Экс-боец «Беркута»: Мы до последнего не думали, что дело закончится войной - «Новости Дня»

  • 03:00, 18-июл-2018
  • Новости дня / ДНР и ЛНР
  • Nash
  • 0

Денис Запорожец — бывший «беркутовец», участвовавший в событиях на «майдане». После переворота на Украине он подал рапорт об отставке и уехал на Донбасс, предварительно позаботившись о безопасности родных — маму, жену и маленького сына он перевез из родного Днепропетровска в небольшое село — подальше от преследований, которым подвергались в то время семьи противников переворота. Денис не понимал майданного националистического «патриотизма», к которому принуждают коктейлями Молотова и битами, поэтому решил, что его место — среди ополчения. Он воевал в ЛНР, куда пришел следом за своим другом. В 2015 году Денису поставили страшный диагноз — рак. Еще два года он чувствовал себя здоровым, совмещая военную службу с лечением в луганской онкологии, но за это время болезнь прогрессировала с третьей стадии до четвертой. В 2017 году он все больше проводил времени на больничной койке, что и заставило Дениса покинуть службу. О его болезни знали только самые близкие люди, но поделать ничего не могли. Однако в какой-то момент о недуге Дениса узнала его бывшая сослуживица Анастасия Коновалова, которая вместе с супругом-журналистом жила некоторое время в ЛНР. Настя в одиночку, не имея никаких информационных ресурсов за спиной, начала кампанию по сбору средств для лечения своего товарища. Денис переехал в Донецк, где врачи начали вести борьбу за его здоровье, которая принесла свои результаты — он пошел на поправку. Единственная проблема — деньги, которых ни у Дениса, ни у его родственников нет. Лчение его заболевания, название которого официально звучит как «лимфогранулематоз смешанно-клеточный с повреждением костного мозга 4-ая В-стадия» обходится очень дорого, и даже для многих работающих людей неподъемно. Только один флакон адцетриса для капельницы стоит более 100 тысяч рублей, на один курс химии нужно три ампулы, а таких курсов может потребоваться около восьми. Пока что задача-минимум — собрать средства на четвертый курс. После этого Денис пройдет анализы, и уже тогда врачи решат, нужны ли последуюшие курсы, или Дениса уже можно будет отправлять на пересадку костного мозга. Пересадка костного мозга, которая стоит около четырех миллионов — другая история. Пока что требуется закончить химиотерапию, на четвертый курс которой сейчас объявлены сборы. Как известно, дорогу осилит идущий. И это показывает история Дениса, когда люди без участия известных фондов сообща смогли собрать около миллиона рублей на предыдущие этапы лечения (три курса химии, анализы, в том числе поездка в Санкт-Петербург для типирования клеток костного мозга матери Дениса и определения, подходит ли она в качестве донора). Я познакомилась с Денисом в палате Института неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака, где он лежит в онкогематологическом отделении. Мы поговорили о его «беркутовском» прошлом, «майдане», на котором он был по другую сторону баррикад с протестующими и о войне на Донбассе.
Денис, расскажи, как ты попал в «Беркут»?
Я всегда был человеком спортивным, занимался боксом, затем академической греблей. Неудивительно, что я сразу попал в спецназ. Меня отправили на срочную службу в Золочев, во Львоскую сержантскую учебку. Там я был в Шестой роте спецназа, потом меня отправили в Запорожье, где я служил в мобильном полку спецназначения «Гепард». После армии товарищ из «Беркута» предложил мне присоединиться к ним. В «Беркуте» я занимался тренировками, патрульной службой. Ездил на вызовы и задержания.
Вы же были на «майдане». Поделитесь впечатлениями?
На «майдане» я находился в самой гуще событий. Расстояние между нами и «красавцами» — майдановцами было около 50 метров. Вначале все выглядело довольно спокойно, а потом нас начали дергать за хвост — из толпы выскакивали провокаторы с дубинками, коктейлями Молотова, добивались от нас реакции.
Не возникало ощущения, что специально злили?
Конечно, возникало. Там явно выделялись организаторы и манипуляторы, которые раскачивали ситуацию, а у толпы уже срабатывал стадный рефлекс. Правда, мы до последнего не думали, что дело закончится переворотом и войной.


Как Вы попали на Донбасс?
После того, как началась стрельба на «майдане», наш командир Андрей Ткаченко не мог понять, что делать. Среди наших парней уже были раненые. А он gытался дозвониться, и не мог. Все уже посваливали, видимо. Мы тогда собрались, погрузились в автобус и поехали на базу к киевскому «Беркуту». Туда начали подтягиваться правосеки («Правый сектор» — запрещенная в России организация), «майдановцы», чтобы захватить базу. Нам автоматы выдали тогда на всякий случай. Ну, а что делать? Там уже анархия полная наступила, они пришли с ружьями, с коктейлями Молотова. Потом мы уехали домой, в Днепропетровск, провели переаттестацию — ротацию. Половина парней сразу, как вернулись, рапорты написала на увольнение. Ткаченко тогда вообще в розыск объявили.
После я увез семью подальше от города, в село. Тогда на наши семьи начались облавы. Я волновался за маму, за сына, за свою бывшую жену. Пробыл там полтора месяца, и когда все успокоилось, приехал сюда. Это произошло уже в конце лета 2014 года. Я хотел защитить мирный народ, и не понимал того агрессивного «патриотизма», который увидел на «майдане» и который в итоге привел к войне. Там люди даже на работу не могли нормально доехать, их ловили и требовали защищать «свободную Украину»: «А, не хочешь, тогда ты не патриот!». Чуть ли не морду били из-за того, что люди не хотели идти на «майдан». Был случай, когда знакомые мужики вечером просто возвращались с работы, к ним подошла группа, откуда крикнули «Слава Укране!», ожидая ответа. Они беззлобно пошутили, не поддержав лозунга. В итоге у двоих — ножевые ранения, у одного разбита голова, а четвертый едва успел добежать до райотдела…
В Днепропетровске что происходило в то время?
Еще с 2012 года я начал замечать, к нам и в центральные города стали завозить западенцев. Они за это время обосновались и привыкли. Так что почва была подготовлена заранее.
Расскажите о донбасском периоде жизни.
Я приехал сюда к товарищу, он уже служил в ЛНР. Пришел в КГБ, рассказал про себя, попросился на боевые. Но вначале меня направили охранять динамитные склады, потом уже попал на передовую в районе Счастья, в разведку и заодно пулеметчиком. Я ведь еще по украинском военнику был младшим инструктором разведки. На Счастье противник стоял от нас в 600 метрах. Нас тогда было человек 9, а против нас с одной стороны всушники, с другой — айдаровцы.
Можете рассказать какой-нибудь случай, который больше всего запомнился во время войны?
На секретку нарвались однажды, где «глаза» сидят. Зимой вышли в разведку. «Саушка» ездила, и мы хотели посмотреть, где она, чтобы дать корректировку для нашей «арты». В этом районе было какое-то подсобное хозяйство, от которого остались одни развалины. Мы могли пройти либо по посадке, рискуя нарваться на мины или растяжки, либо по развалинам. Ну аккуратненько боком прошли по заледеневшим развалинам, и вдруг прямо передо мной началась полоса обстрела. Когда уходили, все колени себе понабивали об этот лед. Просидели в развалинах несколько часов на морозе, потом двое наших товарищей пошли первыми, а мы с «Саидом «(мой товарищ) остались на прикрытии. Я — пулеметчик, он — гранатометчик, последними уходили. Нас и с АГС пытались, достать, и посадку обстреливали из танка. Но координаты той «саушки» мы все же дали.
Сколько воевали всего?
В 2017 году я подолгу начал стал лежать в больницах, проходил курсы лечения в онкологическом диспансере. Мне сказали — «если 26 ноября не выйдешь на службу, мы тебя уволим». Так и не знаю, уволили или нет. У меня выбора не оставалось, мне нужно было лечиться, да и болезнь уже начала давать о себе знать. Впервые диагноз мне поставили в середине 2015 года, и пока лечился, болезнь с третьей перешла на четвертую стадию. А так все это время на протяжении нескольких лет я приезжал в диспансер на процедуры, меня прокапали, и я снова ехал на службу.
Как Вы восприняли готовность незнакомых людей помогать Вам?
Приятно было очень! Я всегда рассчитывал только на себя, и даже никому не хотел говорить о своей болячке. Настя случайно через знакомых узнала и вызвалась помочь. Самому мне было стыдно кого-то нагружать своими проблемами. И я искренне благодарен тем, кто помогает мне.
Беседовала Кристина Мельникова, Донецк
Актуальная информация и сборы помощи для Дениса осуществляются в единственной группе https://vk.com/club162266540, проверенной администрацией социальной сети «ВКонтакте» (администрация ВК запросила документы, которые ей были предоставлены Анастасией Коноваловой). Вы тоже можете помочь Денису. Реквизиты карты Сбербанка: 4276 3700 1249 9923 или по номеру телефона +7 926 963 90 67

Денис Запорожец — бывший «беркутовец», участвовавший в событиях на «майдане». После переворота на Украине он подал рапорт об отставке и уехал на Донбасс, предварительно позаботившись о безопасности родных — маму, жену и маленького сына он перевез из родного Днепропетровска в небольшое село — подальше от преследований, которым подвергались в то время семьи противников переворота. Денис не понимал майданного националистического «патриотизма», к которому принуждают коктейлями Молотова и битами, поэтому решил, что его место — среди ополчения. Он воевал в ЛНР, куда пришел следом за своим другом. В 2015 году Денису поставили страшный диагноз — рак. Еще два года он чувствовал себя здоровым, совмещая военную службу с лечением в луганской онкологии, но за это время болезнь прогрессировала с третьей стадии до четвертой. В 2017 году он все больше проводил времени на больничной койке, что и заставило Дениса покинуть службу. О его болезни знали только самые близкие люди, но поделать ничего не могли. Однако в какой-то момент о недуге Дениса узнала его бывшая сослуживица Анастасия Коновалова, которая вместе с супругом-журналистом жила некоторое время в ЛНР. Настя в одиночку, не имея никаких информационных ресурсов за спиной, начала кампанию по сбору средств для лечения своего товарища. Денис переехал в Донецк, где врачи начали вести борьбу за его здоровье, которая принесла свои результаты — он пошел на поправку. Единственная проблема — деньги, которых ни у Дениса, ни у его родственников нет. Лчение его заболевания, название которого официально звучит как «лимфогранулематоз смешанно-клеточный с повреждением костного мозга 4-ая В-стадия» обходится очень дорого, и даже для многих работающих людей неподъемно. Только один флакон адцетриса для капельницы стоит более 100 тысяч рублей, на один курс химии нужно три ампулы, а таких курсов может потребоваться около восьми. Пока что задача-минимум — собрать средства на четвертый курс. После этого Денис пройдет анализы, и уже тогда врачи решат, нужны ли последуюшие курсы, или Дениса уже можно будет отправлять на пересадку костного мозга. Пересадка костного мозга, которая стоит около четырех миллионов — другая история. Пока что требуется закончить химиотерапию, на четвертый курс которой сейчас объявлены сборы. Как известно, дорогу осилит идущий. И это показывает история Дениса, когда люди без участия известных фондов сообща смогли собрать около миллиона рублей на предыдущие этапы лечения (три курса химии, анализы, в том числе поездка в Санкт-Петербург для типирования клеток костного мозга матери Дениса и определения, подходит ли она в качестве донора). Я познакомилась с Денисом в палате Института неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака, где он лежит в онкогематологическом отделении. Мы поговорили о его «беркутовском» прошлом, «майдане», на котором он был по другую сторону баррикад с протестующими и о войне на Донбассе. Денис, расскажи, как ты попал в «Беркут»? Я всегда был человеком спортивным, занимался боксом, затем академической греблей. Неудивительно, что я сразу попал в спецназ. Меня отправили на срочную службу в Золочев, во Львоскую сержантскую учебку. Там я был в Шестой роте спецназа, потом меня отправили в Запорожье, где я служил в мобильном полку спецназначения «Гепард». После армии товарищ из «Беркута» предложил мне присоединиться к ним. В «Беркуте» я занимался тренировками, патрульной службой. Ездил на вызовы и задержания. Вы же были на «майдане». Поделитесь впечатлениями? На «майдане» я находился в самой гуще событий. Расстояние между нами и «красавцами» — майдановцами было около 50 метров. Вначале все выглядело довольно спокойно, а потом нас начали дергать за хвост — из толпы выскакивали провокаторы с дубинками, коктейлями Молотова, добивались от нас реакции. Не возникало ощущения, что специально злили? Конечно, возникало. Там явно выделялись организаторы и манипуляторы, которые раскачивали ситуацию, а у толпы уже срабатывал стадный рефлекс. Правда, мы до последнего не думали, что дело закончится переворотом и войной. Как Вы попали на Донбасс? После того, как началась стрельба на «майдане», наш командир Андрей Ткаченко не мог понять, что делать. Среди наших парней уже были раненые. А он gытался дозвониться, и не мог. Все уже посваливали, видимо. Мы тогда собрались, погрузились в автобус и поехали на базу к киевскому «Беркуту». Туда начали подтягиваться правосеки («Правый сектор» — запрещенная в России организация), «майдановцы», чтобы захватить базу. Нам автоматы выдали тогда на всякий случай. Ну, а что делать? Там уже анархия полная наступила, они пришли с ружьями, с коктейлями Молотова. Потом мы уехали домой, в Днепропетровск, провели переаттестацию — ротацию. Половина парней сразу, как вернулись, рапорты написала на увольнение. Ткаченко тогда вообще в розыск объявили. После я увез семью подальше от города, в село. Тогда на наши семьи начались облавы. Я волновался за маму, за сына, за свою бывшую жену. Пробыл там полтора месяца, и когда все успокоилось, приехал сюда. Это произошло уже в конце лета 2014 года. Я хотел защитить мирный народ, и не понимал того агрессивного «патриотизма», который увидел на «майдане» и который в итоге привел к войне. Там люди даже на работу не могли нормально доехать, их ловили и требовали защищать «свободную Украину»: «А, не хочешь, тогда ты не патриот!». Чуть ли не морду били из-за того, что люди не хотели идти на «майдан». Был случай, когда знакомые мужики вечером просто возвращались с работы, к ним подошла группа, откуда крикнули «Слава Укране!», ожидая ответа. Они беззлобно пошутили, не поддержав лозунга. В итоге у двоих — ножевые ранения, у одного разбита голова, а четвертый едва успел добежать до райотдела… В Днепропетровске что происходило в то время? Еще с 2012 года я начал замечать, к нам и в центральные города стали завозить западенцев. Они за это время обосновались и привыкли. Так что почва была подготовлена заранее. Расскажите о донбасском периоде жизни. Я приехал сюда к товарищу, он уже служил в ЛНР. Пришел в КГБ, рассказал про себя, попросился на боевые. Но вначале меня направили охранять динамитные склады, потом уже попал на передовую в районе Счастья, в разведку и заодно пулеметчиком. Я ведь еще по украинском военнику был младшим инструктором разведки. На Счастье противник стоял от нас в 600 метрах. Нас тогда было человек 9, а против нас с одной стороны всушники, с другой — айдаровцы. Можете рассказать какой-нибудь случай, который больше всего запомнился во время войны? На секретку нарвались однажды, где «глаза» сидят. Зимой вышли в разведку. «Саушка» ездила, и мы хотели посмотреть, где она, чтобы дать корректировку для нашей «арты». В этом районе было какое-то подсобное хозяйство, от которого остались одни развалины. Мы могли пройти либо по посадке, рискуя нарваться на мины или растяжки, либо по развалинам. Ну аккуратненько боком прошли по заледеневшим развалинам, и вдруг прямо передо мной началась полоса обстрела. Когда уходили, все колени себе понабивали об этот лед. Просидели в развалинах несколько часов на морозе, потом двое наших товарищей пошли первыми, а мы с «Саидом «(мой товарищ) остались на прикрытии. Я — пулеметчик, он — гранатометчик, последними уходили. Нас и с АГС пытались, достать, и посадку обстреливали из танка. Но координаты той «саушки» мы все же дали. Сколько воевали всего? В 2017 году я подолгу начал стал лежать в больницах, проходил курсы лечения в онкологическом диспансере. Мне сказали — «если 26 ноября не выйдешь на службу, мы тебя уволим». Так и не знаю, уволили или нет. У меня выбора не оставалось, мне нужно было лечиться, да и болезнь уже начала давать о себе знать. Впервые диагноз мне поставили в середине 2015 года, и пока лечился, болезнь с третьей перешла на четвертую стадию. А так все это время на протяжении нескольких лет я приезжал в диспансер на процедуры, меня прокапали, и я снова ехал на службу. Как Вы восприняли готовность незнакомых людей помогать Вам? Приятно было очень! Я всегда рассчитывал только на себя, и даже никому не хотел говорить о своей болячке. Настя случайно через знакомых узнала и вызвалась помочь. Самому мне было стыдно кого-то нагружать своими проблемами. И я искренне благодарен тем, кто помогает мне. Беседовала Кристина Мельникова, Донецк Актуальная информация и сборы помощи для Дениса осуществляются в единственной группе https://vk.com/club162266540, проверенной администрацией социальной сети «ВКонтакте» (администрация ВК запросила документы, которые ей были предоставлены Анастасией Коноваловой). Вы тоже можете помочь Денису. Реквизиты карты Сбербанка: 4276 3700 1249 9923 или по номеру телефона 7 926 963 90 67


Рекомендуем


Комментарии (0)




Уважаемый посетитель нашего сайта!
Комментарии к данной записи отсутсвуют. Вы можете стать первым!