СМИ

Несколько дней назад в США в возрасте 85 лет скончался сын советского председателя правительства Никиты Хрущева, профессор Сергей Никитич Хрущев. В сотрудничестве с «Фондом Железного занавеса» мы публикуем эксклюзивное интервью с ним из архива фонда. В ходе продолжительной беседы Сергей Хрущев рассказал о глубочайшем кризисе в отношениях между двумя державами — Карибском кризисе. Также вы узнаете о том, как был сбит американский самолет над Советским Союзом. Россия и США всегда будут соперничать, но никогда не будут прямо воевать друг с другом, считал сын советского лидера. В свое время их руководители даже шутили, что хорошо было бы подписать пакт против собственных солдат, потому что они постоянно просят все больше и больше денег на оружие и предостерегают, что без них страну некому будет защитить от врага.

Parlamentn? listy: Господин Хрущев, сначала я хочу задать вам несколько вопросов о вашем детстве. Сколько братьев и сестер у вас было, помогало ли вам в школе то, что ваш отец был высокопоставленным функционером, а затем возглавлял СССР?

Сергей Хрущев: Я родился в 1935 году. В нашей семье было шесть человек, и отец родился еще до Великой Октябрьской Социалистической Революции. Мои брат и сестра родились в 1916 и 1919 годах. Мачеха и еще один брат умерли от тифа. Отец встретил мою мать в 1924 году. Она была украинкой, родилась в Польше, пережила рекатолизацию, а позднее переехала в Москву. Во время Гражданской войны она заболела тифом и лечилась в Донецке. Вскоре после этого она встретила моего отца. Они поженились, и отец поставил ей одно условие: «Ты должна хорошо готовить». Моя младшая сестра от этого брака умерла, еще не родившись. У меня была еще одна младшая и одна старшая сестра. Одна из них проживает в Москве со своей семьей. А брат, летчик, погиб во время войны.

Почему мы тогда так приблизились к катастрофе? Проблема была не в логистике, а в коммуникации. Американцы не знали о ядерном тактическом оружии на Кубе. Но под давлением общественного мнения, печати и военных президент Кеннеди согласился бы нанести удар по Кубе. Мы можем долго спорить, обладали командующие на местах полномочиями применить тактическое ядерное оружие или нет. Все военные говорили, что если бы потеряли связь с высшим командованием и пришлось бы принимать самостоятельное решение о применении арсенала в данной конкретной ситуации, то они не капитулировали бы и им воспользовались бы… Ведь в случае капитуляции они пошли бы по суд. Так что, по-видимому, ядерные силы были бы применены. Потом отправили бы американские корабли, ракеты, уничтожили бы залив Гуантанамо, а там, наверное, и Белый дом. И я даже не хочу себе представлять, что было бы дальше. Но если бы в какой-то момент было принято такое решение, произойти могло бы все что угодно. Отец тогда сказал по этому поводу: «Самое главное было не потерять контроль, так как после первого выстрела ситуация развивалась бы по другой логике. Военной».

Вторая принципиальная проблема состояла в неэффективной связи. Сегодня, когда повсюду телефоны, детям это покажется смешным. Но в те времена связь была совсем другой.

— А прямая связь с Кремлем?

— Нет, тогда еще не существовало прямой связи между Вашингтоном и Кремлем. Но это другая история.

Тогда не было нормальной связи даже с подлодками. На подводной лодке было 20 торпед, из которых одна ядерная. Действовал приказ о том, что если совершено нападение на советский корабль или подлодку или если возникнет опасность, командир может самостоятельно принимать решения. Не Кремль и никто другой. К нам на конференцию как-то приезжал бывший командир подводной лодки, служивший во времена Карибского кризиса. Он сказал, что по приказу начальника штаба Северного флота адмирала Рассохи трое членов экипажа подлодки имели право принять решение о применении ядерной торпеды. Все трое должны согласиться. Однако в первые дни кризиса это правило не действовало и появилось только в его конце. Для обнаружения подлодок американцы использовали малые подводные ракеты, которые не разрушались, а взрывались. После одного такого инцидента два главных лица на подлодке решили применить ядерную торпеду, но один сказал: «Надо подождать».

Потом они поднялись на поверхность и узнали, что кризис миновал. То есть в тот момент опасность была огромной. Мы не знали и не могли контролировать то, что на самом деле могло произойти. Все остальные истории с Гэри Пауэрсом, Берлинским кризисом, вторжением в Чехословакию — все это контролировалось. Было понятно, кто что может сделать, если бы политическое руководство решило начать войну. Но во время Карибского кризиса, такое решение мог принять почти кто угодно. Невероятно, но факт.

— Несколько лет назад на конференции по глобализации в Аспене бывший американский президент Джимми Картер, говоря о железном занавесе, заявил, что во времена его президентства и Брежнева самой главной задачей для них было поддержание мира. По его словам, когда ЦРУ контролировало весь запад, а КГБ — весь восточный блок, не могло случиться ничего неизвестного или непредвиденного, потому что стороны хорошо изучили и считывали друг друга. После падения железного занавеса вспыхнули десятки конфликтов, подавляющее большинство из которых оказались непредсказуемыми и неконтролируемыми. К двум первоначальным игрокам на мировой арене прибавились новые. Они еще не умели толком играть, но уже хотели забивать голы. Что вы думаете об этом? Картер прав?

— Как политик он совершенно прав. Он прав как политик, который никогда не воевал. Этим он отличался от моего отца и президента Эйзенхауэра. Они понимали, что при наличии ядерного оружия в определенных обстоятельствах произойти может все что угодно. Я помню, как мой отец сказал главнокомандующему войсками Варшавского договора маршалу Гречко: «Вот ты говоришь, что мы должны создавать ядерное оружие. А кто будет решать, когда его применить и начать ядерную войну? Я? Или командующий дивизией или командир полка? Если они, то это очень опасно. Если я, то это не мой уровень. Применение ядерного оружия — это уровень дивизии или полка. Но если нельзя применить это оружие в случае нападения, то зачем оно нам? Повторились бы события после 22 июня 1941 года, когда враг напал на нас и быстро продвигался. Поэтому я предпочел бы сказать американцам, мол, если нападете на нас, то мы воспользуемся нашим стратегическим оружием в первый же день, чтобы уничтожить вас и разрушить вашу страну».

Просто эта опасность всегда существовала, и Карибский кризис лучше всего это показал. После Карибского кризиса других реальных кризисов уже не случалось. Кардинальные кризисы прекратились. Что касается современности, то сегодня мы живем в американской мифологии кризиса. У всех есть своя мифология. У русских, например, о наполеоновских войнах. Согласно американской мифологии Карибского кризиса, Хрущев был сильным и плохим человеком, который пытался давить с помощью ракет на хорошего человека, молодого американского президента, считая его слабаком. Но президент Кеннеди показал ему железный кулак, и Хрущев испугался, забрал ракеты, а потом вскоре потерял власть. Такой классический сценарий, как в любом американском фильме. Кеннеди выступает в роли Супермена, который всегда справляется со всеми проблемами и побеждает всех врагов. В этом огромная сила американской пропаганды, и все с этим согласились. Реальность же очень отличалась.

Хрущев не думал о равновесии сил. Американское превосходство было настолько значительным, что 50 конвенциональных ракет на Кубе не могли ничего изменить. Даже если бы рассматривался недопустимый вариант уничтожить, скажем, 20 американских городов, это можно было бы сделать и из СССР, где тогда имелись 25 баллистических ракет, и еще 50 ракет не могли изменить такого баланса сил. Хрущев никогда не помышлял о том, что мог бы манипулировать американским президентом. И неважно, молодой он или старый, умный или глупый, просто потому, что он американский президент. Но те события вошли в американскую мифологию.

Так Карибский кризис стал последним кризисом, которым он хотел завершить эту череду. Этим кризисом Хрущеву удалось достичь двух целей. Во-первых, он хотел, чтобы американцы никогда не напали на Кубу. А, как вам известно, уже не было ни американского президента, ни Хрущева, ни СССР, а там продолжал править Фидель Кастро.

Во-вторых, при поддержке общества и американских СМИ людей повсюду стали предупреждать, что после Карибского кризиса больше нельзя считать СССР неравноценным соперником. Вот как отец добился признания равноценности, правда, к сожалению, в области разрушительной силы.

На этом завершилась политика непрерывного кризиса. Затем последовала Вьетнамская война, Афганистан и другие проблемы, но мирового кризиса уже не случалось. С тех пор любой знал, что мы равноценны и уважаем друг друга.

— Господин Хрущев, если вспомнить историю холодной войны и ее парадоксы, то один из главных заключается в том, что ни разу за все ее время американские и советские солдаты не воевали напрямую друг с другом. Между ними всегда кто-то стоял. Как вы думаете, могла ли существовать какая-то письменная или устная договоренность на самом высоком уровне, между вашим отцом и американским президентом или высокопоставленными руководителями спецслужб, о том, что ядерной войны никогда не будет? Случиться может все, только не ядерная война? Возможно ли, чтобы сильные игроки, пугающие весь мир, вели игру, поскольку во время испытаний увидели всю разрушительную силу ядерного оружия и поняли, что применять его просто нельзя?

— Письменной договоренности не существовало, поскольку подписать его не было возможности. Но начиная с конца 50-х годов обе стороны понимали, что разрушения от ядерного оружия будут такими значительными, что ядерная война недопустима. Оглядываясь назад можно сказать, что равновесие сил оценивалось по-разному. Хрущев, Эйзенхауэр и Кеннеди оценивали с политической точки зрения. Сколькими людьми ты готов пожертвовать ради победы? Ответ был: «Нет, мы не готовы жертвовать никем». Когда в 1961 году Хрущев разговаривал с Кеннеди и равновесии сил, Кеннеди говорил, что оно существует, так как СССР может уничтожить четыре американских города. Американский президент также заявил Хрущеву: «Но мы можем уничтожить у вас намного больше». Тогда отец ответил: «Мы не такие каннибалы, как вы, и нам достаточно истребить вас единожды». Однако одну вещь понимали они оба. Что можно считать победой, а что поражением? Существовал и другой взгляд на равновесие, присущий военно-промышленному комплексу. Его представители мыслили так: «Нет, надо подсчитать. У вас 1000 ракет, а у нас 1500». Так что, как я думаю, существовала определенная негласная договоренность, возникшая в то время. В 1959 году президент Эйзенхауэр неофициально беседовал с моим отцом и спросил его, как он справляется с советским генералами? Отец переспросил, что он имеет в виду. Эйзенхауэр ответил: «Мои военные все время ходят за мной, повторяя, что нужно разрабатывать новое оружие, что нужны деньги на новые разработки, что у нас маленький оборонный бюджет. Если вы не дадите нам денег, то СССР нас обгонит и разрушит нашу демократию». Отец сказал ему на это, что его маршалы занимаются тем же самым. «Они все время говорят мне, что если не получат снова денег, то Америка уничтожит Советский Союз и наш коммунизм». Американский президент якобы рассмеялся и сказал: «Мы оба часто даем большие деньги на оплату одинаковых агентов. Почему бы нам просто не поделиться разведывательной информацией и тем самым не снизить наши налоги?»

Вернусь к вашему вопросу. Договоренности в обычном понимании не было. Опасность таилась в другом. Железный занавес разделял разные цивилизации. Каждый большой народ в России, Китае, Индии, Америке или вообще в Европе жил и живет, исходя из собственного опыта так же, как и каждый из нас. Когда они переговаривались через железный занавес, то думали, что понимают друг друга, но на самом деле каждый исходил из своего собственного опыта. А он зачастую кардинально отличался. Кроме того, они также думали, что железный занавес прозрачен и что в действительности он, как зеркало. Конечно, они ошибались, что приводило к серьезному недопониманию. Мы просто не понимали, что происходит по ту сторону. Однако так можно сказать не только о железном занавесе. Вы посмотрите, что происходит теперь.

— Именно в этом состоит цель нашего Фонда: мы пытаемся обобщить этот опыт, чтобы будущие поколения извлекли из него уроки и чтобы больше такое не повторилось…

— Но вы в Чехии, в Праге живете своей жизнью, и вы не сможете понять менталитет людей, которые живут, скажем, в Ханое. Возможно, вы будете думать, что вы их понимаете, но их менталитет очень отличается и основывается на другом жизненном опыте. Некоторая степень понимания существует благодаря путешествиям, знакомствам и мобильности людей. Но, задумайтесь, мы хотим понять Америку и по-прежнему ее не понимаем.

— Как по-вашему, когда-нибудь в будущем появится ли вновь железный занавес с использованием самых современных телекоммуникационных, разведывательных и технологических средств?

— В любой военной школе будущих офицеров учат побежать в уже прошедшей войне. Будущее же всегда отличается. Думаю, что эра железного занавеса и холодной войны, какими мы их помним, безвозвратно прошла. Однако это не значит, что прошла эра конфронтации. Будущая конфронтация не будет вооруженной. Скажем, вы не можете напасть на Европейский Союз. Этого не может ни Россия, ни Китай или США, поскольку ЕС очень силен и победить его невозможно. Но из-за растущей глобализации усиливается конфронтация в области экономики. Например, уже сейчас мы пропускаем, как разгорается конфронтация между ЕС и США. В решающую стадию она войдет в тот момент, когда Европа станет по-настоящему единой. Когда будет согласован новый договор, который заменит предыдущий проект конституции, и постепенно снимутся претензии малых стран, появится единая политика и начнется первая забастовка против США. И главным будет не оружие, не количество дивизий у ЕС, и НАТО будет совершенно не при чем. Большую роль сыграет, например, валюта. Какая валюта будет доминировать в мире? Евро или доллар?