СМИ

Так совпало, что с очередным позорным крушением на Украине очередного режима, избравшего курс на т.н. евроинтеграцию, вышла книга известного политика, депутата Рады двух созывов, историка, автора еженедельника «2000» Евгения Филиндаша Книга оказалась и предостережением грядущей власти, уже успевшей заявить, что с «восточным соседом» у нас «ничего общего, кроме границы». В своём исследовании (скорее не политологическом, а этнологическом) Евгений Васильевич посредством ряда исторических, физико-географических, экономико-географических и религиоведческих доводов доказывает: существование в «европейском сообществе» исторического образования, последние 100 лет называемого «Украина», попросту невозможно. Европа (не географическая, а «западная цивилизация» от Новой Зеландии до Северной Америки) есть «агрессивная среда» для того этнотипа, который ныне принято называть украинским, а исторически – малороссийским, русинским, слобожанским, сиверским (северским), новороссийским… То есть, «войдя в Европу», Украина перестанет быть сама собой. Населяющий её народ потеряет свой сложившийся веками исторический облик. И если для кого-то смена цивилизационной принадлежности – «не проблема», то даже он не избежит тех трагических, драматических коллизий, которые, не дай бог, случатся в эпоху перемен. Не говоря уже о том, что «своим» для «коренных европейцев» украинец так и не станет. В лучшем случае – прислугой (вспомним истоки польского слова «быдло») и сырьевым придатком (пока будет что выжимать). Однако последние выводы – уже вашего покорного слуги. Автор же подводит читателя к тому, чтобы эти умозаключения сложились сами. Несмотря на то, что Филиндаш использует доказательную базу таких предтеч этнологии и столпов гуманитарных наук, как Арнольд Тойнби, Шарль Луи Монтескье, Джеймс Бьюкенен, Макс Вебер и др., все их свидетельства о западноевропейской цивилизации поданы в очень доступной, практически популярной форме. Поэтому книга читается легко и даже увлекательно. Это своего рода и «Популярная этнология Украины». На фоне «Популярной этнологии Запада». Или западно-христианской цивилизации, как определяет её автор. И пусть нас не смущает, что удельный вес христиан в Европе с каждым поколением уменьшается в арифметической прогрессии. Мироощущение исконных европейцев продолжает определяться практическими установками протестантизма, уходящего корнями в католицизм с его культом рационализма и «приземлённостью» в буквальном смысле слова. Кстати, те, кто тащит нас в Европу (вернее, те репрессивные органы, с помощью которых пытаются заткнуть рот украинским евроскептикам), прекрасно знают ментальные отличия восточных славян от романо-германцев. Филиндаш приводит пример из практики работы наших спецслужб с «детектором лжи»: «В мире существует несколько полиграфических школ, у каждой из которых есть свои особенности. Связаны они в том числе и с очень серьёзными отличиями в менталитете народов разных стран и цивилизаций, которые необходимо учитывать при формулировке вопросов и всех других аспектов работы «детектора лжи». Так вот, в Украине используются наработки не американской, а российской (краснодарской) полиграфической школы. И объясняется этот выбор исключительно мировоззренческими соображениями». Здесь позволю себе поправить уважаемого автора. Вслед за Тойнби он, как мне кажется, смешивает понятия «мировоззрение» и «мироощущение». Как показал основатель этнологии Лев Гумилёв, этносы и суперэтносы (цивилизации) отличаются между собой именно особенностями мироощущения – то есть отношением к окружающей действительности во всей его полноте. В то же время внутри того или иного мироощущения могут уживаться разные мировоззрения: консервативные, либеральные, правые, левые, религиозные и атеистические. Возьмём нашу цивилизацию, которую Евгений чаще называет православной, а ученик Гумилёва, профессор Владимир Махнач предлагает именовать восточнохристианской. Её нынешний остов – Россия – 70 лет была атеистической. Тем не менее в моральный кодекс строителя коммунизма были заложены нравственные принципы, берущие начало в Православии и попросту невозможные в католицизме, тем более — в протестантизме. Последнему в книге посвящён целый раздел, в котором автор доступно излагает основу основ анализа западного общества – труд Макса Вебера «Протестантская этика и дух капитализма». Не случайно «Католицизм и протестантство» является второй отличительной чертой «Запада» в приводимой Филиндашем классификации певца этого самого Запада от отца американских ястребов-«неоконов» Сэмюэла Хантингтона. Первый же пункт – «Античное наследие» (хотя признаётся, что «в определённой мере» им обладают православная и исламская цивилизации). Далее следуют «европейские языки», «разделение духовной и светской власти», «господство закона», «социальный плюрализм», «представительские органы», «индивидуализм». Судя по всему, Хантингтон видит картину вне исторической перспективы. Это некий «моментальный снимок» периода, отнюдь не самого благополучного в жизни нашей цивилизации. Иначе в плане «господства закона» узнал бы он о том, что Римское право – во многом православное. Ибо окончательно сложилось как свод правил при православном ромейском императоре Юстиниане (откуда и «юстиция»). «Византийское общество было настолько проникнуто идеей законности, что идеальным византийцем посчитали судью, – напоминает Владимир Махнач (да простит меня Евгений за увод от основной темы). – На рубеже XI-XII веков в Константинополе одним из 12-ти апелляционных судей был Евстафий по прозванию «ромей» («римлянин»). Кстати, апелляционный суд, суд высшей инстанции есть византийское изобретение… Мы видим, как Евстафий указывает патриарху на незнание закона, как Евстафий указывает василевсу (императору) на незнание закона. И на конюшню его драть не отослали, и судейского места он не лишился. А все вежливо выслушали авторитетное суждение правоведа. Но что ещё интереснее, Византия просуществовала тысячу лет, в империи были великие императоры и великие государственные деятели, выдающиеся полководцы, были герои… Было изумительное искусство. Богословие, для нас основное, всё вытекает оттуда, из греческого. Но типичным византийцем народное мнение посчитало не царя, не епископа, не прославленного монаха, не полководца и не героя воина, а судью… Это было правовое общество». И это к утверждению о западно-христианской цивилизации как единственно обществе с «господством закона». А что же преемница Ромеи – русская цивилизация? «Всеволод III (Большое Гнездо. – Д.С.) наш первый парламент созвал в объединительных целях в 1211 году и, таким образом, наш парламентаризм начинается на 54 года раньше английского, – продолжает Махнач. «И Habeas Corpus Act — закон о неприкосновенности личности у нас принят на 122 года раньше, чем у англичан», – утверждает Владимир Леонидович, имея в виду судебник 1550 г. Разумеется, и Филиндаш критически относится к выводам Хантингтона. Но справедливо соглашается относительно главного отличия: у нас в крови приоритет общественного блага над личной выгодой. Таковы герои нашей литературы, эпоса, кино и самой истории. Не стану пересказывать приведенные примеры (от героев «Тараса Бульбы» до сборников Украины по футболу, оказавшихся в европейских клубах). Собственно, они и делают книгу особенно увлекательной. Её обязательно нужно читать. Особенно тем, кто в последний раз историю проходил в школе или вузе (да и ту – историю КПСС), а интерес к судьбе страны не утратил. Дмитрий Скворцов, 2000