СМИ

© РИА Новости, Борис Кудояров | Перейти в фотобанкТема блокады Ленинграда до сих пор раскалывает общество. После раскрытия архивов в Германии споры прекратились: стало ясно, что Гитлер не собирался кормить трехмиллионный город. Тем не менее мысль о «спасении через капитуляцию» жива, в том числе и в России. Писательница Елена Чижова даже допускает, что Сталин погубил город из личной ненависти. Взгляд субъективный.Блокады Ленинграда немецким вермахтом, во время которой погибло от 1 до 1,2 миллионов гражданских лиц, была одним из самых ужасных преступлений времен Второй мировой войны. Мало кому известно, что ненависть Сталина к этому городу способствовала осуществлению планов Гитлера по его уничтожению. Два страшных диктатора сыграли эту трагическую фугу в четыре руки. К самым невыносимым сценам мирового кинематографа относятся несколько секунд из фильма «Выбор Софи», когда главная героиня сама должна решить, кого она отправит на смерть — сына или дочь. Я смогла выдержать эту сцену всего один единственный раз. Когда же я смотрела фильм во второй раз, то во время этой сцены выключила изображение и звук. Тот, кто хочет представить себе ленинградскую блокаду, должен знать: зимой 1941-42 года многим матерям в Ленинграде пришлось выбирать, кому из своих детей они должны дать поесть, а кому нет. В наших семьях воспоминания о блокаде передаются из поколения в поколение. Эти воспоминания — неутихающая боль и коллективная травма в сознании ленинградцев. У каждой семьи тут своя собственная трагическая история — список тех, кто погиб во время блокады.© РИА Новости, Израиль Озерский | Перейти в фотобанкЖители блокадного Ленинграда: женщина везет ослабевшего от голода мужа на санках Мое детство прошло под знаком молчания. Сегодня я знаю, что память моей семьи о блокаде находилась за двумя замками — снаружи и изнутри. Снаружи, потому что блокада — это боль, рассказывать о которой трудно и страшно. Снаружи, потому что все время был страх «сказать лишнее». Еще во время войны тема блокады попала под цензуру — советское государство делало всё, чтобы скрыть правду. По этой причине власти уничтожили музей, которому жители Ленинграда доверили дневники и личные вещи времен блокады в надежде, что так воспоминания об их страданиях не будут забыты. Представители старших поколений еще помнят костер во дворе разоренного музея, на котором сжигали эти дневники и личные вещи. Под запретом находи-лось и действительное число жертв среди гражданского населения. Его раскрыли лишь после перестройки: от 1 до 1,2 миллионов человек. Разговоры шепотом Это число невозможно себе представить. Но можно посмотреть на лица людей. В нашем семейном архиве есть фотография из довоенного времени: моя — в то время десятилетняя — мать и ее подружки, с которыми она играла во дворе. На снимке девять девочек. Шестеро из них умерли во время блокады. Трое выжили. Из мальчиков с их двора, которых одного за другим призывали в армию и отправляли на фронт, не вернулся ни один. Молчание моей матери и бабушки, однако, не означает, что я ребенком ничего не знала о блокаде. Они не могли избавиться от воспоминаний. Когда они говорили о том времени, их голоса менялись. Они становились робкими, как будто мать и бабушка стыдились своих страданий. Они говорили друг с другом украдкой, шепотом. И только иногда случайно проговаривались. Моя мать, например, говорила: «В нашей семье мальчики в живых не остались». Мне было тогда четыре года, и я гадала: какие мальчики и почему они не остались в живых? Или моя бабушка рассказывала о «мягких частях», говорила, например: «Когда утром придешь в больницу, они еще целые, а когда уходишь вечером домой, то все мягкие части оказываются вырезанными» (о каннибализме во время блокады я узнала еще до того, как бабушка мне позже об этом рассказала). Все существенное о блокаде я узнала более или менее случайно. Я не имею в виду информацию, полученную из книг или дневников. Их я тоже прочитала во множестве. Но что точно означает блокада, я поняла, когда мне было приблизительно пять лет. С тех пор я больше не доверяю официальным легендам. Я до сегодняшнего дня убеждена, что моя мать и моя бабушка своими рассказанными шепотом историями снабдили меня особым блокадным камертоном, с его помощью я теперь без труда могу отличить правду ото лжи. Блокадная память моего поколения — медленный и долгий процесс переосмысления, при-водящий постепенно к выводу, что в трагедии ленинградской блокады виноваты Гитлер и Сталин. Оба самых страшных диктатора XX-го века сыграли эту трагическую фугу в четыре руки. Партия Гитлера ясна: чтобы предотвратить неизбежные потери в живой силы и технике во время боев в большом городе, он принял «научно обоснованное» решение уморить жителей Ленинграда голодом и холодом — всех, включая стариков и детей. Ленинград как объект ненависти Для Сталина Ленинград был — и это совершенно очевидно — ничем иным, как объектом ненависти. Её причина заключалась с моей точки зрения в самосознании ленинградцев, в их способности самостоятельно мыслить — и то, и другое было необходимо уничтожить всеми средствами для усиления божественной власти Сталина. Уничтожить раз и навсегда. Ничем другим нельзя объяснить тот факт, что во время блокады целые поезда с военными грузами уходили из ленинградских заводов на «большую землю» (как называли тогда неоккупированную часть Советского Союза), в то время как Сталин и его подручные не организовали даже минимальное, не говоря уже о регулярном, снабжении города про-довольствием. Когда эти поезда возвращались с «большой земли», то были загружены сырьем (тысячами тонн стали необходимых марок), запчастями и инструментами. По оценкам историков для этих целей использовали как минимум сто грузовых поездов. Я не историк, но думаю, что даже малого количество этих поездов хватило бы, чтобы спасти десятки, а может быть и сотни тысяч человеческих жизней. Сегодня, семьдесят пять лет спустя, архивы открыты (хотя и далеко не все!), и в отношении блокады больше вопросов, чем ответов. Но я уверена, что рано или поздно, но правда пробьет себе дорогу. Общая правда, также как и личная правда каждой отдельной ленинградской семьи. Мой скромный вклад в общую блокадную память — это роман «Город, написанный по памяти». В его основу положены рассказы моей матери (я записала их около двух лет тому назад на пленку, понимая, что скоро может быть слишком поздно), семейные фотографии, рассказы бабушки и печальные истории, пережитые мной самой. Представьте себе такую сцену: раздается звонок. Вы открываете дверь и видите старого мужчину. Рядом с ним женщина средних лет. Старик стоит, опираясь на ее руку, и молчит. Говорит женщина. Извините, пожалуйста. Мы приехали издалека, мой отец ребенком жил тут во время блокады. В сорок четвертом году они уехали и больше сюда не возвращались. Он уже давно хотел приехать, но как-то не получалось. Вы же знаете, как бывает, то денег нет, то времени… Она замолкает, чтобы дать вам время понять, смущенно отойти в сторону, сдерживая слезы и радуясь, что вам ничего не стоит выполнять просьбу старика и дать ему возможность получить то, о чем он мечтал всю жизнь. Он входит и идет, уже не опираясь на руку женщины, из комнаты в комнату. Вы следуете за ним. Извините, тут все теперь по-другому, бормочите вы, ремонт, двери, окна… Нет, говорит он, и его пальцы дрожат, когда он прикладывает ладонь к стене, все именно так, как и было. Теперь я могу умереть. Позорный способ почтить память Моя блокадная память — это прочитать у Зебальда* о ковровых бомбардировках Кельна и при этом подумать: они тоже прошли через ад. © РИА Новости, Алексей Даничев | Перейти в фотобанкГенеральная репетиция парада в честь 75-летия снятия блокады ЛенинградаМоя блокадная память — это еще и стыд от того, как российское государство обращается сегодня с блокадниками — людьми, пережившими блокаду. С одной стороны, в день снятия блокады на площади перед Зимним дворцом проводят военный парад. С другой стороны, «Блокадное общество» (официальная, финансируемая государством организация) вручило моей матери под Новый год три пачки крекеров, да еще и с закончившимся сроком годности. Что почувствовала при этом моя мать, я даже не спрашивала, а просто вы-бросила подарок в мусорное ведро. Тема блокады и сегодня раскалывает российское общество. До сих пор, несмотря на то, что прошло несколько десятилетий, продолжаются споры о «блокадной правде». Когда телеканал «Дождь» поставил вопрос, не было ли более разумным сдать Ленинград и тем самым избавить население от ужасов блокады, им чуть ли не пришлось закрыть предприятие. За подобный вопрос, тем более заданный в общественном пространстве, можно получить обвинение в «фальсификации истории» или «экстремизме». В то же самое время власти использует этот вопрос при любом случае для дискредитации своих политических противников. Так исполняющий обязанности губернатора Петербурга обвинил одного из депутатов от оппозиции в том, что тот якобы сказал: нужно было сдать Ленинград. Когда же этот депутат решил защитить свою честь и достоинство и подал жалобу в суд, то его жалобу отклонили. Не нужно быть особо проницательным, чтобы понять, что дело заключается совсем не в этом вопросе. Речь идет о том, что нынешние правители, наследники советской идеологии, при любом упоминании о блокаде, выходящем за рамки официального дискурса (включая и действительную роль Сталина), впадают в слепую ярость. Их блокадная память — это не страдания умирающих от голода ленинградских детей, а величественные памятники и помпезные торжества, в ходе которых воспевается героизм ленинградцев, защитивших свой город от нацистских орд. Муки и страдания в сегодняшней милитаристской риторике упоминаются в лучшем случае вскользь. Я нахожу достойным сожаления, что блокада — в отличие от Холокоста и сталинского Гулага — в европейском сознании остается маргинальной темой. При этом она — зеркало, в которое смотрится нынешняя Россия. Если как следует вглядеться в это зеркало, можно многое понять. Елена Семёновна Чижова (1957) — русская писательница, переводчик и