СМИ

© AP Photo, Mary AltafferПредставитель «партии войны», экс-глава МИД Украины Павел Климкин рассуждает о перспективах урегулирования ситуации в Донбассе на фоне завершения нормандского саммита. Политик вынужден признать, что оптимального решения для успешной реинтеграции региона в состав Украины у Киева сегодня нет.Хайп вокруг «нормандского саммита» начинает утихать, возможно, потому, что все обо всем высказались, что нужно было осветить, и даже начали повторяться. Но вспомним на мгновение, что предшествовало парижской встрече: тогда многие говорили о «красных линиях», давая наставления власти и о многом другом. И хотя всем в то время было приятно читать заявления и интервью, которые можно условно назвать «условиями капитуляции Путина», но проблема здесь в том, что обсуждение в значительной мере было «виртуальным». Все это успешно продолжается и сейчас в рассуждениях по итогам саммита, при этом нивелируя реальную серьезную политическую дискуссию в стране. Но давайте все же по сути дела посмотрим на то, в какой реальности мы оказались. Вспомните дебаты относительно России во время последнего саммита НАТО. Если кратко и упрощенно, то их смысл сводится к следующему: новое партнерство с Москвой желательно, поскольку подавляющее большинство членов НАТО хотят задействовать Россию. Для объяснения такого партнерства была найдена новая общая цель, наподобие «жизненно важного сотрудничества в борьбе с терроризмом». Трамп, Макрон, Меркель и многие мировые лидеры могут долго спорить по разным вопросам, но здесь у них общее видение, даже несмотря на различные способы имплементации. Это не значит, что они готовы нас «сдавать», но… если мы не найдем свой путь в новой реальности, то его найдут за нас, так же как рычаги и аргументы в пользу его реализации. Поэтому результат нормандского саммита следует оценивать с точки зрения того, есть ли у нас вообще своя игра и как мы ее сыграли. Причем я предостерегаю всех от недооценки России и ее президента. Путин понимает смену риторики, чувствует себя способным играть в продолжительную игру и выставлять свои условия. Он полагает, что время работает в его пользу, и, конечно же, не готов к компромиссным шагам по Донбассу, который для него является, не более того, как средством. Реальными вопросами являются легализация оккупации Крыма, статус Украины и в целом ее существование. Проект разделения Украины на «Новороссию» и «Малороссию» точно не похоронен. Владимир Путин не ограничится возможным созданием союзного государства с Белоруссией. Это не уровень его амбиций, он хочет войти в историю как «собиратель земель». Прежде всего наших. И все его действия будут направлены именно на эти цели. Для достижения фрагментации Украины он будет в основном использовать гибридные средства, но в конце концов не остановится ни перед чем — свидетелями этого мы уже были в последние годы. А компромисс по Донбассу в Москве возможен только в случае расширения числа вопросов, по которым нужно договариваться. И, конечно же, речь идет прежде всего о компромиссе с ЕС и США, а Украину президент РФ видит лишь в роли исполнителя. Но вернемся к итогам нормандского саммита. Если использовать футбольную терминологию, то встреча тянет на ничью. Договоренность об обмене — большой позитив, если он состоится. Но если посмотреть на коммюнике, то там — минное поле во всем. Это и якобы «невинное» исчезновение слова «закон» из пункта об особом порядке местного самоуправления, который сейчас активно обсуждают в СМИ. Это означает, что мы должны согласовать в рамках нормандского саммита и трехсторонней контактной группы (ТКГ) не только непосредственно закон об особом статусе, но и другие законы и подзаконные акты, касающееся данного вопроса. Дело в том, что сам по себе закон «Об особом статусе», даже если он будет введен в действие завтра, ничего не меняет. Он — только рамка. Чтобы особый статус «заработал», нужно принять дополнительные законы, в тех сферах, где этот статус предполагается — в отношении языка, «народной милиции», экономического режима. Конечно, Минск предполагает, что эти вопросы нужно решать. Но не сейчас, а исключительно по завершении свободных и честных выборов с законно избранными представителями Донбасса. А еще за этим пунктом коммюнике могут «прятаться» вопросы амнистии и изменения в конституции. Теперь взглянем на опасные положения, включая двадцать первую попытку объявления прекращения огня, которая отсрочена до конца года. В этом вопросе просматриваются два фактора. Во-первых, Путин отсылает нас к ТКГ, поскольку «ихтамнет» и договариваться, мол, надо с «ополченцами». А те в свою очередь очень хотели бы утвердить такой режим прекращения огня, где фактически был бы предусмотрен запрет для украинских вооруженных сил открывать ответный огонь, а также некоторые другие неприемлемые для нас положения. Как будет на самом деле, посмотрим. Но все это не главное. Принципиальным является то, что РФ вообще отказывается обсуждать вопрос возвращения Украине контроля над границей. Давнишняя идея Украины о создании в рамках ТКГ подгруппы по вопросам границы, где хотя бы гипотетически начались бы дискуссии по этому поводу, снова не нашла понимания, а заявление Путина о «Сребренице», сделанное буквально на второй день после саммита (он уже делал это сравнение во время прошлого саммита в Париже), только подтверждает, что он вообще не собирается возвращать нам границу — ни до, ни после выборов. Могу раскрыть некоторые непубличные темы: пробуксовка с «дорожной картой», над которой мы работали с 2016 года, была вызвана именно тем, что российский представитель наотрез отказался обсуждать урегулирование вопроса границы. Вообще. В любом виде. Российская позиция здесь является «железобетонной». Для них важным является возможность сохранения нынешней безопасной конструкции в Донбассе со своим контролем над границей и над вооруженными формированиями, которые действуют там. Таким образом, «ничья в Париже» пока не выводит нас на следующий этап в несуществующих соревнованиях. Каждый шаг по реализации политической части этого коммюнике будет раскручиваться внутри Украины как «измена», что, собственно, Путину и нужно. А прекращение огня будет работать только до того момента, пока Путину это будет выгодно. Президент России не заинтересован в успехе Владимира Зеленского, тем более на фоне процесса перезагрузки власти в 2024 году. А вот в возвращении к идее о создании «Новороссии» и ее вхождении в новое союзное государство — заинтересован на все 100%. Но для реализации этого есть только один путь — через внутреннюю вражду на Украине. Поэтому Кремль, несмотря на якобы достигнутые договоренности на саммите в Париже, будет стараться повышать давление на Украину, активно пытаясь противопоставить друг другу разные части украинского политического спектра, создавая новые и углубляя существующие линии разделения. Это необходимо осознать, для понимания того, как Украине и украинским политикам действовать дальше. В дополнение к разговорам о «красных линиях» нам нужна дискуссия на тему, что мы хотим и что можем себе позволить, учитывая отношение общества к необходимости сохранения государства. Какие варианты возможны? Есть три наиболее очевидных варианта, и каждый несет свою опасность. Первый: это сохранение статуса-кво в условиях прекращения огня. Условно говоря, замораживание конфликта. Однако, во-первых, нет никакой гарантии, что РФ не разрушит этот статус в любой момент. Во-вторых, этот статус, вероятнее всего, может заблокировать будущее членство в ЕС и НАТО. И в-третьих, возвращение наших территорий и граждан откладывается на неопределенную перспективу. Другой теоретический вариант: пойти на широкие компромиссы с Россией. Похоже, этот путь кое-кто во власти не отвергает, но он крайне опасен. Нельзя найти лучшую возможность помочь Путину в углублении внутреннего раскола на Украине. По моему мнению, этот путь, если будет избран, закончится распадом страны и захватом значительной части нашей территории в вассальную зависимость от РФ. Детали этого пути могут разнится, но результат очевиден. Третий вариант: борьба до победы. Его главный недостаток: то, что он вряд ли получит поддержку общества, которое стремится к прекращению боевых действий, но при этом не хочет идти на компромиссы (что для нас, украинцев, довольно типично). Каждый из этих вариантов можно анализировать подробнее, но результат от этого не изменится. Оптимального решения для успешной реинтеграции у нас действительно нет, особенно на фоне отсутствия ресурсов, как человеческих, так и экономических. К тому же, будем честными, отсутствует ментальная готовность к ней. Последние опросы показывают, что большинство людей на оккупированных территориях реинтеграции не хотят. Учитывая все это, единственным возможным выходом (и надо заранее признать, что не идеальным!) является последовательная игра «на перспективу» с акцентом на гуманитарные шаги и прекращение огня с четким, всем понятным и конкретно задекларированным правилом: Донбасс может получить влияние на украинское политическое и правовое поле только после полной деоккупации — политической, экономической, и прежде всего ментальной. Но для этого нужен политический и общественный консенсус здесь, внутри Украины, который в данный момент не только не просматривается, а, похоже, что многие в нем даже не заинтересованы. И именно это является главной проблемой отсутствия стратегии по Донбассу и мобилизации усилий по сохранению единства страны.