© CC BY-SA 3.0, Glabb | Перейти в фотобанкАвтор рекомендует политикам Запада, определяющим характер отношений с Китаем, задать себе вопрос: не является ли экономическое взаимодействие более эффективной стратегией, чем непреклонная конфронтация ради достижения там желательных политических изменений? Если следовать его логике, ответ ясен.
Лондон — В ходе кризиса, вызванного пандемией сovid-19, вопли негодования по поводу Китая отчасти утихли, но страхи, влияющие на отношение Запада к этой стране, никуда не исчезли, и могут в любой момент вновь обостриться. Эта напряжённость представляет собой одну из самых главных и неприятных дилемм, стоящих перед миром, учитывая огромную и растущую экономическую силу Китая. Ситуации явно не помогает тот факт, что другой крупнейший экономический локомотив мира — Соединённые Штаты — оказался не способен эффективно справиться с нынешним кризисом.
Опираясь на свой профессиональный опыт, я обычно подхожу к таким вопросам, как китайско-американские отношения, в первую очередь, как макроэкономист. Но будучи председателем Королевского института международных отношений (Чатэм-Хаус), я стараюсь находить в этих вопросах больше нюансов, принимая во внимание не только экономический аспект, но также факторы безопасности, дипломатии, культуры и так далее.
В этой связи представляется совершенно разумным, что для понимания и управления отношениями между Китаем и Западом нам следует опереться на принцип широкой оптимизации. Я не пытаюсь излишне упростить ситуацию, однако если экономические возможности, которую открываются в Китае, выразить как х, тогда западные лидеры, желающие конфликтовать с Китаем из-за реальных или предполагаемых нарушений, должны будут взвесить потенциальные издержки своих действий относительного этого ориентира х.
Подобное мышление совершенно естественно, и я подозреваю, что оно уже прослеживается в подходах правительств Британии и Франции к Китаю в последние годы. Но следуя данному принципу, политикам придётся задать себе более деликатный вопрос: а не является ли экономическое взаимодействие более эффективной стратегией, чем непреклонная конфронтация ради достижения желательных политических изменений в Китае?
Ответ на подобные вопросы потребует открытого, непредвзятого мышления. В октябре во время очередной «золотой недели» (длинные выходные, которые бывают в Китае два раз в году) многие китайцы ездили по всей стране, но, судя по всему, не спровоцировали новую волну заражений сovid-19. Когда я говорю об этом собеседникам на Западе, их первая инстинктивная реакция — поставить под сомнение эти неформальные факты и отказать в достоверности китайской статистике. И даже когда они допускают, что этот факт может быть правдив, они заявляют, что он их не удивляет, учитывая уровень контроля китайских властей над населением страны.
Этот аргумент вызывал бы у меня больше понимания, если бы Китай и другие авторитарные страны действительно были единственными, кто сумел предотвратить в этом году серьёзную вторую волну пандемии сovid-19. Но аналогичную ситуацию можно наблюдать, например, в Японии и Южной Корее, из чего следует вывод, что нам стоило бы поучиться у таких стран, а не отмахиваться от фактов.
Вскоре у нас появятся данные о темпах роста реального (с учётом инфляции) ВВП Китая в третьем квартале. Многие аналитики ожидают ускорения этих темпов примерно до 5% (год к году), что даже выше предварительных оценок темпов роста во втором квартале (2,6%). Если эти прогнозы сбудутся, появятся убедительные причины полагать, что Китай переживает классическое «V-образное» восстановление экономики, встав на путь экономического роста в 2021 году на 8%.
Всё это, конечно, только прогнозы. Множество непредвиденных событий могут радикально изменить положение, как это продемонстрировал 2020 год. Но если текущие цифры экономического роста более или менее верны, из этого следует вывод, что номинальный ВВП Китая ($14,1 триллионов в 2019 году) сравнится с номинальным ВВП США ($21,4 триллиона) уже до конца нынешнего десятилетия или сразу после него.
При сохранении таких темпов роста Китай увеличит мировой ВВП на $1,5 триллиона уже в следующем году, при этом китайские потребители обеспечат почти 40% этого прироста. Для сравнения: $1,5 триллиона — это больше, чем национальный ВВП любой страны мира кроме примерно пятнадцати стран с крупнейшей экономикой. По сути, всего за один год Китай создаст экономику ещё одной Австралии или Испании. А поскольку потребительские расходы по-прежнему играют значительную и растущую роль в подъёме Китая, масштабы открывающихся экономических возможностей просто невозможно преувеличить.
Всё это касается макроэкономики, но мы не можем игнорировать другие вопросы. Китайские нарушения прав человека бесчисленны, особенно в Синьцзяне. Подавление Гонконга и наступательные действия в Южно-Китайском море усилили напряжённость в регионе, равно как и инициатива «Пояс и путь», с помощью которой Китай оказывает влияние на другие страны. Китайское правительство настаивает на том, чтобы даже частные компании следовали линии партии, и это вызывает определённые сомнения у западных компаний и правительств, когда они имеют дело с этой страной.
Это серьёзные поводы для озабоченности, и они возвращают нас к вопросу, возникшему в рамках предложенного выше подхода на основе принципа оптимизации. Те, кто выступает за усиление конфронтации с Китаем, обязаны взвесить целый ряд вероятностей: их подход поможет достигнуть задуманных успехов; он сдержит рост Китая; возможно, он сократит экономические возможности для Запада. Если результаты будут именно такими, западные лидеры могут решить, что данная стратегия стоящая. Но если обнаружится весомый шанс, что экономический рост Китая продолжится, в то время как возможности для Запада будут сокращаться, тогда политика конфронтации будет исключительно саморазрушительной.
Шумные высказывания по поводу стандартов и методов другой страны могут вызывать катарсис, но есть весомые исторические данные, которые свидетельствуют, что граждане склонны ценить экономические перспективы выше почти всего остального. И эта аксиома столь же применима к США, Великобритании и Европе, как и к Китаю.
Кроме того, даже если руководство какой-либо страны всё же выберет конфронтационный подход после оценки потенциальных издержек, оно значительно повысит свои шансы на успех, сотрудничая с другими правительствами в программе позитивного взаимодействия, а не балансируя на грани конфронтации с нулевой суммой. Нет сомнений, что дипломатия и другие, более мягкие формы взаимодействия намного больше способны изменить стандарты страны, чем это в принципе возможно с помощью торговых войн и бряцания оружием.
Если в следующем месяце сменится американское руководство, тогда, как можно надеяться, это создаст условия для возобновления усилий «Большой двадцатки» по воскрешению послевоенного международного порядка и возвращению правительств за общий стол переговоров. Каждый должен будет сыграть свою роль в работе над достижением более процветающего и инклюзивного будущего.
© CC BY-SA 3.0, Glabb | Перейти в фотобанкАвтор рекомендует политикам Запада, определяющим характер отношений с Китаем, задать себе вопрос: не является ли экономическое взаимодействие более эффективной стратегией, чем непреклонная конфронтация ради достижения там желательных политических изменений? Если следовать его логике, ответ ясен. Лондон — В ходе кризиса, вызванного пандемией сovid-19, вопли негодования по поводу Китая отчасти утихли, но страхи, влияющие на отношение Запада к этой стране, никуда не исчезли, и могут в любой момент вновь обостриться. Эта напряжённость представляет собой одну из самых главных и неприятных дилемм, стоящих перед миром, учитывая огромную и растущую экономическую силу Китая. Ситуации явно не помогает тот факт, что другой крупнейший экономический локомотив мира — Соединённые Штаты — оказался не способен эффективно справиться с нынешним кризисом. Опираясь на свой профессиональный опыт, я обычно подхожу к таким вопросам, как китайско-американские отношения, в первую очередь, как макроэкономист. Но будучи председателем Королевского института международных отношений (Чатэм-Хаус), я стараюсь находить в этих вопросах больше нюансов, принимая во внимание не только экономический аспект, но также факторы безопасности, дипломатии, культуры и так далее. В этой связи представляется совершенно разумным, что для понимания и управления отношениями между Китаем и Западом нам следует опереться на принцип широкой оптимизации. Я не пытаюсь излишне упростить ситуацию, однако если экономические возможности, которую открываются в Китае, выразить как х, тогда западные лидеры, желающие конфликтовать с Китаем из-за реальных или предполагаемых нарушений, должны будут взвесить потенциальные издержки своих действий относительного этого ориентира х. Подобное мышление совершенно естественно, и я подозреваю, что оно уже прослеживается в подходах правительств Британии и Франции к Китаю в последние годы. Но следуя данному принципу, политикам придётся задать себе более деликатный вопрос: а не является ли экономическое взаимодействие более эффективной стратегией, чем непреклонная конфронтация ради достижения желательных политических изменений в Китае? Ответ на подобные вопросы потребует открытого, непредвзятого мышления. В октябре во время очередной «золотой недели» (длинные выходные, которые бывают в Китае два раз в году) многие китайцы ездили по всей стране, но, судя по всему, не спровоцировали новую волну заражений сovid-19. Когда я говорю об этом собеседникам на Западе, их первая инстинктивная реакция — поставить под сомнение эти неформальные факты и отказать в достоверности китайской статистике. И даже когда они допускают, что этот факт может быть правдив, они заявляют, что он их не удивляет, учитывая уровень контроля китайских властей над населением страны. Этот аргумент вызывал бы у меня больше понимания, если бы Китай и другие авторитарные страны действительно были единственными, кто сумел предотвратить в этом году серьёзную вторую волну пандемии сovid-19. Но аналогичную ситуацию можно наблюдать, например, в Японии и Южной Корее, из чего следует вывод, что нам стоило бы поучиться у таких стран, а не отмахиваться от фактов. Вскоре у нас появятся данные о темпах роста реального (с учётом инфляции) ВВП Китая в третьем квартале. Многие аналитики ожидают ускорения этих темпов примерно до 5% (год к году), что даже выше предварительных оценок темпов роста во втором квартале (2,6%). Если эти прогнозы сбудутся, появятся убедительные причины полагать, что Китай переживает классическое «V-образное» восстановление экономики, встав на путь экономического роста в 2021 году на 8%. Всё это, конечно, только прогнозы. Множество непредвиденных событий могут радикально изменить положение, как это продемонстрировал 2020 год. Но если текущие цифры экономического роста более или менее верны, из этого следует вывод, что номинальный ВВП Китая ($14,1 триллионов в 2019 году) сравнится с номинальным ВВП США ($21,4 триллиона) уже до конца нынешнего десятилетия или сразу после него. При сохранении таких темпов роста Китай увеличит мировой ВВП на $1,5 триллиона уже в следующем году, при этом китайские потребители обеспечат почти 40% этого прироста. Для сравнения: $1,5 триллиона — это больше, чем национальный ВВП любой страны мира кроме примерно пятнадцати стран с крупнейшей экономикой. По сути, всего за один год Китай создаст экономику ещё одной Австралии или Испании. А поскольку потребительские расходы по-прежнему играют значительную и растущую роль в подъёме Китая, масштабы открывающихся экономических возможностей просто невозможно преувеличить. Всё это касается макроэкономики, но мы не можем игнорировать другие вопросы. Китайские нарушения прав человека бесчисленны, особенно в Синьцзяне. Подавление Гонконга и наступательные действия в Южно-Китайском море усилили напряжённость в регионе, равно как и инициатива «Пояс и путь», с помощью которой Китай оказывает влияние на другие страны. Китайское правительство настаивает на том, чтобы даже частные компании следовали линии партии, и это вызывает определённые сомнения у западных компаний и правительств, когда они имеют дело с этой страной. Это серьёзные поводы для озабоченности, и они возвращают нас к вопросу, возникшему в рамках предложенного выше подхода на основе принципа оптимизации. Те, кто выступает за усиление конфронтации с Китаем, обязаны взвесить целый ряд вероятностей: их подход поможет достигнуть задуманных успехов; он сдержит рост Китая; возможно, он сократит экономические возможности для Запада. Если результаты будут именно такими, западные лидеры могут решить, что данная стратегия стоящая. Но если обнаружится весомый шанс, что экономический рост Китая продолжится, в то время как возможности для Запада будут сокращаться, тогда политика конфронтации будет исключительно саморазрушительной. Шумные высказывания по поводу стандартов и методов другой страны могут вызывать катарсис, но есть весомые исторические данные, которые свидетельствуют, что граждане склонны ценить экономические перспективы выше почти всего остального. И эта аксиома столь же применима к США, Великобритании и Европе, как и к Китаю. Кроме того, даже если руководство какой-либо страны всё же выберет конфронтационный подход после оценки потенциальных издержек, оно значительно повысит свои шансы на успех, сотрудничая с другими правительствами в программе позитивного взаимодействия, а не балансируя на грани конфронтации с нулевой суммой. Нет сомнений, что дипломатия и другие, более мягкие формы взаимодействия намного больше способны изменить стандарты страны, чем это в принципе возможно с помощью торговых войн и бряцания оружием. Если в следующем месяце сменится американское руководство, тогда, как можно надеяться, это создаст условия для возобновления усилий «Большой двадцатки» по воскрешению послевоенного международного порядка и возвращению правительств за общий стол переговоров. Каждый должен будет сыграть свою роль в работе над достижением более процветающего и инклюзивного будущего.
Комментарии (0)