СМИ

Он стал первым немцем, отправившимся в космос. Его семидневный полет в 1978 году сделал Зигмунда Йена героем ГДР. Несколько дней назад 82-летнего бывшего космонавта не стало. Антье Хильдебрандт когда-то побывала у него дома. Вот ее очерк о герое, который вовсе не хотел становиться таковым.

Возможно, все дело в том, что его жена была у врача, и ему пришлось самому готовить себе кофе. Зигмунд Йен ходил по собственному дому так, словно был в гостях. Он живет на утопающей в зелени вилле, которую видно издалека, если следовать за оленьими рогами на фасадах домов в этом районе, расположенном в окрестностях озера Штраусзее, и повернуть на улицу, носящую имя поэта Теодора Фонтане (Theodor Fontane).

Над садом у его дома работал дизайнер, который, должно быть, никак не мог определиться между безудержной романтикой и немецким порядком. Старинные дубы возвышались над аккуратно подстриженным газоном — и этот человек подумал даже о том, чтобы на деревьях были установлены скворечники. В общем, здесь живет космонавт в отставке Зигмунд Йен. «Я как раз вернулся из Москвы», — говорит он, словно извиняясь за то, что не может найти пачку кофе на собственной кухне.

Безграничное недоверие

Космонавтика — по-прежнему его работа, хотя официально он уже пенсионер. Человек, который 25 лет назад, 26 августа 1978 года, стал первым гражданином ГДР, полетевшим в космос, с 1990 года работал в тренировочном лагере космонавтов неподалеку от Москвы. Он их называет именно «космонавтами» — в отличие от своих западных коллег, называющих их «астронавтами».

Это тонкое различие осталось единственным из тех времен, когда начался отсчет космической гонки. Когда два американских астронавта, которых звали Нил Армстронг (Neil Armstrong) и Эдвин Олдрин (Edwin Aldrin), 19 июля 1969 года стали первыми людьми, ступившими на поверхность Луны и на глазах у всего мира установившими там звездно-полосатый флаг США. Это был апогей Холодной войны — глобус оказался расколот пополам, и каждая сторона с ревностью и недоверием следила за техническим прогрессом противоположной стороны. Это взаимное недоверие было просто безграничным — и добралось даже до космоса.

Путешествие «за грань»

Теперь тот раскол остался в прошлом. У Йена были ученики из самых разных стран мира — США, СССР и из европейских стран. Они разделяли общее беспокойство по поводу ограниченности запасов пресной воды на Земле и «озоновой дыры» и мечтали о том, чтобы в лаборатории на борту Международной космической станции (МКС) успешно решались насущные проблемы человечества — большой человеческой семьи.

Йен мог бы радоваться такому развитию ситуации. Он, по собственному признанию, хорошо помнит, что полет в космос открыл для него буквально все двери в мире. Помнит, как встречался с коллегами из западных стран, как ловил себя на мысли, что представлял себе «классовых врагов» как-то совсем иначе — «с кинжалом в зубах». Впрочем, он не имеет привычки демонстрировать собственные чувства. А может быть, он просто немного разучился делать это в ходе подготовки к путешествию «за грань», особенно если учесть, что ему пришлось пройти через множество физических и психологических «крэш-тестов», будь то в центрифеге или в ходе перекрестных допросов.

Как на «американских горках»

Он целых два года работал над собой. Учился не паниковать, когда на борту космического корабля «Салют-6», на котором он, словно в кабинке «американских горок», со скоростью 28 тысяч км/ч несся вокруг Земли, начинала мигать красная лампочка, которая не должна была мигать. Это вопрос дисциплины, говорит этот большой профессионал. Он отправился в космос из-за своего огромного честолюбия, и непонятно, кому он что-то хотел доказать — себе или кому-то другому? Человек, носивший имя Зигмунд, не мог испытывать страх. Он был обречен на то, чтобы победить. «Защитник победы» — вот что дословно означает его имя на древненемецком языке. Он стал героем ГДР — за этим «фасадом» при желании можно хорошо спрятаться, если захотеть.

А что, собственно, происходило за этим «фасадом», не знал даже один из лучших товарищей Йена Ульф Мербольд (Ulf Merbold) — первый западногерманский астронавт. Они познакомились в 1984 году в Австрии, на 90-летии одного их общего знакомого. Постепенно знакомство по работе превратилось в дружбу. Мербольд сказал как-то: «После воссоединения Германии Зигмунд стал замкнутым. Что творилось в его сердце, осталось тайной».

Книги Карла Мая как контрастная программа

«Герой поневоле» говорит о себе крайне редко и с большой неохотой. Одним из поводов стал выход в 1983 году его автобиографии «Приключение космос», в которой он описал медицинские тесты перед полетом. Он рассказал о том, как у него при одном лишь взгляде на шприц поднимался пульс. «Я заставил себя не показывать медсестрам слабость. Я не хотел стоять, вернее лежать там, как один из других кандидатов (в космонавты). Он побледнел, едва только увидел иглу». Что по этому поводу сказала медсестра, он помнил и много лет спустя: «Она сказала, что всегда думала, что для полетов в космос ищут смелых мужчин».

В ходе подготовки к полету ему приходилось также доказывать, что он готов к определенным лишениям и умеет быстро реагировать на непредвиденные ситуации. Причем этому он, пилот истребителя, научился не только в ходе подготовки в советской военной академии имени Юрия Гагарина. Зигмунд Йен, родившийся 13 февраля 1937 года в городе Раутенкранц (Rautenkranz) в семье рабочего лесопилки, еще в детстве был вынужден учиться бороться за свое место под солнцем, тем более что рос в одном из беднейших регионов Германии, да еще в годы войны. Тогда он мечтал стать лесником или машинистом паровоза. В 13 лет он с упоением читал книги Карла Мая (Karl May) — это была своего рода «контрастная программа». «Мой мир, — говорит он, — тогда заканчивался на чешской границе». Когда он в августе 1978 года вместе с командиром экипажа Валерием Быковским поднялся на борт космического корабля, возник момент, когда он вдруг испытал тоску по этому миру. Но в итоге верх взяло другое чувство.

«Нежная и хрупкая»

На его рабочем месте постоянно что-то пищало, трещало и свистело. Звуки, которые издавали вентиляторы, насосы и моторы, были похожи на шум лесопилки, на которой трудился его отец. Уровень этого шума также был сопоставим с шумом лесопилки: 90 децибел. Но он еще успевал смотреть на то, что было по ту сторону иллюминаторов. Оттуда, сверху, Земля была похожа на прекрасную голубую поблескивавшую елочную игрушку.

«Нежная и хрупкая», говорит он так, словно речь идет не о каменном колоссе, а о редко встречающемся в природе цветке. Будучи военным летчиком, он много раз смотрел на Землю с высоты, но глядя на нее именно из космоса, он вдруг вновь научился тому, что давно уже разучился делать: удивляться. За какие-то полчаса он облетел вокруг земного шара, а путь от Москвы до Вашингтона занял всего-то 15 минут. И тогда он понял, что нет таких границ, которые невозможно преодолеть. А есть лишь моря, реки и горы.

Чуткий педагог

«Железный занавес» и «антифашистская защитная стена» — эти слова получили для него совсем другое значение. Когда он вернулся на Землю, они вдруг стали какими-то пустыми. Впрочем, его верность рабоче-крестьянскому государству осталась непоколебимой. Он ее повесил в стеклянной рамке над диваном — это обтянутые кожей миниатюрные издания «Коммунистического манифеста» и «Конституции Германской Демократической Республики». Если бы это новое, приобретенное мировоззрение вызвало у него в душе внутренний конфликт, то ему пришлось бы решать этот конфликт самому, никому не рассказывая о нем. Это и была та высокая цена, которую ему пришлось заплатить за то, что руководство ГДР именно ему доверило отправиться в полет, понимал он: «Тот, кто говорит «А», должен сказать и «Б»».

Его опыт оказался полезен для нескольких поколений более молодых космонавтов. Он, сам отец двух дочерей, считался хорошим, чутким педагогом. «Я бы никогда не подумал, что первый немец, полетевший в космос, будет так активно и приветливо возиться с нами», — отзывался о нем испанский астронавт Педро Дуке (Pedro Duque) (1963-го года рождения), которого Йен в 1994 году готовил к полету в составе миссии «Евромир». Другие отмечали его терпение и скромность. Впрочем, ветерану такие похвалы были скорее неприятны. В тренировочном лагере он, по собственному признанию, был этаким «мальчиком на побегушках». При этом некоторые его воспитанники видели в нем не только учителя, но и второго отца. Они вступили в объединение, которое Йен создал в 1985 году совместно с Ульфом Мербольдом и несколькими другими коллегами—- Ассоциацию космических исследователей (Association of Space Exprolers — Aserbaidschan). Это был их способ преодоления границ. «Ведь нет ничего дурного в том, чтобы по-доброму общаться на Земле с людьми, с которыми ты работал в космосе», — говорит он.

Слишком стар для кино

Кофе между делом успел остыть, но Йен расслабился. Эрика, на которой он женат уже 45 лет, успела вернуться — и кофе-машина вновь заработала. В ответ на вопрос, почему он отказался от предложения режиссера Вольфганга Беккера (Wolfgang Becker) сняться в роли самого себя в фильме «Гудбай, Ленин!», он на полном серьезе говорит: «Фильм мне понравился, честно. У него есть смешная и грустная сторона. Но я был для этого слишком стар».

Причем дело не только в возрасте. По нему нельзя сказать, что ему уже 66. По утрам, до завтрака, он уже успел прогуляться до озера и обратно. Он — стройный голубоглазый мужчина, которому седина вполне к лицу. Глядя на Зигмунда Йена, хочется попросить его о помощи при переезде, потому что он производит впечатление человека, которому вполне по силам таскать мебель. Но сыграть роль знаменитого космонавта, которому после воссоединения Германии пришлось работать таксистом, и о котором никто не мог с точностью сказать, что же помогало ему выживать — юмор или непоколебимая вера в социализм — это оказалось для него слишком трудной задачей.

Государственная тайна

При этом ему, секретному оружию командования ВВС ГДР, человеку, задачей которого было становиться «палочкой-выручалочкой» в экстренных ситуациях, после объединения ФРГ и ГДР пришлось пережить своеобразную «жесткую посадку». Йен даже не пытается приукрасить свою тогдашнюю ситуацию: «Будучи генералом Национальной народной армии ГДР, я 2 октября 1990 года был вынужден зарегистрироваться в качестве безработного».

Возможно, это напомнило ему окончание полета 3 сентября 1978 года в казахской пустыне. То, что тогда произошло, Политбюро на протяжении многих лет сделало государственной тайной. Никто не должен был знать, что спускаемый аппарат, приземлившись, отскочил от Земли и сделал тройное сальто, когда мощный порыв ветра наполнил парашют воздухом и вновь отправил его в полет. Космонавт получил при этом серьезную травму позвоночника и стал «полу-инвалидом», как об этом написал в вышедшей в 1999 году биографии Йена ее автор Хорст Хоффманн (Horst Hoffmann).

1:0 в пользу ГДР

Это была авария, о которой Политбюро умолчало — так же, как и о том, что его «тайное оружие» непосредственно перед полетом в космос в возрасте 41 года стало дедом. Это как-то не сочеталось с имиджем героя, не имевшего возраста. При этом партии даже не приходилось расстилать для такого человека как Йен «красную дорожку». Когда он вернулся в Берлин, город был охвачен таким восторгом, с которым немцы, по словам корреспондента государственного информационного агентства ADN, раньше встречали только Юрия Гагарина или Михаила Горбачева. И пусть «гонку за Луну» выиграли американцы — по крайней мере, в «космической борьбе» двух Германий счет стал 1:0 в пользу ГДР. И гол забил Зигмунд Йен.

На Западе о нем говорили с большой неохотой. Так, Петер Бёниш (Peter Boenisch) обозвал его на страницах газеты «Вельт» (Die Welt) «нахлебником в ракете русских». И нетрудно представить себе, что стали бы писать СМИ, если бы узнали, что герой после вышеупомянутой посадки испытывал ужасные боли в спине. Сам он тоже с неохотой говорит об этом. Да, это правда. Во времена ГДР он имел право на пенсию по инвалидности. Но врачи Бундесвера отказались признать его страдания.

Пожертвование для Хонеккера

Ему жаль и неприятно, что приходится оправдываться. Ему доводилось получать удары с разных сторон. Кто-то упрекал его в том, что он имел в ГДР такие привилегии, о которых другие могли лишь мечтать. Он мог ездить за границу. У него был автомобиль «Пежо» (Peugeot) и вилла на озере Штраусзее. Кто-то злословил, что после воссоединения Германии он «продался Западу». А недавно его раскритиковали за пожертвование для Эриха Хонеккера (Erich Honecker) — Йен помог тяжело больному бывшему генеральному секретарю ЦК СЕПГ оплатить билет до Чили. «Я никому не позволю указывать мне, какие иметь убеждения», — проворчал он в ответ на вопрос по этому поводу.

В конце концов, ему все же удалось исправить свою ситуацию и взять собственную жизнь под контроль. Европейское космическое агентство (ЕКА) и Германский центр авиации и космонавтики отправили его в качестве инструктора в командировку в Москву — за него замолвил словечко Ульф Мербольд. Кстати, они с Мербольдом земляки — родились в районе Фогтланд в Саксонии, но Мербольд в 1960 году отправился в Западную Германию, не получив студенческого места в университете. Для своих друзей Зигмунд Йен готов сделать почти все, что угодно. Когда Мербольд рассказал ему, что его мать хотела обязательно съездить на малую родину, но власти ГДР не давали ей разрешения на въезд, он тут же уселся за телефон — и вскоре мать Мербольда получила-таки разрешение. «Думаю, — сказал с улыбкой Йен, — Ульф после объединения Германии вспомнил об этом».

Этот очерк был написан в 2003 году после того, как автор побывала в гостях у Зигмунда Йена. Он был, в частности, опубликован в газетах Berliner Zeitung и Frankfurter Rundschau.