СМИ

© AP Photo, Xinhua, Li GangКомментируя проведение таджикско-китайских военных учений, автор развенчивает миф о том, что они якобы стали свидетельством обострения конкуренции между Пекином и Москвой в центральноазиатском регионе. Действительно, Китай демонстрирует более активное присутствие в сфере безопасности, например, в Таджикистане. Однако свои шаги Пекин предварительно согласовывает с Москвой.В конце июля в Горно-Бадахшанской автономной области (ГБАО) Таджикистана пройдут очередные, третьи по счету с 2015 года, совместные учения таджикских и китайских военных. Как сообщают официальные таджикские и китайские источники, участие в них примут таджикский десантный батальон и рота Народно-освободительной армии Китая. Однако, кроме этих сил на период учений в ГБАО будут задействованы авиация, бронетехника и артиллерия. Сценарий предполагается стандартный. На первом этапе будут отработаны задачи подготовки антитеррористической операции, на втором — проведение боевых действий по захвату и ликвидации условных террористических групп, вторгшихся в граничащий с Афганистаном Ишкашимский район таджикского Горного Бадахшана. Кстати, аналогичные китайско-таджикские учения — в которых было задействовано около десяти тысяч военнослужащих — проводились в этом же районе в октябре 2016 года. А годом ранее, в июне 2015 года, 250 бойцов таджикского ОМОН и министерства общественной безопасности Китая, спецназовцы двух стран здесь же отрабатывали атаку условных террористов, прорвавшихся из Афганистана. Еще пару лет назад в отношении постсоветской территории Центральной Азии существовало негласное соглашение между Москвой и Пекином — Россия обеспечивает военно-политическую стабильность региона, КНР «осваивает» экономику центральноазиатских государств, в первую очередь тех, кто по целому ряду причин относится к «слабым звеньям» — Таджикистана и Киргизии. Судя по всему, ситуация начинает меняться, и Китай все активнее начинает присутствовать в сфере безопасности того же Таджикистана. Естественно — предварительно согласовав этот вопрос с Москвой и, разумеется, получив ее одобрение. Это отнюдь не китайская экспансия и не проецирование силы ради «демонстрации флага». Пекин вполне бы устроило распределение ролей, в котором производством безопасности в Центральной Азии занималась бы российская сторона, а китайская под этим «зонтиком» решала бы свои вопросы. Но времена меняются, и руководство КНР решило, что пора лично участвовать в процессе. Поскольку Таджикистан не просто государство — должник Пекина, а китайское участие в макроэкономике этой страны масштабно настолько, что вполне уместно говорить о тотальном присутствии здесь Китая. Таджикистан — это еще и одна из ключевых точек, ситуация в которых напрямую затрагивает национальную безопасность КНР, влияет на реализацию инициативы «Один пояс, один путь». Активизация на афганской территории деятельности террористической группировки «Исламского движения Восточного Туркестана» (запрещена в России- прим. ред.), у которой есть плотные и, судя по отдельным данным, тесные рабочие взаимоотношения с уйгурской диаспорой в Таджикистане — это та угроза, к которой Пекин относится предельно серьезно и реагирует достаточно остро. Теперь уже ясно, что «Талибан» (запрещен в России — прим. ред.) — сугубо афганская тема, не планирующая расширять свою деятельность вне границ с центрально-азиатскими республиками. Но и зарубежные группировки, вроде ИДВТ, Исламского движения Узбекистана (запрещено в России — прим. ред.) и прочих — на своей территории терпеть не будет, тем более что они все больше и больше смыкаются с велаятом Хорасан «Исламского государства» (запрещено в России — прим. ред.). Ответ на вопрос «куда постараются перенести эти группировки свои базы под натиском талибов?» достаточно очевиден. Пока они только пробуют границы с Таджикистаном и Туркменией на прочность, пока только гоняют через них караваны с наркотой — но это именно что «пока». А таджикский Горный Бадахшан — это прямая дорога в китайский Синьцзян-Уйгурский автономный район, со всеми вытекающими для безопасности КНР последствиями. В Пекине это прекрасно понимают, а Душанбе с готовностью и доброжелательно откликается на озабоченность китайской стороны. Итогом стало подписанное в 2016 году китайско-таджикское соглашение, по которому власти КНР обязались финансировать строительство одиннадцати таджикских аванпостов разного размера и учебного центра для таджикских же пограничников. К которому имелось секретное приложение — Пекин получил права на реконструкцию или строительство до 30-40 постов охраны на таджикской стороне границы страны с Афганистаном. Причем, и это важно подчеркнуть, строить, оснащать и содержать эти объекты будет Китай, и, традиционно, своими силами, руками своих рабочих и инженеров, по планам специалистов пограничной службы КНР, которая с января нынешнего года из состава 6-го управления министерства общественной безопасности Китая передана в полицию. И, разумеется, под их непосредственным контролем. А вот службу на них будет нести личный состав из Таджикистана. Этот момент обязательно нужно учитывать, поскольку ряд изданий активно муссирует тему «китайских военных баз в Таджикистане», в частности — в Мургабе, на территории Горно-Бадахшанской автономной области. Между тем, речь идет о трех комендатурах, пяти пограничных заставах, пяти постах и одном учебном центре. Да, все это построено и строится на китайские деньги. Да, там присутствуют специалисты и служащие инженерно-строительного управления китайского народного ополчения (иррегулярная часть Национально-освободительной армии Китая), причем — именно из тех подразделений, которые расквартированы в Синьцзян-Уйгурском автономном районе КНР. Да, большинство инструкторского состава в учебном центре — китайцы. Но, повторюсь, это не военная база. И, раз уж речь зашла о мифах, необходимо сказать еще об одном. Сообщая о надвигающихся очередных китайско-таджикских военных учениях, ряд СМИ преподносят это как факт обострения конкуренции Пекина и Москвы в сфере центральноазиатской безопасности. «Эти шаги представляют собой все более очевидный вызов российским претензиям на гегемонию в Центральной Азии», — пишет в «Эурейша дэйли монитор» (Eurasia Daily Monitor) Стивен Бланк, эксперт по России в Американском совете по внешней политике. И подобную точку зрения разделяют многие его коллеги. На первый взгляд, все достаточно логично. Зачем Душанбе укрепление военно-политических связей с Пекином, если на территории страны есть 201-я база Министерства обороны РФ, на которой расположены около 7 тысяч российских военнослужащих? Да и представители погранвойск России в прошлом часто говорили о необходимости их возвращения в Таджикистан для охраны границы. Но нужно понимать, что та же 201-я база — это армия, а не погранвойска и спецназ. У нее другие задачи. К тому же, Горный Бадахшан, о котором мы обязательно в свое время расскажем более подробно, в силу своей специфики является исключительно китайско-таджикской темой, точнее, проблемой. Которую стороны стараются решать, в том числе через совместные учения, предварительно согласовав свои действия с Кремлем.