СМИ

На вопрос о возможности встречи президентов РФ и США Владимира Путина и Дональда Трампа, пресс-секретарь главы российского государства Дмитрий Песков как минимум трижды за полтора года отвечал, что саммит состоится тогда и только тогда, когда обретет «субстантивность» — наполненность содержанием, выход на конкретные решения.
Часть экспертов пренебрегает этим «предварительным условием» России, лейтмотив их прогнозов по результатам встречи двух лидеров в Хельсинки 16 июля осторожен: со стороны Трампа в преддверие промежуточных выборов в Конгресс этот саммит не более чем еще одна пиар-акция после саммита с Ким Чен Ыном в Сингапуре. Со стороны Путина — готовность использовать любую возможность, чтобы выйти из изоляции. Впрочем, в профессиональной среде в последние месяцы и особенно недели упоминание об «изоляции» стало чем-то неприличным. Другая часть экспертов благоразумно отмалчивается, т. е., по сути, присоединилась к первой.
Между тем, президент РФ дал ясно понять, что в российско-американских отношениях «встреч ради встреч» не будет. Это случилось в ходе визита группы американских конгрессменов в Санкт-Петербург и Москву 2 — 5 июня. А именно — 3 июня, когда стало ясно, что Путин встречаться с конгрессменами не намерен. Пикантность ситуации в том, что о желательности встречи публично заявили сами гости. Такие заявления спонтанно не делаются, а пожелания американских законодателей в так называемом «цивилизованном мире» игнорировать не принято. Тем более видных членов Сената, из внешнеполитических комитетов, да еще и от партии большинства и президента.
Можно гадать, переоценили ли конгрессмены свое обаяние или их дезориентировали ложными сигналами (например, в Россию «в качестве жеста доброй воли» впустили сенатора из российского «черного списка»), но политики подставились. Пощечина прозвучала оглушительно. Конгрессменам осталось рассказывать в интервью, что они «так и знали» и что на встрече с Путиным собирались высказать ему всё, что думают о политике России, а он, видимо, как бывший агент КГБ, об этом догадался. Наконец, осталось обвинять Россию в отсутствии «политической философии».
Возможно, такого развития можно было избежать. Вдруг, при иной линии поведения с сенаторами, они, вернувшись в Вашингтон, предложили бы коллегам отменить санкции против России? Но, как показывает анализ американской «политической философии», выраженная готовность искать взаимопонимание с американскими политиками только укрепляет их в верности постулата: «Пункт первый: Америка всегда права. Пункт второй: если Америка не права, смотри пункт первый». Отсюда жестокий вывод: никакие договоренности (от слова «договариваться») с США не будут достигнуты без разрушения данного постулата. Пусть даже такой подход сорвет десять переговоров. Одиннадцатые станут действительно переговорами.
Еще один признак нацеленности Кремля на серьезный разговор в Хельсинки — принимаемые в «рабочем режиме» ответные меры России на недружественные действия США. Напомним, когда в самом конце декабря 2016 года, за три недели до ухода из Белого Дома Барак Обама выслал из США большую группу российских дипломатов, Россия поставила ответные меры «на паузу». Трамп решение предшественника не отменил (и это, кстати, просчитывалось). Когда же Москва, не дождавшись от Вашингтона благоразумия, через полгода выслала американских дипломатов, это было воспринято в США (деланно, но тем не менее) как… «неспровоцированная акция», которая повлекла «ответные действия».
Поэтому теперь «дружба дружбой, а драка по расписанию». 4 июня президент РФ подписал закон о контрсанкциях («О мерах воздействия на недружественные действия США и иных государств»). 29 июня Россия подала иск в ВТО, обжаловав дополнительные пошлины Вашингтона на сталь и алюминий. 6 июля, за 10 дней до саммита премьер-министр Дмитрий Медведев подписал распоряжение о введении дополнительных пошлин на импорт товаров из США.
Да, приятнее было бы верить в то, что Путин наполняет свою чашу весов, чтобы через несколько дней вместе с Трампом обнулить обе. Но последнее почти исключено. Что тогда?
Сразу оговоримся, предположения о некой «Большой сделке» — большом размене: «Сирии на Украину», «Ирана на „Северный поток-2“» и т. п. почти бессмысленны. Каждый кейс — самостоятельная и сложная конструкция, со своими рычагами и противовесами, над ним долго работают десятки людей. Невозможно, когда всё притерто и согласовано, «обменять» условно сирийский город на батарею ПРО в Польше. При этом стороны и внутри кейса друг другу ничего не уступают: искусство дипломатии состоит в умении найти сферы, продвижение в которых выгодно обеим сторонам. Только это и ничего более. Забегая вперед: мощное иранское влияние в Сирии невыгодно США и (напишем «не» раздельно): не выгодно России после завершения активной фазы военных действий. Значит, здесь возможны договоренности. Детали ниже.
Трамп создает себе образ «импрессиониста», пишущего щедрыми мазками, но эта склонность к эффектам скорее вредит действительно большим шагам. После замечательной Сингапурской декларации Майкл Помпео прилетает в Пхеньян уже с ее «наполнением», северокорейский МИД называет предложения Вашингтона «угрозой для денуклеаризации» полуострова, а Ким Чен Ын вместо встречи с госсекретарем США отправляется инспектировать картофельную ферму.
Можно не сомневаться, что российская дипломатия готова и к такому «стилю», «стилю Трампа». Мы не узнаем, о чем будут говорить два лидера за закрытыми дверями, но мы увидим итоговую пресс-конференцию. Либо Трамп будет проводить ее в одиночестве, как в Сингапуре, «раскидывая мазки» и рассказывая, какой чудесный фильм он показал визави на своем планшете и как тот был впечатлен роликом. И тогда смех и критика в США после встречи с Кимом покажутся цветочками. Либо ему в присутствии Путина придется говорить «субстантивно», называя конкретные договоренности и хотя бы параметры дорожных карт. А это уже чужой стиль. Который для Трампа не слишком комфортен. Но принять который очевидно придется.
Начнем с заявленной выше Сирии. «Поддержка умеренной оппозиции», уход президента Башара Асада, межсирийские переговоры в Женеве, да и в Астане — всё это снято с повестки дня. Единственная задача Трампа сегодня — обеспечение безопасности Израиля. В первую очередь через вытеснение Ирана из Сирии. Не может быть и речи о том, чтобы Россия каким либо образом оказала США прямую поддержку в этом начинании. Но несколько заявлений Трампа о желании вывести «отважных американских мужчин и женщин» из Сирии это сигнал о том, какую цену готовы заплатить США за вывод иранских формирований и ливанской Хезболлы.
Вероятно для того, чтобы немного сбить пафос Трампа по поводу «вывода мужчин и женщин», Кремль дали понять, что ничего «революционного» в этом не видит. 28 июня на встрече с выпускниками военных вузов в Кремле президент сообщил, что за последние дни из Сирии были выведены 1140 военнослужащих 13 самолетов, и 14 вертолетов. Да, наблюдатели тут же отметили, что это уже четвертый вывод российских войск. Можно даже вспомнить тонкий ответ Асада на вопрос о выводе российского контингента еще в апреле 2016 года: «Владимир Путин вывел войска из Сирии, чтобы освободить Пальмиру», но это детали.
Остатки «умеренной оппозиции» вместе с «уголком ИГИЛ» на стыке границ Сирии, Иордании и подконтрольных Израилю Голанских высот будут разоружены или уничтожены в ближайшие дни. Оппозиции Асаду южнее зоны Идлиб и западнее Евфрата больше нет. Война продолжится в виде имеющих место сегодня атак на сирийскую армию неких подразделений, закамуфлированных под ИГИЛ, и атак на американские войска к востоку от Евфрата подразделений, называющих себя партизанским движением. До тех пор, пока не будет найдено политическое решение.
На наш взгляд, возможны несколько вариантов формулировок сирийского пункта в будущем совместном заявлении. Например, о «необходимости вывода всех иностранных войск и формирований», а уже на уровне дорожной карты «первыми на выход» будут названы Иран (с Хезболлой) и США. Второй вариант — наделение России и Турции функциями гарантов мира в Сирии, т. е. здесь будет важно, кто не назван: США и Иран. Третий вариант, возможен в расширение второго и наиболее благоприятен для России — вывод из Сирии в обозримой перспективе всех иностранных войск, кроме тех, которые находятся на территории арабской республики в соответствии с двусторонними соглашениями.
Вряд ли Иран будет активно сопротивляться такому решению. Иранскому руководству сегодня не до наступления, ни на Израиль, ни на Саудовскую Аравию. Нужна передышка для подготовки к новому раунду экономического давления в связи с отказом США от ядерной сделки. В то же время Москва может дать Тегерану твердые гарантии блокирования в Совбезе ООН антииранских проектов резолюций и некоторые меры экономической поддержки: прямой, недолларовый, «натуральный» обмен «нефть в обмен на товары».
Второй кейс — Украина. В совместном заявлении точно не будет упоминания о дискуссиях по антироссийским санкциям. Упоминать нечего, официально дискуссий не будет. В течение четырех лет российская сторона говорила и повторяла, что принципиально не собирается обсуждать условия или дорожные карты отмены или ослабления незаконных рестрикционных мер против России. Россия принимает только отказ Запада от неразумной политики.
А положение, которое точно будет внесено в совместную декларацию, это призыв к неукоснительному выполнению Минских соглашений. Будем надеяться, что Путину удастся добиться от Трампа признания, что он (американская сторона, коллективный Запад в целом) понимает то, что доступно пониманию пятилетнего ребенка. Сторонами конфликта в Минске-2 названы «украинские войска» и «вооруженные формирования отдельных районов Донецкой и Луганской областей Украины» (ВФ ОРДЛО). Не «незаконные», не «сепаратистские», не «пророссийские», а именно «областей Украины» — одна из двух сторон внутреннего конфликта.
Миссия миротворцев ООН в качестве усиления (охраны) миссии ОБСЕ с трудом, но вмещается в Минский формат. Вмещается и сеть постов миротворцев ООН по обе стороны линии соприкосновения сторон, т. е. вдоль рутинных маршрутов инспекторов ОБСЕ. Всё с той же целью обеспечения их безопасности. В то время, как любая миссия ООН с собственным мандатом обеспечения безопасности (в данном случае, как настаивает Киев, на всей территории ОРДЛО — ЛДНР) подразумевает разоружение всех остальных формирований в зоне ее ответственности, т. е. разоружение ВФ ОРДЛО — Народной Милиции ЛДНР. А это уже прямое нарушение, т. е. уничтожение Минских соглашений (см. положение о двух сторонах конфликта).
Указание в совместном заявлении именно на такое понимание Минских соглашений, в соответствии с их духом и буквой, вместо дежурного упоминания, стало бы настоящим прорывом в обеспечении устойчивого перемирия в Донбассе и переходом к политической части урегулирования.
Признанием геостратегических реалий стало бы и любое, косвенное, методом исключения проведение границы (предельно примитивно) между «Европой» и Украиной. Например, разнесением по разным абзацам двух тем. Первая — стремление сторон к обеспечению безопасности «европейского сообщества» (назвать его прямо «Евросоюзом» вряд ли возможно). Вторая — призыв сторон к имплементации Минских соглашений. Разумеется, без связующего: «В том числе…».
Кейс по Корейскому полуострову малозначим. Здесь главный игрок на стороне Пхеньяна — Пекин. Поэтому Москва может позволить себе согласиться на некоторые формулировки, приятные Вашингтону. Не выходящие, однако, за рамки позиции, согласованной с Пхеньяном и Пекином: ядерное разоружение КНДР должно не предшествовать ответным шагам США, а сопровождаться общим ослаблением напряженности вокруг полуострова, т. е. сокращением американского присутствия в регионе и постепенной отменой санкций против КНДР.
Наконец, самый деликатный кейс — «вмешательство в выборы и пагубная деятельность». К счастью, так случилось, что, почти накануне встречи Трампа и Путина директор института международных исследований Стэнфордского университета, посол США в Москве в 2012 — 2014 годах Майкл Макфол опубликовал книгу мемуаров «От холодной войны до горячего мира: американский посол в путинской России», в которой рассказал о целях своей деятельности в Москве. Рассказал откровенно, без малейших сомнений, поскольку считает, что его действия были не «вмешательством», а попыткой действовать на «правильной стороне истории». Одно из американских изданий даже назвало его «крестоносцем во имя свободы и демократии». Макфол пишет, что он «с энтузиазмом бросился в центр российского демократического движения в качестве инструктора, тренера, советника и организатора». И до, и после Макфола такого, «написанного пером», тонны.
Поэтому поставить точку (условную, дипломатическую) в деле о «вмешательстве в выборы и пагубной деятельности» может пункт совместного заявления о взаимном (именно взаимном) обязательстве воздерживаться от такой враждебной деятельности.
Это минимум. Что-то подсказывает, что от саммита можно ждать и большего.
Альберт Акопян (Урумов)