СМИ

Сегодня ты — герой, завтра подсудимый. Или наоборот. Во время Великой Отечественной войны совсем немного не хватило, чтобы известные полководцы и флотоводцы чуть не угодили за решётку. Нелюбовный треугольник — Ватутин, Конев и Ротмистров В середине октября 1941 года обстановка под Москвой была крайне тяжёлой. Захватив Калинин, немецкое командование поставило своей 3-й танковой группе задачу как можно скорее прорваться дальше — на Торжок. Обороной на этом участке командовал И. С. Конев, на тот момент заместитель командующего Западным фронтом (через несколько дней он возглавил отдельный Калининский фронт). Основные надежды Конев связывал с оперативной группой Н. Ф. Ватутина. А у того, в свою очередь, планы завязывались на 8-ю танковую бригаду П. А. Ротмистрова — остальные части были пехотой и кавалерией, которым ещё предстояло подойти. На рассвете 16 октября немцы перешли в наступление силами 1-й танковой дивизии и 900-й моторизованной бригады. Им удалось прорвать оборону стрелкового полка. Остановить наступавшего противника поручили 8-й танковой бригаде, но… «Сообщаю, 8 тбр 17.10 была атакована танковой дивизией противника при поддержке мотоциклистов и авиации, которая бомбила бригаду все светлое время 17.10. Вследствие открытого моего правого фланга и превосходящих сил противнику удалось прорваться у села Медное через реку Тверца и захватить вторую переправу у Марьино через реку Логовеж. В силу сложившейся общей обстановки и общего отхода частей Красной Армии из этого района я произвел рокировку и сосредоточил бригаду в 12–15 километрах северо-восточнее Лихославля, в лесу, непосредственно восточнее Поторочкино. Бригада в результате этого боя нанесла значительные потери противнику в танках и личном составе, но и сама также весьма сильно растрепана и нуждается как минимум в трёх сутках отдыха для ремонта матчасти и для пополнения личным составом. … 18.10.41 Полковник Ротмистров». Павел Ротмистров у танка Т-34 Донесение, в общем, было по сути верное, но поскольку про свои потери Ротмистров толком не написал (возможно, в тот момент он их сам точно не знал), то на Ивана Степановича Конева эта записка от «школьника в очочках» — карандашом на трех листках в клеточку — подействовала, как плащ матадора на быка. Идёт решающая для страны битва, а этот… полковник, мало того, что самовольно отступил с поля боя, так ещё теперь за это три дня отдыха требует! И Конев рубанул от души! «Т. Ватутину Ротмистрова за невыполнение боевого приказа и самовольный уход с поля боя с бригадой арестовать и предать суду военного трибунала». Какой приговор мог бы вынести трибунал за подобный проступок в дни, когда немцы стояли на подступах к Москве, угадать не сложно. К счастью для будущего главного маршала бронетанковых войск, товарищ Ватутин оказался более флегматичным человеком. Прежде чем жать кнопку «забанить Ротмистрова нафиг» он послал офицера штаба разобраться, что же, собственно, произошло и в каком состоянии бригада сейчас. И тот ответил. КВ и Т-34 в бригаде не осталось вообще, на ходу только шесть-восемь «малых танков» (Т-26 или Т-40), батарея противотанковых орудий и зенитная батарея полностью уничтожены при обороне моста у деревни Медное. Там же полегла половина разведроты бригады. Большие потери понесла и рота управления, прикрывавшая отход. У другого моста на реке Тверца погибли начальник штаба бригады, инженер и ряд других командиров. Тому, что осталось, фраза «рожки да ножки» подходила как нельзя лучше. Николай Ватутин на наблюдательном пункте В общем, под трибунал Ватутин командира 8-й танковой бригады не отдал и даже сумел успокоить Конева. Как показали последующие события — правильно сделал! Орёл степной, казак лихой… В отличие от героя известной песни, Исса Александрович Плиев был орлом скорее горной породы, но в недостатке лихости его вряд ли кто мог упрекнуть. Дважды Героями Советского Союза просто так не становятся. Но и его судьба иной раз взбрыкивала, как норовистый конь. Не удержишься в седле — лишишься должности, а то и головы. Первый день операции «Уран» по окружению и разгрому немецкой группировки под Сталинградом у И. М. Чистякова начался «не очень». Хотя ему надо было прорывать оборону не немцев, а румын, пехота сумела преодолеть только передний край, да и то не везде. Пришлось раньше времени бросать в бой танки 4-го танкового корпуса А. Г. Кравченко. Их удара румыны уже не выдержали и танки ушли вперёд, но без пехоты — не имевшая положенных по штату машин условно моторизованная пехота в заснеженной степи сразу отстала. По планам здесь должен был сыграть свою роль 3-й гвардейский кавкорпус Плиева… но тут Чистякову сообщили, что кавалерия еще даже не переправилась через Дон. Иван Чистяков на наблюдательном пункте «У-у-у!», — и другие буквы подумал, а может, даже и произнес командарм. И написал в приказе по армии: «Кавалерийский корпус до половины дня боевых действий не вёл, командир корпуса бездельничал и очутился со своим корпусом позади пехоты. Ложно оценивал противника, открытых мест не искал, обхода не организовал. Командира корпуса Плиева от должности отстранил; после личного приказа командарма корпус в 16.00 двинулся на выполнение поставленной задачи». Кавалеристы и в самом деле задержались при переправе, но произошло это совсем не из-за бездеятельности Плиева. Накануне наступления по переправам через Дон активно «работала» авиация противника. В итоге из намеченных для корпуса переправ 19 ноября действующим оказался только мост южнее станицы Нижне-Затонской. Через него под обстрелом тяжёлой артиллерии переправляли машины и повозки. Сами кавалеристы шли прямо по льду, что тоже было довольно опасным делом — во многих местах лёд был разбит обстрелами и бомбежками. К тому же, как уже говорилось, оборону румын пехота до конца не прорвала. Обещанный Плиеву для поддержки 4-й танковый полк сначала помогал одной из пехотных дивизий, затем уехал на заправку, а потом и вовсе: «… мотивируя это потерями, понесёнными во время прорыва, неготовностью материальной части для действия, в прорыв не пошёл». Но все эти обстоятельства могли бы и не помочь Плиеву: срыв наступления — это дело совсем не пустяковое, тут будут и трибунал, и «оргвыводы». К счастью, во второй половине дня на участке армии Чистякова обстановка начала меняться к лучшему. Танкисты прорвали фронт и ушли вперёд, за ними в немецко-румынский тыл потянулись и конники, в последующие дни наворотившие немало дел. А вот приказ об отстранении лихого комкора «где-то затерялся». Скажи, а почему ты с танком не сгорел кораблем-то не утоп? Если герои предыдущих рассказов все-таки «отделались лёгким испугом», то командующий Азовской военной флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков уже всерьёз «попал под лупу» к военной прокуратуре Черноморского флота. Но и само дело было куда серьёзней. В декабре 1941 года Крым был занят немцами весь, за исключением Севастополя, — да и тот, казалось, под непрерывными штурмами армии Манштейна доживал последние дни, а то и часы. Но по планам советского командования, вскоре всё могло измениться. Высаженный десант должен был сначала уничтожить керченскую группировку противника, а затем деблокировать осаждённый Севастополь и освободить всю территорию Крыма. Одна из важнейших ролей в этом плане отводилась Азовской военной флотилии. Но планы планами, а в реальности выполнить их у флотилии получилось далеко не в полном объёме. При этом ещё имелись значительные потери как в кораблях, так и в личном составе моряков и частей десанта. Например, на потопленном немецкой авиацией земснаряде «Ворошилов» погибли примерно 500 человек. Однако изучив обстоятельства дела, «кровавая гэбня» в лице помощника военного прокурора ЧФ сделала неожиданный (для некоторых) вывод. Да, вина командования Азовской флотилии в случившемся есть. Так, данные о ходе мобилизованных для десанта судов (сейнеров, барж и прочих) были получены от гражданского пароходства. Пробных переходов и тренировок командование флотилии, как сообщил Горшков, не проводило по весьма уважительной причине — не было топлива. Даже для самого десанта уголь завезли в последний момент. В результате 25 декабря транспорты загружались углём, принимали на борт десант. А затем вышли в море — в шторм. Все планы штаб флотилии строил из расчета обычный погоды — при ветре не больше четырёх баллов. В реальности ветер поднялся до шести-семи, а местами и до девяти баллов. Собранные по всему побережью лодки, на которые должен был перегрузиться десант у вражеского берега, тащили за кораблями на буксире — и потеряли большую часть. Впрочем, те, что дотащили, использовать также не удалось, поскольку «они опрокидывались накатом при попытках высаживать ими десант». Разбросанные штормом корабли подходили к берегу днём, а не в темноте, как планировалось, и разрозненно по времени. В итоге в первый день вместо запланированных 7681 человек высадились только 3072 человека. Под обстрелом и бомбёжками, поскольку немецкая авиация висела в воздухе с утра. Именно люфтваффе, как написал следователь, и стала главной причиной потерь. При этом ВВС 51-й армии, которые должны были прикрывать десант, в небе над ним так и не появились. По причине «метеорологических условий и отсутствия горючего на отдельных аэродромах». Зато немцы летали и бомбили так, что командование высаживаемой 224-й сд требовало не только прекратить высадку и вернуться, но и забрать уже высадившихся. В общем, следствие пришло к выводу, что штаб Азовской флотилии и лично Горшков хоть и сделали не всё, что могли, но — почти всё. Дата высадки зависела не от них. Да и нельзя было её переносить дальше — если бы пал Севастополь, немцы тут же перебросили бы к Керчи освободившиеся части. А основными факторами неудачи стали шторм и немецкие самолёты, повлиять на которые Горшков никак не мог. Поэтому отделались за всё контр-адмирал и его комиссар С. С. Прокофьев всего лишь строгим взысканием. А сложись всё чуть иначе — и океанский ракетно-ядерный флот Советского Союза не называли бы «флотом Горшкова». Да и выглядел бы он по-другому. Андрей Бекасов