СМИ

Восемнадцатилетний Владислав Росляков — организатор массового убийства в политехническом колледже Керчи накануне совершения им преступления порвал с запрещенными в России «Свидетелями Иеговы» и был предан иеговистами проклятию. По некоторым данным, в этой тоталитарной секте более 20 лет состояла его мать. Так как Росляков с детства воспитывался без отца, мать-сектантка вовсю вовлекала сына в жизнь секты и следила за каждым его шагом. О религиозно-психологической подоплеке бойни в колледже Керчи и возможных способах предотвращения подобных случаев с «NOVOSTI-DNY.Ru» беседовал протоиерей Всеволод Чаплин — настоятель московского храма Святителя Николая на Трех Горах, известный церковный публицист, бывший глава Синодального отдела Московской патриархии по взаимоотношениям церкви и общества.
Подтверждается версия, что «керченский стрелок» Владислав Росляков с детства был адептом «Свидетелей Иеговы», а накануне своего преступления порвал с сектой. То, что совершил со своими сверстниками Росляков, наводит многих журналистов и экспертов на мысль: опасным для общества может быть не только действующий сектант, но и бывший…
В школьном или студенческом коллективе нередко попадается действующий или бывший сектант. В том числе, адепт запрещенных в России «Свидетелей Иеговы», каким был Владислав Росляков. Насколько я понял из сообщений СМИ, Росляков воспитывался матерью-фанатичкой, с детства был лишен нормального воспитания и естественных детских радостей. Маленькому Владиславу запрещали играть и общаться со сверстниками не из секты. Он не видел простых детских радостей: игрушек, вкусной еды, дней рождения, новогодней елки, интересных книг и фильмов, походов на природу, поездок в интересные места. Он с детства знал только молитвы по пять- десять часов, проповеди и осознание, что весь окружающий мир это «зло». Мать купила компьютер домой только после уговоров классной руководительницы сына. Да и то, как я понял, без ее надзора сын не мог включить компьютер и работать на нем. «Свидетели Иеговы» — секта изоляционистского типа. Галина Рослякова воспитывала сына, как это делают другие родители-иеговисты, а именно: что все человечество погибнет в Армагеддоне, а спасутся только праведники — Свидетели Иеговы. Мальчика с детства приучали к асоциальным установкам, осознанию, что он всегда прав потому что следует истинной вере, а остальные всегда неправы, что государство и его законы для иеговистов не существуют… Когда Росляков хладнокровно убивал своих товарищей по колледжу, он уже не был в секте. От матери он сбежал в общежитие, сжег принадлежавшую матери иеговистскую «Библию», судя по всему, наговорил матери, что он думает про «Свидетелей Иеговы».
У иеговистов их организация важнее отдельного человека. Мать, скорее всего, поступила как учит секта — заявила сыну, что он ей не сын, что он проклят Иеговой и скоро погибнет… Росляков мог желать иеговистам сколько угодно зла. Но если анализировать его мотивации и то, что он сделал, психологические шаблоны у него остались типично иеговистские. Весь мир — зло, населяющие его люди — грешники. А он, Росляков, — исключение. Это была его психологическая матрица с детства, другой он не знал. На эту дуалистическую матрицу «я — добро, все остальные зло», наложилось увлечение Рослякова компьютерными играми-стрелялками, его зацикленность на теме насилия. Если верить журналистам, с виду обычный парень интересовался маньяками, серийными и массовыми убийствами. Он расстреливал студентов колледжа, одетый точь в точь как Эрик Харрис — восемнадцатилетний учащийся американской школы «Колумбайн», 20 апреля 1999 года расстрелявший 36 своих товарищей по школе, а потом покончивший с собой. Как и Росляков, Харрис считал свои жертвы «мусором», а себя — «чистильщиком». Владислав, одевшись под своего кумира, разве что добавил кое-что от себя. На белой майке у Харриса была надпись «Естественный отбор», а Росляков написал «Ненависть». Ненависть к окружающим, обусловленная желанием мести «Свидетелям Иеговы» и собственной матери.
Росляков ни с кем из сверстников на близкий контакт не шел, к психологами со своими проблемами не обращался. Пока он был тихим и замкнутым, его проблемы никого не беспокоили. Но после того, что он сделал, родители боятся отпускать детей в учебные заведения…
Если в школьном или студенческом коллективе есть иеговист и любой другой адепт деструктивного культа, он для коллектива становится проблемой. Этот факт ясен с 1990-х годов. Верно, что сотни и тысячи адептов деструктивных культов находятся вне поля зрения. Пока они не нарушают закон, их привлекать к ответственности нельзя. Нельзя их насильно тащить к врачам-психиатрам. Да и от психиатров часто можно услышать: шизофрению невозможно распознать до появления первого серьезного психоза. Статистики по молодым людям вроде восемнадцатилетнего керченца — бывшим адептам деструктивных культов вообще нет. Вышли они из секты, и ладно. Они, как и Росляков, формально разорвали с сектой все отношения, не совершают предписанных там молитвенных практик, даже насмехаются над вероучением. Вроде никаких проблем. Но психологически по-прежнему зависимы от доктрин данного культа, и эти доктрины определяют их поведение. Определяют только в две стороны — или разрушения, или саморазрушения. Такому человеку нужно оказывать психологическую и духовную помощь, где один вид помощи дополняет другой. Большая часть бывших жертв тоталитарных сект — люди с психозами и другими расстройствами. Эти болезни имеют духовные причины, и одними таблетками это не вылечишь. Но и без психотерапевтов тут не обойдешься.
Трагедия в Керчи — свидетельство того, как деструктивные культы калечат человеческие души. «Свидетели», как и подобные культы, задают непомерно высокую духовную планку людям, и что самое главное — не дают людям настоящей духовной жизни. Отсюда — стрессы, психологические отклонения и, в конце концов, трагедии. Реабилитация порвавших с сектами людей не менее важна, чем вытаскивание людей из этого духовного ада. После событий в Керчи власти должны обратить на это внимание.
На днях на пресс-конференции в Москве, где обсуждали керченскую трагедию, экспертами предлагались способы предотвращения таких случаев в будущем. В частности, вернулись к давно обсуждаемой в Госдуме идее. А именно — учредить при каждом учебном заведении вакансию превентолога — педагога, который будет предупреждать появление у проблемных учащихся преступных наклонностей. Что Вы думаете по этому поводу?
В детско-юношеских коллективах будет просто полезно присутствие отставного кадрового офицера или просто умудренного жизнью мужчины. Такой наставник будет уместен в школе, где, как известно, больше женщин-педагогов, чем мужчин. Поскольку женщины более восприимчивы к пропаганде, наши школы с девяностых годов «окучивают» сектанты. Вообще, в педагогику надо больше привлекать уверенных в себе состоявшихся мужчин. Учащиеся бывают разные: есть много мальчиков и девочек, юношей и девушек, кто из неполных семей, и кто нуждается в твердой заботливой руке отца. В семидесятых — начале восьмидесятых годов, когда я учился в школе, наши военруки, физруки и трудовики играли особую роль, на фоне преимущественно женского учительского коллектива. В советские годы эти учителя- мужчины приходили на работу в школу, не будучи педагогами по диплому. Начальную военную подготовку вел офицер, учителем труда был рабочий высокой квалификации, физкультуру вел спортсмен. Они играли в школьном коллективе позитивную роль.? читать продолжение новости ?
Однако физрук или военрук вряд ли сведущ в кризисной психологии или духовных вопросах…
Разумеется. Я бы обратил внимание на приглашение в школу профессиональных психологов, священнослужителей традиционных для России религий и конфессий. Стоит подумать об организации в старших классах мероприятий, посвященных тому, какое место в жизни найдет завтра нынешний старшеклассник, как он себя видит в жизни своей страны. Надо заново научиться прививать школьникам патриотизм, гуманистические ценности, самопожертвование. Надо больше неформальных бесед на самые разные, близкие подрастающему поколению темы. Может быть, в формате ток-шоу или киноклубов, бесед с известными представителями разных сфер — от науки до современного искусства.
Надо вспомнить, что школа -это второй дом для ребенка, а не поставщик образовательных услуг. К сожалению, сейчас учитель общается с детьми только в рамках учебного процесса. Внутренняя жизнь школьника педагогам неизвестна, между педагогами и учениками — психологический вакуум. Об этом мне говорили многие директора школ. У меня лично возникла идея: обсудить керченские события, духовную трагедию Владислава Рослякова в одной из школ Москвы. Хочу туда пригласить известных опытных людей, чтобы ученики этих людей услышали.
Школьники, в том числе и проблемные, как правило живут с родителями или другими старшими родственниками. А как быть с другой группой риска — вчерашними школьниками, студентами техникумов, колледжей и младших курсов вузов? Многие из них иногородние, предоставлены самим себе, и потому часто оказываются жертвами деструктивных культов.
Родители порой сами не в курсе внутренней жизни детей и подростков. Сейчас время сплошных ипотек и потребительских кредитов — родители все больше времени проводят на работе. А когда они дома, то не ждите близких контактов родителей и детей. Все подростки в той или иной мере скрытные. В определенном возрасте для них авторитет не папа и мама, а «другой взрослый» — не являющийся им родственником человек старше их, на которого они равняются и которому доверяют свои тайны. В лучшем случае, доверительный разговор отца с сыном, матери с дочерью получается не чаще одного-двух раз в неделю. И он не всегда приводит к взаимному согласию.
В случае со школьниками тяжесть духовно-просветительской работы ложится на школу. Как это должно выглядеть в идеальном варианте, я уже описал. А со студентами, в том числе и иногородними, нужно делать то же самое. Большинство студентов младших курсов по возрасту вчерашние школьники, учащиеся техникумов и колледжей — те же старшеклассники. Чтобы должным образом завоевать их доверие и направить их жизнь в конструктивное русло, не надо изобретать велосипед. Очень хорошо было бы делать что-то хорошее, созидающее в общежитиях. Способов это сделать много, а сведется все к одному — обсуждению волнующих «общежитского» студента вопросов, в том числе, и личного характера. Для нацеленности на созидание, на расстановку патриотических психологических акцентов — всего, чего ждет от молодежи государство, 18–19- летнему «общежиту» нужна достаточная мотивация. Мотивация из- под палки не рождается, ее нужно пробудить. В этом случае как раз могло бы помочь присутствие тех самых педагогов- превентологов, желательно, опытных в воспитании молодежи отставных офицеров. Тут нужны и психологи. Воспитательный элемент, элемент общения быть должен. Ведь если вуз теперь это поставщик образовательных услуг, то вузовское общежитие стало местом, где только едят, готовятся к занятиям и спят. В советские годы был неплохой опыт с воспитателями в общежитиях. Их планировали как старших наставников, медиаторов для разрешения конфликтных ситуаций, которыми любая общага изобилует. Но, как и многое хорошее советское, опыт с воспитателями провалился из-за формального подхода. К общежитскому воспитателю относились как к стукачу, над ним смеялись, его не уважали. Действительно, часто в воспитатели назначали не подходящих для этой роли карьеристов из комсомола. А каждый комсорг к середине- концу горбачевской перестройки четко воспринимался как карьерист с двойной моралью. А потом и воспитателей ликвидировали. Их функции возложили на комендантов — женщин со смешными зарплатами, тяжелой работой и, как правило, не самой счастливой личной жизнью. Ни один комендант не будет следить за каждым студентом: ему это не надо, денег за это не платят. Студенты в общежитиях предоставлены самим себе, разобщены, поэтому находятся в зоне психологического риска и легко могут стать жертвами деструктивных организаций и течений.
В советские годы тоже не идеализировали предлагаемых воспитательных подходов. В партии и в комсомоле видели: за каждым человеком с воспитательными целями не побегаешь, а если добежишь, то, может быть, и зря бегал. Но там же и понимали, что «бегать» и воспитывать надо. В каком- то случае не получится, а в каком- то будет успех. Главное — не имитировать работу и стараться. Если бы за Владиславом Росляковым и его семьей как следует «бегали», то Владислав не совершил бы массового убийства и не покончил с собой. Можно и не бегать за проблемной молодежью, но предлагать ей что-то надо. Опыт неформального общения и совет опытного человека молодежи точно не повредит. Гарантии никто не даст, но пытаться надо.
А как надо «бегать» за жертвой тоталитарной религиозной секты? Можно ли побороть духовный недуг одними лишь светскими средствами?
Посылать в каждое учебное заведение бригаду специального антисектантского назначения уж точно не нужно. Это вызовет только лишний интерес к сектам. Когда мне было 12–13 лет, мы — советские пионеры, зачитывались журналом «Атеистические чтения», который общество «Знание» выпускало для воспитания молодежи в духе научного атеизма. То, что там писалось про секты, у советского пионера вызывало больше интереса к сектам, чем отвращения к ним.
К счастью, сектантов и бывших сектантов у нас не так много, как было в девяностых годах. Общество приобрело иммунитет к таким вещам. Какие-то духовные сдвиги и отклонения можно предупредить светскими средствами. Если у молодого человека полностью заняты мозги, тело и душа, он знает, чего хочет — в секту он вряд ли попадет. Люди, которые только-только порвали с сектой, находятся в состоянии духовного вакуума, тупика. Старое мировоззрение рухнуло, нового человек еще не приобрел, и он не знает, куда себя деть, зачем дальше жить. Разумеется, его можно излечить положительной духовностью — обретением себя в православии, исламе или другой традиционной для его народа религии. «Свидетели Иеговы» и другие деструктивные течения изолируют своих адептов от общества. Свои добрые плоды в реабилитации приносит ресоциализация — постепенное вовлечение человека в общественно- полезные дела, которые дают ему ощущение морального удовлетворения, помогают ему найти себя в обществе. Хорошо поможет здесь присутствие опытного человека, который станет старшим другом и наставником. Но универсального рецепта, панацеи на все клинические случаи, все равно нет и не предвидится. Всегда и везде будут попадаться внутренне замкнутые люди с серьезными жизненными проблемами, которые бегут от своих проблем в мир интернета, социальных сетей и компьютерных игр.
Беседовал Артур Приймак