, что вождь не прислушался к Шапошникову не только при принятии плана войны с Финляндией. Не согласился он и с глубоко аргументированным оперативным планом стратегического развёртывания Вооружённых сил, разработанным Генштабом.

Борис Михайлович, говоря о предполагаемом направлении главного удара противника с запада, считал, что «основным наиболее политически выгодным для Германии, а следовательно, и наиболее вероятным, является первый вариант её действий — с развёртыванием главных сил немецкой армии к северу от устья реки Сан». Соответственно в плане предлагалось развернуть наши главные силы в полосе от побережья Балтийского моря до Полесья, то есть на участке Северо-Западного и Западного фронтов.

Однако Сталин заставил переделать план стратегического развёртывания в соответствии с личным убеждением. Наиболее опасным стратегическим направлением было признано юго-западное — Украина, а не западное — Белоруссия, на котором гитлеровское командование в действительности сосредоточило самые мощные группировки. Это обстоятельство, по справедливому мнению Г.К. Жукова, в первую очередь негативно отразилось на ходе оборонительных действий в начальном периоде войны.


Георгий Константинович Жуков.
Не было особой идиллии в отношении вождя к Шапошникову и в дальнейшем. По указанию Сталина в первый же день из центрального аппарата в помощь командующим фронтами была направлена группа ответственных работников, включая начальника Генштаба генерала армии Жукова, его первого заместителя генерал-лейтенанта Ватутина, а также маршала Шапошникова. Генштаб по существу был оголён, а все решения принимались в Кремле.

Это положение сохранялось довольно долго и после повторного назначения Шапошникова начальником Генштаба 30 июля 1941 года. Как пишет генерал армии С.П. Иванов со слов А.М. Василевского, «в тот период Генеральный штаб не в состоянии был в достаточной мере влиять на выработку крупных решений. …Само отношение Сталина к Генштабу было скептическим, он называл его канцелярией».

Вновь во главе Генштаба

Возвращение Шапошникова к руководству Генеральным штабом Жуков оценил кратко и исчерпывающе: «Зная дело Генштаба до тонкостей, он быстро провёл ряд организационных мероприятий, способствовавших улучшению работы этого главного рабочего органа Ставки. Большое личное трудолюбие и умение Б.М. Шапошникова работать с людьми оказали заметное влияние на рост общего искусства управления войсками в действующей армии и особенно со стороны Генштаба».

Хорошо знавший Шапошникова и считавший себя его учеником Маршал Советского Союза И.Х. Баграмян составил «самый лаконичный перечень» того, что было сделано Борисом Михайловичем в первые же дни его возвращения в Генштаб: восстановление бесперебойной связи с войсками, упорядочение системы управления действиями фронтов и армий с целью придания им целеустремлённости и исключения их разрозненности, скорейшее подтягивание резервов из глубины страны, уточнение боевого состава войск действующей армии после жестоких ударов врага и многое другое.

Характеризуя работу Бориса Михайловича в этот период, можно выделить несколько её важнейших результатов. При его прямом участии разрабатывались операции большого масштаба, назовём главную из них — Московскую наступательную операцию, и в это дело маршал вкладывал весь свой полководческий талант и организаторские способности. Далее, он возглавил процесс улучшения стратегического руководства войсками. Было срочно разработано и введено в действие положение, которое регламентировало работу фронтовых управлений и управлений Генерального штаба. В штабную службу были внесены планомерность и чёткий порядок, что было особенно важно в противоречивой обстановке первых месяцев войны.

И наконец, Борис Михайлович много сделал для того, чтобы мало-помалу преодолеть недоверие Сталина к высшим штабам. Будь на месте Шапошникова кто-то другой, менее мудрый и уравновешенный, менее знающий и не столь глубоко мыслящий, переломить ложное мнение Верховного о Генштабе, как о «канцелярии», было бы значительно труднее. Шапошников ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки, бывал в Кремле с докладами.


Московская наступательная операция.
Проходили они тяжело. Раздражённый обстановкой на фронтах Сталин высказывал резкое недовольство деятельностью Генштаба, часто не желал считаться с объективными трудностями. Главным рычагом, необходимым для улучшения дела, он считал замену руководителей, но такое отношение к кадрам в первые месяцы войны редко давало положительные результаты.

Своим стилем деятельности Шапошников преодолевал сталинские предубеждения. И со временем Сталин стал с большим вниманием прислушиваться к мнению Бориса Михайловича и его рекомендациям. Постепенно Верховный все больше стал придерживаться правила — принимать всякое ответственное решение лишь после предварительного доклада начальника Генштаба.

Мобилизовав весь свой авторитет, Борис Михайлович продолжал делать всё возможное, чтобы Генштаб обрёл своё истинное место в военной организации воюющей страны. Напряжённый, по сути круглосуточный труд привёл к резкому обострению болезни. «Сердце сжималось всякий раз, — вспоминал генерал армии С.М. Штеменко, — когда мы видели своего начальника: он непривычно ссутулился, покашливал, но никогда не жаловался. А его умение сохранять выдержку, обходительность просто поражало».

***
11 мая 1942 года по личной просьбе Борис Михайлович был освобождён от должности начальника Генерального штаба. Снова став заместителем наркома обороны, Шапошников курировал деятельность военных академий, разработку новых боевых уставов и наставлений, а в июне 1943 года возглавил Военную академию Генерального штаба.

Всего полтора месяца не дожил Борис Михайлович до победы. Его имя было присвоено Высшим стрелково-тактическим курсам «Выстрел», а в истории нашей армии он навечно остался как создатель современной школы генштабистов.

Источник