СМИ

18 марта отмечали пятилетие присоединения Крыма к России. Одни с гордостью говорили: «Крым наш», другие указывали, что присоединение Крыма есть народное стесненье, гнуснейшее меж всеми преступленье. К гневному осуждению «аннексии» присоединился и Госдепартамент США Поговорили, осудили, а спустя неделю США объявили, что они признают аннексию Израилем Голанских высот. Оккупированные в ходе Шестидневной войны 1967 года и оформленные решением кнессета как часть Израиля в 1981 году, теперь они стали Израилем и с точки зрения Вашингтона. Примеру США пока никто не последовал, даже ближайшие клиенты не проявили солидарности, а русские политики и мыслители оказались перед сложной задачей — убедительно объяснить, что Голаны никоим образом не израильские, тогда как Крым, разумеется, наш. Встречалось, например, такое суждение, что Крым связан с Россией теснейшими историческими и духовными узами и поэтому должен быть наш, а присоединение Голан имеет чисто военный смысл: с высот артиллерийским огнём можно накрыть пол-Израиля. Можно долго перечислять разные доводы и в случае с Крымом, и в случае с Голанами, сводящиеся к тому, что «это же совсем другое дело», притом что дело весьма похожее. Но ведь подобные споры ведутся и касательно многих других непризнанных государств или территорий — в зависимости от того, чем спорящие их считают. Хотя непризнанные образования случались и раньше, например Северный Кипр, большинство их появилось в результате победы нового политического мышления, именуемого также «концом истории» по Фукуяме. История кончилась, но географическая карта стала усиленно меняться. Так появились Карабах, Приднестровье, Косово, Южная Осетия, Абхазия, Донецкая и Луганская республики. Если бы Крым не был присоединён к России, тоже стал бы на неопределённое время республикой с межеумочным статусом. Причём особенность всех этих непризнанных образований — в необратимости их отделения от бывшей метрополии. Конечно, в Киеве, Тбилиси, Белграде, etc. совершенно не готовы признать, что поезд ушёл и земли потеряны безвозвратно, но это не отменяет того, что процесс необратим. Государственные границы и прежде были подвижны. Войны и мятежи приводили к тому, что вчера данная земля принадлежала одному суверену, а завтра — другому. Но в давние времена это рассматривалось как неизбежный (хотя и неприятный, с точки зрения суверена, утратившего земли) процесс. Колесо фортуны, ничего не поделаешь. Но жизнь продолжается, и неспокойные времена завершаются подписанием мирного трактата, закрепляющего новое положение дел. Такие былые обычаи были человечнее уже хотя бы потому, что не загоняли жителей земель, изменивших свой статус, в то неприятное состояние, когда они никто и звать их никак. Ведь нынешние гуманитарные обычаи предписывают в таких случаях экономическую, транспортную, кредитную и паспортную блокаду — и жрите свой суверенитет сколько хотите. То есть страстно желающие мира и справедливости мировые начальники делают всё, чтобы раны как можно дольше не заживали, а людям, отложившимся от бывшей метрополии, было как можно горше и гаже. Притом, повторимся, ни к какому возвращению прежнего статус-кво это всё равно не приводит. Разве что цель в том, чтобы другим неповадно было: посмотрев на тяготы жизни в непризнанных государствах, другие десять раз подумают, прежде чем отложиться. Хотя это вряд ли помогает: на сецессию, как правило, идут не потому, что с жиру бесятся, но утомлённые длинным рядом злоупотреблений и насилий, перед которыми будущие неудобства представляются меньшим злом. Неизвестно, когда удастся избыть нынешнюю практику, от которой никому не лучше, но всем только хуже. Но если здравый смысл когда-нибудь возобладает, то критерием для признания должны быть только две вещи: а) эффективный контроль над территорией — чтобы было с кого спрашивать; б) какой-то минимальный стаж независимого существования (положим, от пяти до десяти лет), свидетельствующий о серьёзности намерений и о том, что обратной дороги нет. А хороши или не очень хороши новые образования и их союзники — до этого дела быть не должно. Потому что взявшие на себя право судить и сами не очень-то хороши и сама цель оформления новой государственности гораздо проще, чем считают. Всего лишь чтобы было куда в случае чего позвонить. Максим Соколов, RT