The New York Times (США): спустя 30 лет после воссоединения Германия все еще остается двумя странами - «Политика»

  • 16:02, 02-сен-2019
  • Политика
  • Novosti-Dny
  • 0

© РИА Новости, Борис Бабанов | Перейти в фотобанкГермания снова разделена на восток и запад. По мере увеличения этого разрыва меняются и интерпретации того, что произошло после падения Берлинской стены. Сколько восточных немцев хотело «воссоединиться» с западом? Действительно ли они «одолели» угнетателей или же оказались всего лишь пассивными наблюдателями, мнения которых никто не спросил? На эти и другие вопросы пытается ответить автор статьи.

Берлин — 9 ноября будет отмечаться 30-летняя годовщина падения Берлинской стены. В мероприятиях по этому случаю недостатка не будет, однако особенно пышных празднований тоже не ожидается. Сегодня Германия снова разделена на восток и запад, и разрыв между ними продолжает увеличиваться. По мере увеличения этого разрыва меняются и интерпретации того, что именно произошло после 1989 года.


Всего несколько лет назад, когда моя родная страна отмечала 25-ю годовщину падения Берлинской стены и воссоединения Германии, произошедшего в 1990 году, официальным настроением были торжество от победы и надежда.


Президент Йоахим Гаук, который прежде был пастором в Восточной Германии и сыграл определенную роль в закате коммунистического режима, а затем руководил процессом рассекречивания архивов секретной полиции Штази, высоко оценил заслуги жителей Восточной Германии, которые в своем «стремлении к свободе» поднялись, чтобы «одолеть» «угнетателя», — по его словам, то восстание было в духе Французской революции. Год спустя он с оптимизмом говорил о воссоединении Германии, делая акцент на сокращающихся различиях между жителями восточной и западной части страны.

Frankfurter Allgemeine Zeitung появилась статья историка Илько-Саши Ковальчука, который утверждает, что на самом деле ту революцию инициировали несколько групп активистов, а «обычные граждане» просто «наблюдали за происходящим из-за кулис и ждали, что произойдет дальше».

То, что может показаться чисто научным спором, на самом деле поднимает фундаментальные вопросы о посткоммунистической идентичности жителей Восточной Германии. Сколько жителей Восточной Германии действительно хотели ту революцию? Сколько из них действительно устали от того, что они живут в «Восточной Германии», и хотели воссоединиться с западом страны? Ошибался ли Гаук, заявляя, что жители Восточной Германии «одолели» угнетателей? Или же они были всего лишь пассивными участниками, мнения которых никто не спросил?


То же самое произошло в период миграционного кризиса. Жители востока Германии опять почувствовали, что кто-то со стороны вершит историю, снова не спросив их мнения. На этот раз с них было достаточно: ярость и страх, которые они скрывали в течение 30 лет, переродились в токсичный ксенофобский национализм.


Вполне возможно, эту интерпретацию тоже не стоит считать полной. Тем не менее, она нашла сторонников — не в последнюю очередь потому, что «Альтернатива для Германии» активно ее использует. Партия призывает своих избирателей «завершить революцию», внушая людям ощущение, что все те несправедливости, с которыми пришлось столкнуться жителям востока Германии после 1989 года, можно искупить путем народного восстания. Самый популярный лозунг демонстраций 1989 года — «Мы — народ» — теперь стал лозунгом ультраправых. Отсюда и довольно сдержанный тон предстоящей годовщины. Стало меньше триумфализма, меньше высокопарных речей о единстве и как минимум частичное признание того, что жители Восточной Германии действительно пострадали «от той цезуры», как сказала Ангела Меркель во время недавнего интервью газете Die Zeit. Но пока у западной части Германии нет плана, как можно ответить на этот всплеск недовольства на востоке.


Когда в своей речи 2015 года Гаук сравнивал задачу по интеграции недавно прибывших мигрантов с интеграцией Восточной и Западной Германии, он заявил, что второе было сделать проще: «Восток и запад Германии говорят на одном языке, опираются на общую культуру и историю».


Выясняется, что это не так. Спустя 30 лет после падения Берлинской стены немцы наконец начинают признавать, насколько они разные — и что до появления по-настоящему единой Германии еще очень далеко.


Анна Зауэрбрей — редактор и автор статей немецкой ежедневной газеты Der Tagesspiegel.


© РИА Новости, Борис Бабанов | Перейти в фотобанкГермания снова разделена на восток и запад. По мере увеличения этого разрыва меняются и интерпретации того, что произошло после падения Берлинской стены. Сколько восточных немцев хотело «воссоединиться» с западом? Действительно ли они «одолели» угнетателей или же оказались всего лишь пассивными наблюдателями, мнения которых никто не спросил? На эти и другие вопросы пытается ответить автор статьи. Берлин — 9 ноября будет отмечаться 30-летняя годовщина падения Берлинской стены. В мероприятиях по этому случаю недостатка не будет, однако особенно пышных празднований тоже не ожидается. Сегодня Германия снова разделена на восток и запад, и разрыв между ними продолжает увеличиваться. По мере увеличения этого разрыва меняются и интерпретации того, что именно произошло после 1989 года. Всего несколько лет назад, когда моя родная страна отмечала 25-ю годовщину падения Берлинской стены и воссоединения Германии, произошедшего в 1990 году, официальным настроением были торжество от победы и надежда. Президент Йоахим Гаук, который прежде был пастором в Восточной Германии и сыграл определенную роль в закате коммунистического режима, а затем руководил процессом рассекречивания архивов секретной полиции Штази, высоко оценил заслуги жителей Восточной Германии, которые в своем «стремлении к свободе» поднялись, чтобы «одолеть» «угнетателя», — по его словам, то восстание было в духе Французской революции. Год спустя он с оптимизмом говорил о воссоединении Германии, делая акцент на сокращающихся различиях между жителями восточной и западной части страны.Frankfurter Allgemeine Zeitung появилась статья историка Илько-Саши Ковальчука, который утверждает, что на самом деле ту революцию инициировали несколько групп активистов, а «обычные граждане» просто «наблюдали за происходящим из-за кулис и ждали, что произойдет дальше». То, что может показаться чисто научным спором, на самом деле поднимает фундаментальные вопросы о посткоммунистической идентичности жителей Восточной Германии. Сколько жителей Восточной Германии действительно хотели ту революцию? Сколько из них действительно устали от того, что они живут в «Восточной Германии», и хотели воссоединиться с западом страны? Ошибался ли Гаук, заявляя, что жители Восточной Германии «одолели» угнетателей? Или же они были всего лишь пассивными участниками, мнения которых никто не спросил? То же самое произошло в период миграционного кризиса. Жители востока Германии опять почувствовали, что кто-то со стороны вершит историю, снова не спросив их мнения. На этот раз с них было достаточно: ярость и страх, которые они скрывали в течение 30 лет, переродились в токсичный ксенофобский национализм. Вполне возможно, эту интерпретацию тоже не стоит считать полной. Тем не менее, она нашла сторонников — не в последнюю очередь потому, что «Альтернатива для Германии» активно ее использует. Партия призывает своих избирателей «завершить революцию», внушая людям ощущение, что все те несправедливости, с которыми пришлось столкнуться жителям востока Германии после 1989 года, можно искупить путем народного восстания. Самый популярный лозунг демонстраций 1989 года — «Мы — народ» — теперь стал лозунгом ультраправых. Отсюда и довольно сдержанный тон предстоящей годовщины. Стало меньше триумфализма, меньше высокопарных речей о единстве и как минимум частичное признание того, что жители Восточной Германии действительно пострадали «от той цезуры», как сказала Ангела Меркель во время недавнего интервью газете Die Zeit. Но пока у западной части Германии нет плана, как можно ответить на этот всплеск недовольства на востоке. Когда в своей речи 2015 года Гаук сравнивал задачу по интеграции недавно прибывших мигрантов с интеграцией Восточной и Западной Германии, он заявил, что второе было сделать проще: «Восток и запад Германии говорят на одном языке, опираются на общую культуру и историю». Выясняется, что это не так. Спустя 30 лет после падения Берлинской стены немцы наконец начинают признавать, насколько они разные — и что до появления по-настоящему единой Германии еще очень далеко. Анна Зауэрбрей — редактор и автор статей немецкой ежедневной газеты Der Tagesspiegel.


Рекомендуем


Комментарии (0)

Комментарии для сайта Cackle



Уважаемый посетитель нашего сайта!
Комментарии к данной записи отсутсвуют. Вы можете стать первым!