СМИ

Как сокращается иркутский лес

Иркутская область, или Приангарье — один из регионов Сибири. За последние семнадцать лет лесные площади там катастрофически сократились, следует из анализа спутниковых снимков, опубликованного в 2018 году Фондом борьбы с коррупцией. У сокращения леса две основных причины — пожары и вырубки. Лесные пожары бушуют в Иркутской области с июля. В середине августа площадь пожаров там составляла 121,6 тыс. га леса.

По данным Совета по правам человека при президенте РФ, в прошлом году регион лишился 666 тысяч га леса — из-за рубок, пожаров, гибели от вредителей, болезней. В среднем леса Иркутской области сокращаются со скоростью 502 тысяч га в год. Для сравнения, площадь Иркутска составляет 28 тысяч га. Правозащитники считают масштабы лесозаготовок в Иркутской области «катастрофически истощительными».

Чем опасно уничтожение лесов

Вырубки в верховьях рек называют одной из возможных причин июньского наводнения в нескольких районах Иркутской области, в результате которого погибли 25 человек и был нанесен ущерб 31 миллиардов рублей.

«Леса до некоторой степени снижают скорость стока воды в реки при дождях. Они играют определенную роль для смягчения паводков, их растягивания по времени», — объясняет эколог Евгений Симонов, координатор международной коалиции «Реки без границ».

Уничтожение лесов повышает риск схода селей (потоков с большой концентрацией камней и обломков горных пород). В июле грязевые потоки и камнепады прервали движение поездов на Транссибирской железнодорожной магистрали и автотрассе «Байкал». Из-за риска селей эвакуировали население городов Слюдянка и Байкальск.

В окрестностях Байкальска находятся резервуары с отходами закрытого в 2013 году Байкальского целлюлозо-бумажного комбината, и если бы не лес, они могли бы оказаться в Байкале. «Если бы на склонах Хамар-Дабана (горный хребет) выше Байкальска лес был сильно вырублен, то, скорее всего крупные сели сошли бы в Байкал уже в этом году вместе с содержимым шламонакопителей БЦБК», — говорит Симонов. Эколог также предупреждает об опасности планов по расширению горнолыжных спусков расположенного там же курорта «Гора Соболиная».

Еще большую опасность, по мнению эксперта, несет принятый в декабре закон, сокращающий площадь нерестоохранных лесополос по берегам рек. В результате под вырубку могут попасть более 50 миллионов га лесных угодий. Иркутскую область называют в числе наиболее уязвимых. «Лес снижает сток ила, песка и других наносов в реки, оберегая речную экосистему от вырождения. Пожары или вырубка приводят к заиливанию водоемов и гибели всей фауны, которой нужны чистая вода и каменистое дно», — объясняет Симонов. В 2015-м засуха и просчеты предприятий, управляющих уровнем воды в Байкале через систему гидроэлектростанций, привели к мору рыбы, пожарам, неурожаю и даже появлению голодных медведей на окраинах населенных пунктов в зимний период. Вырубка лесов может усугубить последствия подобных катаклизмов, полагает собеседник.

Наконец, исчезновение лесов грозит ухудшением качества воздуха в населенных пунктах, где работают предприятия и котельные. По официальным данным за прошлый год, резко ухудшилось качество воздуха в нескольких промышленных центрах Приангарья.

Кто виноват в вырубке лесов

По словам иркутского общественника Андрея Калинкина, еще несколько лет назад сельское население Приангарья почти поголовно занималось незаконной заготовкой древесины. «Часто другой работы на селе нет. Многие лесопилки принадлежат китайцам. Если полицейские ловили грузовик с [нелегальным] лесом, то ставили его на штрафстоянку, а потом сами продавали [древесину]», — говорит собеседник.

Кампания властей по борьбе с «черными лесорубами» могла стать одной из причин лесных пожаров. В Генпрокуратуре считают возможным мотивом поджогов попытки злоумышленников замести следы преступной деятельности. Областное МВД рапортует об успехах в войне с «черными лесорубами». За прошлый год полиция раскрыла 109 подобных преступлений. В феврале, марте, июне СМИ писали об осуждении «лидеров ОПГ» на сроки от двух до шести лет.

С 2017 года лесоматериалы снабжают специальными чипами, что позволяет отслеживать происхождение древесины. Информацию о сделках вносят в информационную систему ЛесЕГАИС. Другая система, Лесрегистр, позволила взять под контроль пункты отгрузки леса. Все эти меры сократили нелегальные вырубки в 2018 году на 47,3% по сравнению с предыдущим годом — с 1,1 миллиона до 570 тысяч кубометров (хотя их ущерб составил 4,3 миллиарда рублей), а также увеличили на 56,7% сбор налогов, утверждают власти.

Однако не все эксперты верят, что в массовом уничтожении лесов повинны маломощные группы «черных лесорубов». Согласно выводам СПЧ, основной вклад в уничтожение тайги вносят крупные лесопромышленные компании, действующие официально. Корпорации ведут сплошную вырубку на больших территориях. Ее последствия часто принимают за следы деятельности «черных лесорубов», отмечают специалисты СПЧ.

Причем тут Китай

Жители Сибири митингуют и собирают подписи против предполагаемой китайской экспансии, ведущей к хищническому вывозу леса. В том же Китай обвиняют и некоторые чиновники. В ноябре 2018 года, выступая в Совете Федерации, глава Минприроды Дмитрий Кобылкин заявил о возможном прекращении поставок в Китай, если их бизнесмены не вложат деньги в восстановление лесов.

В ответ на это спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко заметила: «Никто нам не поможет, если мы у себя внутри [сами] не наведем порядок». Однако в феврале Матвиенко изменила свою позицию, предложив все же ввести эмбарго на вывоз древесины. Матвиенко возразил глава Минпромторга Денис Мантуров, ссылаясь на высокие темпы роста лесной промышленности. В целом, государство, похоже, заинтересовано в расширении лесного экспорта в КНР. Как сообщало [агентство] РБК, правительство поддержало РЖД, лоббирующие увеличение пропускной способности Байкальско-Амурской и Транссибирской магистралей за счет вырубки леса в районе Байкала. Магистрали играют важную роль в торговле с Китаем. На являющейся их частью Восточно-Сибирской железной дороге расположено 612 пунктов отгрузки легальной и нелегальной древесины в Приангарье.

Между тем, «вина» Китая в быстром исчезновении российских лесов, судя по всему, преувеличена и искажена. Например, Китай потребляет около 43% лесного экспорта России, т.е. более половины вывоза уходит в других направлениях. Кроме того, на экспорт в КНР уходит всего около пятой части вырубаемого в РФ леса — иными словами, около 80% леса потребляется кем-то еще.

«Китайцы ничего не захватывают: наши чиновники сами приглашают их сюда, предоставляя разнообразные льготы. Чаще всего китайские бизнесмены покупают российские предприятия, уже арендующие и использующие леса для заготовки древесины, или создают российские компании, которые также получают леса в аренду. У лесной продукции, которая уходит из России в Китай, есть все разрешительные документы», — говорится в материале экологической организации «Гринпис». В «Гринпис» добавляют, что отношение китайских корпораций к лесу не хуже и не лучше, чем у российских или любых других, а небрежно относится к лесам «позволяют существующие российские законы и традиции». За полгода лишь из Приангарья вывезли 4,5 миллиона кубометров пиломатериалов и 1,2 миллиона кубометров леса-кругляка стоимостью 611 миллионов долларов и 126 миллионов долларов соответственно.

Бесхозяйственная рубка

По данным госстатистики, за прошлый год в Иркутской области высажено всего 122,8 тысячи га леса против 666 тысяч га утраченных. С тех пор как Лесной кодекс 2007 года передал заботу о лесах регионам и упразднил Гослесохрану как единый федеральный орган, соответствующие службы в субъектах РФ деградируют, получая из федерального бюджета лишь 10% необходимых средств, утверждают в СПЧ.

«Катастрофическая нехватка денег… вынуждает лесохозяйственные организации зарабатывать не всегда правильными способами (например, псевдо-санитарными рубками, в том числе в особо охраняемых природных территориях)», — отмечают правозащитники.

Именно в таком злоупотреблении подозревают экс-министра лесного хозяйства области Сергея Шеверду, арестованного в начале июня. По версии следствия, он санкционировал сплошные вырубки леса в заказнике «Тулоконь» на сумму 880 миллионов рублей якобы в оздоровительных целях. Сам министр считает себя жертвой заговора лесопромышленного лобби.

Скудные лесоохранные бюджеты расходуются неэффективно. Даже там, где восстановительные посадки проводятся, большинство саженцев гибнет из-за отсутствия ухода. «[Места вырубок] сначала зарастают травой и мелколиственными насаждениями, и только потом — хвойными деревьями. Если не освобождать саженцы [давая доступ солнцу] — они погибнут. Но деньги выделяют исключительно на высадку деревьев. По их количеству ведется отчетность», — поясняет эксперт «Гринпис» Михаил Крейндлин. В результате на смену ценным хвойным лесам приходят березняки и осинники, что произошло бы и без вмешательства людей.

Нерентабельное пожаротушение

Незадолго до катастрофических пожаров этого лета выяснилось, что из 1,5 миллиарда рублей, необходимых для защиты лесов, Иркутская область получила из федеральной казны лишь 15,5%. Нехватку частично компенсировали средствами местного бюджета.

По оценке Михаила Крейндлина, лесопожарные подразделения в Приангарье обеспечены кадрами, техникой и горючим лишь на 10-15%, и этой нехватке способствует существование так называемых зон контроля лесных пожаров — обширных территорий, на которых борьба с огнем может быть приостановлена, если «прогнозируемые затраты на тушение […] превышают прогнозируемый вред».

Подобные зоны существуют и в других странах, но в России их площадь вдвое больше допустимого, считают в «Гринпис». Например, в Иркутской области они охватывают 31,8 миллиона га или 44% всех лесов.

«В зоны контроля необоснованно включили дороги, населенные пункты и территории, арендуемые лесопромышленными компаниями. Это позволяет не только принимать решения о нетушении пожаров, но и приводит к недофинансированию лесопожарных служб», — говорит Крейндлин.

По мнению директора экологической организации «Плотина» Александра Колотова, расточительное отношение к лесам — следствие узкого подхода, рассматривающего их исключительно как экономический ресурс.

«Ущерб меряют только с лесопромышленной точки зрения: объемы поврежденной или уничтоженной древесины умножают на определенные ставки и специальные коэффициенты, — отмечает эксперт. — Не считается ни воздействие на здоровье, ни упущенная выгода, ни долговременные последствия для жизнедеятельности любого населенного пункта».