СМИ

События в Венесуэле дошли до пика и с недели на неделю должны чем-то закончиться. Весьма вероятно, что они закончатся концом режима Чавеса-Мадуро — одного из наиболее одиозных в регионе, и приходом к власти демократического правительства либерального толка.

А их-то за что?

Под воздействием пропаганды многие сегодня задаются вопросом, не является ли происходящее в Венесуэле частью какого-то злокозненного "заговора" — ведь всё случилось так "неожиданно", а ведь ещё недавно всё было хорошо…

На самом деле, не было. При подобном режиме "хорошо" быть может разве что в первые годы его жизни, если экономика ещё справляется с его запросами, а политически он ещё недостаточно зрел, чтобы приступать к зачистке политического, экономического и общественного пространства под свой монопольный проект.

Начнём с того, что режим этот — экономически несостоятелен. Венесуэла будто поставила своей целью воплотить в жизнь анекдоты о социализме и отчасти в этом преуспела. За анекдотами о нехватке туалетной бумаги и памперсов, о продуктовых нормах стоит весьма зловещий призрак дефицита товаров первой необходимости, за которым ещё в XX веке стабильно приходил полноценный голод. Происходящее в Венесуэле — не смешно, а трагично. Смешным это выгодно выставлять самим левым — ведь очередной их проект оказался "неправильно социалистическим", и удобнее всего было бы спустить его на тормозах, похихикивая и отпуская шуточки. В реальности же случилось вот что: левые взяли одну из богатейших стран региона, довольно развитую, с великолепным климатом, и менее, чем за двадцать лет превратили её в страну-трущобу, убили её экономику, поляризировали общество до состояния гражданского конфликта и спровоцировали такой дефицит и такую инфляцию, как будто страна ведёт полномасштабную войну. И проигрывает.

Впрочем, так и есть: страна действительно ведёт войну. Люди воюют с группировкой коррумпированных, продажных, способных на всё, кровожадных животных. Эта война поначалу выражалась в постепенном зажимании прав граждан и всё увеличивавшемся потоке национализаций, которыми увлекался Чавес. Они, естественно, не принесли обещанного процветания стране. За кратковременными периодами кайфа, испытываемого от национализаций и допечатывания денег, наступали продолжительные периоды ломки: дефицит, рост цен и рисков, связанных с быстрой криминализацией страны. Вместо улучшения жизни благодетели-социалисты, которых с годами было всё сложнее отличать от завоевателей, осчастливили её собственным наркокартелем, чья верхушка состоит из высших партийных и государственных деятелей, уничтожили промышленность, образование, медицину, туризм, рынок труда, Вооружённые силы, инфраструктуру, а также поместили страну на уровень экономической и политической недееспособности и зависимости, сравнимый с колонизированным или оккупированным государством.

Рассказы о "больницах и школах, построенных Чавесом-Мадуро" и "социальной политике", которыми от души потчуют русскоязычного читателя, отчасти правдивы. Режим Чавеса-Мадуро действительно строит здания, носившие название "клиники" и "школы". В лучшем случае такие клиники принимают ничтожно малый процент больных от запланированного, потому что им не хватает техники, медикаментов и персонала. В худшем они… не работают, а просто стоят посреди района, поначалу сияя чистотой, а затем запыливаясь и становясь очередным бессмысленным зданием, которое, возможно, заселят бездомные.

Социалистический эксперимент, особенно во времена недалёкого и вороватого Мадуро, которому, в отличие от Чавеса, не хватает харизмы и умения манипулировать, чтобы сдерживать аппетиты силовиков и военных, вроде Падрино Лопеса и Диосдато, убил венесуэльское здравоохранение, и сколько времени и денег потребует его восстановление — одному Богу известно. Катастрофа не пощадила даже медицинскую жемчужину Венесуэлы — госпиталь Хосе Мария Варгас де Каракас, основанный в 1888 году. Это было знаменитое на весь Континент заведение на тысячу койко-мест. Hospital Dr. Jose Maria Vargas de Caracas был калькой с французского Hospital Lariboisiere. Заведение было оборудовано по последнему слову техники и по качеству услуг превосходило частные медицинские центры. Сегодня госпиталь похож на плохую постсоветскую больницу: повсюду грибок на стенах, разрушенные и плохо работающие туалеты, ржавчина, антисанитария. В центральном медучреждении страны — всего семь аппаратов для гемодиализа и постоянная нехватка инструментов и медикаментов. Из-за дефицита, недостатка кадров и угроз со стороны проправительственных боевиков госпиталь не справляется с нагрузками и не способен выжать и 30% своей мощности. Единственным учреждением госпиталя, "выполнившим и перевыполнившим", в 2018 году, как это принято во многих социалистических странах, стал морг: его переполняли так, что он, случалось, был более, чем пятикратно перегружен.

Онкобольных, чей иммунитет и так ослаблен, кладут в палаты с больными туберкулёзом (он тоже вернулся в Венесуэлу вместе со своим братом-социализмом). В 2017 году в стране лишь официально зарегистрировали почти одиннадцать тысяч случаев этого заболевания (точная цифра — 10 952, а в 2016 году в стране было зарегистрировано 8 542 случая туберкулёза). Заодно в страну вернулись дифтерия, корь и малярия. Диабет, в том числе детский, стал очень серьёзной проблемой из-за отсутствия в стране инсулина. Ситуация в области здравоохранения продолжает ухудшаться, ведь специалистам, медицинской аппаратуре и технике, препаратам, инфраструктуре неоткуда взяться.

В сфере образования всё настолько же плохо: она разрушена основательно, на всех уровнях, со знанием дела. Проделанная работа настолько впечатляет, что я рискну предположить: люмпенизация молодёжи и саботаж системы образования, которые привели к тому, что от восьмисот тысяч до миллиона венесуэльских несовершеннолетних подростков находятся на улицах, а не в школах, с высокой долей вероятности являются продуманным и спланированным комплексом действий. Зная особенности латиноамериканских леваков, особенно XXI века, можно предположить, что правительство, увлёкшееся социальной инженерией ещё в первой половине 2000-х, пыталось таким образом создать прослойку "революционной молодёжи", сконструировать собственное массовое хунвейбиноподобное движение, из которого можно было бы кооптировать новые кадры. Такое движение могло бы обеспечивать власть чавистов над улицей и держать оппозицию в страхе.

В пользу этой теории говорит тот факт, что в 2000-х российские власти (а они обладали сильным политическим и интеллектуальным влиянием на Латинскую Америку через государства с партнёрскими и марионеточными режимами) активно пытались сделать молодёжь своей союзницей по сопротивлению оранжевым революциям, протестам и т.д. Попытки создать идеологически заряженное вождистское молодёжное движение, которое подавалось как один из антилодкораскачивательных механизмов, продолжались довольно долго, пока режим окончательно не осознал, что молодёжь ему не по зубам (или не по дёснам) и не сменил тактику на куда менее молодёжную, более жёсткую и прямолинейную.

Идеологическое влияние РФ, руководство которой умело обыгрывало советскую карту, на молодёжные организации Латинской Америки, существовавшие при пророссийских крайне левых режимах, было заметным. Оно частично базировалось на советских наработках, латиноамериканских левых идеях, и частично — на грубо адаптированных российских политических и социальных технологиях 2000-х и 2010-х.

В России никогда не скрывали плотной работы с венесуэльскими социалистами и их молодёжным подразделением. Активисты и представители левых молодёжных проправительственных огранизаций в разных странах Латинской Америки действовали очень похоже и зачастую использовали идентичную риторику, при этом плохо зная собственную историю, как будто учили её по политической брошюре, а идеолог, который продумывал этим активистам политические взгляды, имел общее представление о Латинской Америке, но не понимал, что у жителей разных стран региона — разные точки зрения на происходящее в мире.

Предположение, будто венесуэльцы и аргентинцы могут обладать "одинаковым революционным социалистическим взглядом на мир", мечтают воевать с США и при этом игнорируют быт, экономику и комфорт — это почти стопроцентный признак советского (и российского) присутствия. Мало того, что эта точка зрения носит на себе печать кондового марксистского детерминизма, но и ещё и изображает бывшие колонии в не менее кондовом, по-советски наивном расистском стиле — в качестве бессловесной мебели, на которой может сидеть любой желающий, если он скажет что-нибудь в духе "революсьон! но пасаран! найн империализьмо сионизьмо американо, си эгалите франтерните либерасьон, чина-русия-латина-пхай-пхай, баста янки фашизмо".

Отсюда же, из этого дикого мировоззрения, растёт и потешная, неподдельная, с выпученными глазами, надутыми щеками, трясущимися брылями и запотевшими очками, изумлённая ярость советских, когда мебель внезапно оказывается вовсе не мебелью, устраивает мятеж и принимается штурмовать президентский дворец, в котором находится очередной марионеточный "независимый революционный лидер".

Возвращаясь к странным совпадениям, можно предположить, что венесуэльцы зашли дальше аргентинцев-эквадорцев, и в погоне за "альтернативными, народными, революционными методами сопротивления американскому империализму", намеренно разрушили и саботировали систему образования — как "дающую неправильные, империалистические знания", ради создания "уличной, революционной, практической системы знаний". Подобный ход мысли характерен для многих левых, от маоистов до кастроистов-геваристов.

Тенденции к саботированию "классической" системы образования и её трансформации во что-то более соответствующее революционным амбициям правительства, наметились ещё в начале 2000-х, когда Чавес ввёл в образовательную систему правительственных супервизоров-политруков с широкими полномочиями и одобрил участие кубинских учителей в процессе ликвидации безграмотности. Тогда, в 2001-2002, появилось одно из первых мощных оппозиционных Чавесу движений, состоявшее из обеспокоенных родителей, Ассоциации частных школ, оппозиционных профсоюзных организаций, учителей, преподавателей и т.д. Оно выступало против идеологизации и "кубинизации" образования. В 2007 количество молодёжи, охваченной системой образования, начало снижаться. Именно в 2007-2008 кризис стал отчётливо заметен.

Правительство вербовало "освобождённых" от школы детей и подростков в colectivos — нечто среднее между партячейкой, локальным распределительным пунктом и местной мотобригадой проправительственных парамилитарес.

"Партийные лекции" для молодёжи нередко читали ультралевые боевики из соседней Колумбии, кубинские инструкторы и т.д. Впрочем, удивляться нечему: мне известны даже случаи приглашения колумбийских террористов в венесуэльские учебные заведения для проведения открытых уроков, почему бы им не читать ещё и лекции для проправительственных боевиков.

В колективос подростки садились на мотоциклы, получали оружие (о том, что оно российское, знает весь регион) и революционное напутствие — и ехали зарабатывать на жизнь, благо в Венесуэле можно грабить людей с "неправильными" взглядами. Прорежимные байкеры быстро стали страшным сном для многих представителей малого бизнеса и частных предпринимателей, альтернативных социальных организаций и политической оппозиции, поскольку они делали наиболее грязную работу, на которую не всегда шла даже полиция. Исчезновения представителей оппозиции, коррекционные изнасилования, пытки, внесудебные расправы, нападения и избиения неугодных режиму людей… Colectivos зарекомендовали себя похуже самых отмороженных латиноамериканских антикоммунистических спецслужб из 60-70-х.

Справедливости ради, в боливарианском руководстве нет единства по проблеме парамилитарес. Например, поклонник и, думается, немного косплеер Сергея Шойгу, венесуэльский министр обороны Владимир Падрино Лопес, часто критикует деятельность colectivos и обвиняет их в искажении идеалов революции и уголовщине. "Революции не нужны уличные гопники и хулиганы, ей вполне достаточно силы государства и силы венесуэльского закона".

Проблема в том, что Падрино Лопес видит корень проблемы не в убийствах оппозиции и неправильных законах. Его возмущает, что беспредельщики-колективос подрывают монополию государства на насилие и подставляют власти и силовиков своими беспорядочными и демонстративными акциями.

Кроме того, режим несостоятелен внутриполитически, не способен на диалог и склонен к насилию против собственных граждан и сотрудничеству с международными террористическими и наркоторговыми картелями на идеологической основе.

Наследуя политические привычки своих спонсоров, уважающих речи про размазывание печени по асфальту и Тяньаньмэнь, венесуэльские власти изначально не отличались толерантностью к инакомыслию. Однако в конце 2000-х они сделали ставку на насилие и грубое подавление протестов и потянули за собой родственные режимы в Никарагуа, Боливии, Эквадоре, Аргентине.

Подсчёт жертв ведут сразу несколько структур внутри страны и организаций венесуэльской диаспоры за рубежом, однако более-менее полные данные по пострадавшим, убитым и пропавшим без вести, конечно, будут в лучшем случае через несколько месяцев после смены власти.

Сегодняшние разрозненные цифры говорят только об одном: насилие со стороны государства прогрессирует. Если в 2014 году в ходе протестов в Каракасе погибло 42 человека, то в 2017 — уже 163.

Насилие было настолько масштабным, что под обвинения в избыточном применении силы и нарушениях прав граждан в 2010-х попадали даже высокопоставленные функционеры — такие, например, как экс-глава Нацгвардии Антонио Бенавидес Торрес. Которого также обвиняют также в отмывании денег, пытках, внесудебных расправах, публичных угрозах оппозиции, хищениях и коррупции. Причём обвиняют не только иностранные империалисты-хищники-ястребы, держащие палец на спусковом крючке войны, но и родная революционная прокуратура.

2019 год только начался, а погибших уже 35: за один только январь режим почти выполнил годовую норму 2014 года. Это говорит о том, что "социальная" маска начала сваливаться, и из-под неё полезло реальное социалистическое мурло, до сих пор прикрывавшееся высокими целями и "социальными преобразованиями".

Третья причина — режим Чавеса-Мадуро — лживый, марионеточный, зависимый и уродливый. В мире существует великое множество не до конца самостоятельных государств и политических режимов; скорее всего, независимых на все сто вообще не существует. Венесуэльское руководство, тем не менее, нашло свою нишу: оно двигало страну в сторону, противоположную здравому историческому смыслу и смогло поднять концепцию "зависимости" на какой-то доселе недосягаемый, бордельный уровень. При этом венесуэльская зависимость не является сытой бюргерской зависимостью коллаборациониста, который сознательно предпочёл крепкий сон, личное авто и полный холодильник — собственным убеждениям, культуре и свободе выбора. Это можно было хотя бы попытаться понять. Но ведь в Республике нет и этого! Её зависимость — это нищая, унизительная, нестабильная и невыгодная зависимость холопа — тире — второсортного дилера.

Венесуэлу продавали России, Китаю, "европейским партнёрам", "американским партнёрам — по необходимости", "региональным партнёрам", Ирану и его террористическим прокси-прокладкам, и даже боевикам-панарабистам. Например, лидер иракского вооружённого баасистско-джихадистского Высшего командования джихада и освобождения, Иззат Ибрагим ад-Дури, является близким соратником отца бывшего вице-президента Венесуэлы Тарека аль-Айссами. Сам Тарек аль-Айссами, обвиняемый в наркоторговле, отмывании денег и коррупции и занимающий ныне пост министра индустрии, тесно связан с Хизбаллой и наркокартелем Солес (созданном и возглавляемом венесуэльскими силовиками и военными.) Он также торговал венесуэльскими паспортами, незаконно предоставив гражданство сотням исламских и ультралевых террористов.

Но, может быть, автор намеренно берёт наиболее одиозные фигуры и злонамеренно выдаёт их за нечто систематическое?

Нет. К сожалению, поехавших среди венесуэльского руководства много. Про Диосдадо Кабельо, который является руководителем наркокартеля Солес и одновременно вторым человеком в венесуэльском государстве и в правящей партии PSUV, в рунете уже более-менее известно.

Как насчёт Рафаэля Лакавы, губернатора штата Карабобо по кличке Дракула, которого очень многие характеризуют как ужасного руководителя? Этот эпатажный персонаж катается и фотографируется в чёрной машине, которую называет машиной Дракулы.

Ещё он облепил машины дорожной полиции "социальной рекламой" с летучей мышью и постоянно форсит Дракулу в качестве мема. Валашский воевода в подаче Лакавы — это супергерой, что-то среднее между Бэтменом и собственно Владом Колосажателем, только без колосажания, который борется с преступностью, наводит ужас на криминальный мир своим вопиющим архетипизмом и брутальностью и формирует у граждан чувство безопасности.

Сложно сказать, насколько знание, что обсаженный коксом губернатор-социалист по ночам носится по городу в катафалке, воображая себя героем комиксов, добавляет гражданам спокойствия.

Можно было бы вспомнить министра по делам исправительных учреждений, Ирис Варелу, шумную и безграмотную фанатичную чавистку, которая прославилась своими бессвязными и неграмотными, но крепкими, правоверными речекряками, и агрессивными пассажами против оппозиции. Ирис, будучи ответственной за пенитенциарную систему, само собой тесно связана с криминальным миром и питает слабость к криминальным авторитетам, с которыми регулярно встречается.

Она имеет репутацию беспредельщицы, с которой избегают иметь дела многие праны (пранами в Венесуэле называют авторитетных лидеров ОПГ, держащих власть в тюрьмах и на улице. По смыслу "праны" близки к ворам в законе, но в то же время между ними есть различия ввиду разницы в понятиях и правилах).

Были и славные страницы! Они сгорели.

Режим умудрился срезаться даже там, где у Венесуэлы есть историческое и моральное преимущество — в сфере внешней политики.

Внешнеполитическая доктрина боливарианцев выглядела относительно перспективной в той её части, которая провозглашала курс на латиноамериканскую интеграцию с сохранением и уважением особенностей каждого субъекта-государства, предполагающую различной глубины экономическое, культурное и политическое взаимодействие и взаимоподдержку стран Латинской и Центральной Америк и Карибского региона.

В конце концов хорошая идея вылилась в попытки связать страны региона в единую траффикантскую транснациональную структуру, завязанную на вражду с США, левую идеологию, занимающуюся нефтью, производством и торговлей наркотиками, оружием и поддержкой международного терроризма. Высокие политические идеалы, требующие диалога, терпения, мудрости и выдержки, оказались в мусорке, а им на смену пришёл попрошайнический и хамский "левый реалполитик". Который заключается в дружбе с любыми спонсорами, если те готовы платить и называют себя "врагами капитализма".

К середине 2010-х Венесуэла растеряла большинство друзей в регионе и официально стала больным человеком Латинской Америки. В 2016 её выгнали из Меркосур, куда она попала благодаря коррупции левых. В 2017 была организована Grupo de Lima — транснациональная организация, специально созданная для решения венесуэльского кризиса. Президент Аргентины Маурисио Макри практически с первых дней своего правления активно выступал против насилия и беспредела, которыми занимались венесуэльские власти, и резко критиковал венесуэльского коллегу. Чилийский президент Себастьян Пиньера занял ещё более жёсткую позицию, а наиболее адекватную реакцию на режим Мадуро проявили Жаир Болсонару (который сейчас борется с пневмонией, которую заработал после операции — таковы последствия предвыборного покушения) и Дональд Трамп.

Говоря о венесуэльских друзьях, постепенно сходивших с дистанции будет нелишним упомянуть Гаити. Во-первых,

россиянам будет полезно узнать, что на их деньги Венесуэла оказывала обширную гуманитарную помощь Гаити. Российские налогоплательщики через посредство Каракаса и Гаваны оплатили строительство гаитянских больниц, списание некоторых гаитийских долгов и создание инфраструктурных проектов.

Само по себе дело, конечно, благое, хотя есть сомнения, что средства действительно пошли на больницы и инфраструктуру (при гаитянской-то неразберихе).

Во-вторых, тёплые венесуэльско-гаитянские отношения на российско-китайские средства привели к анекдотической ситуации: местные нео-дювальеристы-антикоммунисты, которые хотят видеть внука Папы Дока кандидатом в президенты на следующих выборах… солидаризировались с гаитийскими левыми после голосования стран региона относительно венесуэльского кризиса и легитимности Николаса Мадуро! Дювальеристы тепло относятся к чавистам, потому что те оказывали гуманитарную помощь Гаити и давали деньги, не рассчитывая получить их обратно. Левые тепло относятся к чавистам, по тем же причинам, плюс потому что идеологически солидарны с ними. Власти Республики Гаити были в хороших отношениях с официальным Каракасом. В Порт-о-Пренсе даже существует парк имени Уго Чавеса.

Однако в 2019 гаитянское руководство впервые за много лет отказалось поддержать венесуэльских партнёров и выступило против Николаса Мадуро. Не последнюю роль в этом сыграл постоянный гаитийский представитель в ОАГ Леон Шарль, который посетил венесуэльско-колумбийскую границу и сообщил, что ситуация очень серьёзная, что существует масштабный гуманитарный кризис, требующий срочного решения. Политические радикалы — дювальеристы, социалисты из партии RASIN Kan Pеp, крайне левые и некоторые более умеренные политические группы выступили с резкой критикой руководства своей страны.

А что армия?

Не стоит безоговорочно разделять пессимизм касательно морали венесуэльских военных и считать армию чем-то недостойным и скомпроментировавшим себя раз и навсегда. В какой-то степени армия сама стала жертвой циничных политических интриг. Её обманул Чавес, который её обезглавил и деморализировал, а затем коррумпировал до невменяемого состояния. Он смог это сделать, используя антиколониальную, интеграционистскую и патриотическую риторику, большие суммы денег и циничную игру на националистических, конституционалистских, интеграционных традициях и материальной заинтересованности венесуэльских Вооружённых сил.

Для венесуэльских милитарес характерны сильные интеграционистские и народнические настроения, сопряжённые с культом антиколониальной борьбы. Народничество и антиколониализм, в свою очередь, заключаются в правильном распоряжении природными ресурсами (в первую очередь нефтью), развитой социальной и активной внешней политикой, желательно третьемиристского толка.

Несмотря на некоторую деморализованность конца прошлого века, вызванную глобальными переменами, эти тенденции никуда не делись и венесуэльские военные продолжают в них верить. Например, в статье полковника Эктора Угуэто Эспиносы "Конституционная точка зрения и Вооружённые силы в контексте ибероамериканского единства" (1992) отмечается, что венесуэльский конституционализм подразумевает открытость, уважение прав человека, взаимодействие и взаимопомощь молодых и самоопределяющихся наций, и отказ от войн, агрессии и экономического подавления как средств международной политики. В подкрепление своих слов полковник Эспиноса ссылался на реплику тогдашнего президента Республики Карлоса Андреса Переса о необходимости латиноамериканской интеграции для эффективной "защиты природных ресурсов, которыми мы владеем, развития и уважения к человеческой личности".

Изучив чавистскую пропаганду и послушав-почитав речи Уго Чавеса, несложно заметить, что режим изо всех сил мимикрировал под вышеозвученную доктрину, прилагал большие усилия, чтобы выглядеть как "социально ориентированный", третьемиристский и националистический. Он до сих пор позиционирует себя как хранителя венесуэльской идентичности, независимости и национального взгляда на Конституцию и наследие выдающихся политических деятелей прошлого.

Чавес и Мадуро, а также их коррумпированные друзья у власти, в силовых структурах, армии и разведке сыграли на военных, их заблуждениях, корыстных интересах, сентиментальных и романтических чувствах, патриотизме, коррумпированности, решительности, политической безграмотности, эмоциональной идейности и чувстве долга.

Вливая средства в армию и перевооружая её, социалисты создали видимость "построения истинной боливарианской армии", призванной освобождать и нести слово интеграции и независимости народам, а сами попросту обезглавили Вооружённые силы и выдавили значительную часть военных за границу (те, впрочем, не сдались, стали частью венесуэльской оппозиции за рубежом и сегодня охотно признают нового лидера страны), довели армию до состояния "мы уже ничего не понимаем" и поставили деморализованных милитарес на службу своему наркосоциалистическому режиму. Проще говоря, Чавес пообещал армии, что он поможет ей полностью реализовать патриотический долг, вдобавок с пользой для её финансового состояния, а сам завёл в подворотню, пробил ей голову и сдал в бордель.

Тем не менее, это не оправдывает тех милитарес, которые сегодня высказываются в поддержку Мадуро или хранят молчание. Их невмешательство, конформизм или трусость сделают лишь хуже. Несмотря на то, что ряд военных, такие, как генерал Франсиско Янес и полковник Рубен Альберто Пас Хименес, призвавший военных смелее переходить на сторону демократии и "восстанавливать Венесуэлу вместе с народом и президентом Гуайдо" вышли из подчинения Мадуро, это явление отнюдь не носит массового характера.

При этом у венесуэльских милитарес нет другого пути, кроме как свергнуть Николаса Мадуро, арестовать правительство и верхушку PSUVи объявить о конце социалистического режима. Если раньше у них могли быть какие-то оправдания в виде ссылок на "нейтралитет армии в вопросе внутренних дел", то сегодня, когда венесуэльское руководство показало себя во всей красе, когда оно перешло к тупому мочилову всех и вся, когда оно блокирует гуманитарную помощь со стороны Колумбии (в то время как венесуэльские врачи, несмотря на угрозы со стороны колективос, просят Мадуро пропустить её, и даже бегут на колумбийскую территорию, чтобы просить о срочном международном вмешательстве, которое может спасти много жизней) — выбора больше нет.

Либо в Венесуэлу войдёт международный контингент.

Армия может начать воевать, после чего её ближайшие лет сорок будут гнобить и вспоминать как кучку психопатов в погонах, втянувших страну в войну. Она может сдаться — и в ближайшие сорок лет её будут гнобить и вспоминать как кучку трусов в погонах, допустивших оккупацию страны сначала бандой красных подонков, а затем — бандой грингос и их союзников.

Либо в Венесуэле дожмут "мирный переворот", и власть быстро поделят безликие либералы и перекрасившиеся, сжигающие партбилеты, всегда тайно находившиеся в оппозиции и внутренней эмиграции функционеры PSUV.

О последствиях бездействия предупредил и сам и.о. президента страны Хуан Гуайдо: непропуск гуманитарного груза венесуэльскими военными может рассматриваться, как преступление против человечности, заявил он в своём недавнем выступлении.

Венесуэльским военным не помешало бы взглянуть на опыт аргентинских коллег, которые даже в 2019 не могут выпутаться из подобных обвинений, и поскорее сделать свой выбор, пока ещё есть возможность, пока армию не посадили на голодный паёк, как потенциально опасный для демократии институт, а самих милитарес не начали пачками отправлять за решётку на десятки лет: ведь обвинения маячат тяжёлые.

Вооружённые силы Боливарианской Республики Венесуэла обязаны вмешаться в конфликт на стороне народа, свергнуть правительство Николаса Мадуро, арестовать правящую верхушку и наиболее коррумпированных, склонных к насилию высокопоставленных милитарес и силовиков и обеспечить переход страны к демократии в том формате, в каком это будет удобно венесуэльцам. Оппозиция ждёт именно этого. Простые люди ждут именно этого. Страна ждёт именно этого.

Кто такой Хуан Гуайдо и как к нему относиться?

Гуайдо это консенсусная фигура, необходимая для "демократического транзита". Он является легитимным и.о. президента Венесуэлы, по которой нет возражений ни у большинства государств региона, ни у народа в самой Венесуэле, ни у оппозиции за рубежом. При этом он не вызывает каких-то ярких положительных эмоций. Не следует делать из него "национального спасителя" или искать какие-то выдающиеся лидерские качества.

Гуайдо это типичный для современной Венесуэлы и вообще для Латинской Америки молодой малоизвестный либеральный политик, главной задачей которого является побыть голосом разума в бушующем море политического кризиса до той поры, пока он не разрешится. Рассматривать его в качестве президента Венесуэлы мне бы не хотелось, поскольку Гуайдо не справится с этой задачей из-за неопытности, безыдейности, неготовности к решительным реформам и ответственности за них.

Подведём итоги?

Панамериканский разворот вправо идёт полным ходом, и левые репрессивные режимы шатаются и рушатся. В рунете этот процесс освещается, мягко говоря, необъективно. Я надеюсь, что когда мой читатель в очередной раз услышит рассказы о "внезапном", "спланированном в Вашингтоне путче" в Венесуэле, где всё было спокойно, а с 2018 начались инспирированные американцами протесты — он или она критически отнесётся к пропаганде.

Закрепим пройденное вкратце. Протесты в Венесуэле начались ещё в первой половине 2000-х, они усиливались и становились всё более мощными, став чем-то привычным к началу 2010-х. В 2013 на выборах едва не победил Энрике Каприлес — кандидат от оппозиции (если бы не страхи и нерешительность оппозиции и не старания бессменной председательницы Национального избирательного совета Тибисай Лусены — коррумпированной социалистки, которую венесуэльцы ненавидят за подтасовки в пользу социалистов на выборах, Каприлес бы победил).

Протесты достигли огромных масштабов, международное сообщество и пресса начали обращать на них внимание. Внезапно оказалось, что страной управляет взбесившийся социалистический наркокартель, связанный с государствами-изгоями и международным терроризмом, а по ней тем временем катаются байкеры-парамилитарес, губернаторы в машинах Дракулы, колумбийские наркокартели и ближневосточные джихадисты. Президент при этом общается с духом покойного Чавеса в образе птицы, а оппозицию пытают и убивают посреди бела дня.

В 2016 Венесуэлу выгнали из Меркосур, куда она едва смогла пробраться в 2012. Её исключили за нарушения прав человека. В 2017 была создана Grupo de Lima, и лишь к 2019 все заговорили о возможном международном вмешательстве. На протяжении всего этого времени огромная венесуэльская диаспора за рубежом привлекала внимание к проблемам страны, устраивала марши, протесты, акции, публиковала статьи, проводила съезды.

Таким образом, ничего неожиданного или экстраординарного в нынешнем уровне давления на Венесуэлу нет. Оно добиралось до него много лет и венесуэльские власти приложили все усилия, чтобы давление не ослабевало. Заказывали — получайте, расписывайтесь.