СМИ

Опросы общественного мнения (ВЦИОМ и Левада-центра) согласно показали, что Петру Алексеевичу Порошенко в президентской гонке симпатизировали один-два процента граждан России, то есть ниже социологической погрешности, тогда как порядка трети опрошенных не то чтобы совсем симпатизировали Владимиру Александровичу Зеленскому — дескать, правильный, наш человек, — но, по крайней мере, относились к нему с выжидательным оптимизмом. Отчасти повторилась картина общественного мнения ноября 2016 года. Тогда симпатизировавших Хиллари было где-то около нуля, а Трампу — значительно больше. Оно и понятно. Как Трамп воспринимался прежде всего как не-Хиллари, так и Зеленский — как не-Порошенко. А поскольку неприятие что Хиллари, что Порошенко доходило до уровня идиосинкразии, Трамп и Зеленский воспринимались лучше, поскольку в момент избрания они еще не проявили себя во всей красе — просто у них времени на это не было. Так великодушные россияне явили верность принципу: a priori считать человека приличным, покуда он убедительно не докажет обратное. Другое дело, что доказательства не заставили долго себя ждать. Зеленский уже успел произвести много невежественных и противоречивых высказываний, чем способствовал сильному снижению воодушевления (если таковое вообще было). Чем лишний раз доказал, что в политике лучше поменьше очаровываться — тогда будет меньше и разочарований. Но посмотрим на дело и с другой стороны. 21 апреля, когда Зеленский сокрушительно победил во втором туре, уже стало ясно, что завидовать тут особенно нечему — или по крайней мере завидовать рано. Положение Зеленского хуже губернаторского, причем не только потому, что он артист, недостаточно сведущий в пружинах и течениях киевской жизни, и даже не потому, что вся социально-политическая ситуация на Украине может внушать только глубокий пессимизм. Есть еще одна проблема. Всякий правитель стоит перед необходимостью консолидации власти. Если правитель недостаточно системный, потребность в консолидации вдвойне насущнее и вдвойне труднее. И это процесс занимает достаточно много времени, в течение которого действия нового правителя весьма противоречивы. Такие разные правители, к которым и относиться можно весьма по-разному, как-то: Горбачев, Ельцин, Путин, де Голль, Ленин, Трамп — кто угодно, но только не комики, однако у всех этих серьезных мужчин интервал между формальной номинацией и фактической консолидацией власти, когда они окончательно взяли в руки бразды правления, был достаточно длинным. М. С. Горбачев в 1985 году о гражданском обществе, правовом государстве и рыночной экономике помалкивал, а почтительно говорил об историческом вкладе И. В. Сталина, громил подсобные хозяйства и боролся с пьянством и алкоголизмом. Его немногочисленные апологеты сейчас предпочитают не вспоминать об этом. Б. Н. Ельцин с 1 по 15 октября 1991 года, две недели, отдыхал в Сочи — примерно как Зеленский, отбывший после своей победы на отдых в Турцию. Причем — что в октябре 1991 года, что в апреле 2019-го — проблемы, с которыми столкнулся правитель, были очень тяжелы и велики. Дорог был не то что каждый день, но каждый час. Впрочем, такое состояние победителя психологически объяснимо. Как говорил О. Бендер, «Вот я и миллионер. Сбылась мечта идиота». После чего выигравший находится в странном состоянии. В. И. Ленин 25 октября 1917 года определял свое состояние по-немецки: «Es spindelt», то есть «голова кружится». Оттого, что Российская держава — в его руках. Через несколько дней Ильич вышел из состояния шпинделя и начал править весьма решительно и немилосердно, но даже и при такой манере правления до консолидации было весьма далеко. Дело даже не в разразившейся гражданской войне, а в состоянии власти, когда приходилось лавировать между большевицкими фракциями, попутными левыми эсерами etc. Трамп же и до сей поры борется за консолидацию власти, «глубинное государство» отчаянно контратакует, Америка пребывает во все более и более странном состоянии, а финальный исход не ясен никому. Пожалуй, единственный случай консолидации с места в карьер — это 18 брюмера. Генерал Бонапарт сразу взял быка за рога и показал всем, что здесь вам не тут. Но тут была уж очень специфическая ситуация: за десять лет революции — с 1789 по 1799 год — политическая поляна была зачищена под ноль, и Бонапарт мог делать (и сделал) что хотел. И если уж такие властные мужи долго лавировали, смиряя свое мужественное сердце, то артисту, чьи стартовые позиции гораздо слабее, придется лавировать сугубо и трегубо. Тем более, что у него, как и всего украинского политикума, есть еще одна губительная слабость. Все вышеперечисленные политики возглавляли суверенные государства. Тогда как самостийность Украины — под большим вопросом, а лавировать под строгим присмотром иностранных государств совсем тяжело. «Слуге народа» не позавидуешь. И эту слабину прекрасно чувствуют депутаты, взявшиеся обсуждать на своей казацкой сумятице, когда назначить день вступления избранного Зеленского в полномочия — вот уж точно не депутатское дело. А равно министры, разговаривающие со слугой народа откровенно дерзко: если ты соблюдешь мои условия, то, может быть, я и пойду к тебе в правительство, «ты заходи, если что». Одни считают это дембельским аккордом — главе МИД Климкину все равно нечего терять, почему напоследок и не нахамить. Хорошо, если так. Но возможен и другой вариант. От понимания, куда ветер дует, министры не находят нужным считаться с избранным президентом. Если они ошибаются, это им дорого обойдется, причем о коллективном Климкине никто не пожалеет, но — это если они ошибаются. Максим Соколов, РИА