СМИ

80 лет назад началась Вторая мировая война. 1 сентября 1939 года нацистская Германия вторглась в Польшу. После этого Гитлеру объявили войну Великобритания и Франция. Догоняя сообщников, советские войска вторглись в Польшу только 17 сентября и почти не встретили сопротивления, потому что большинство поляков тщетно надеялись, что советские войска идут им на помощь.

В этот день мировые лидеры едут в Польшу, чтобы почтить погибших и вспомнить о трагедии. Впрочем, несмотря на однозначный негатив сталинских дней, для Украины это также день, когда она фактически получила сегодняшние границы, когда Западная Украина объединилась с остальной [частью страны]. Как об этом говорить и что это значит для нас сегодня — объясняет Сергей Екельчик, один из самых интересных историков современности, автор книг «Империя памяти: российско-украинские отношения в советском историческом воображении», «История Украины: рождение современной нации».

***

1 сентября несет в себе все те коннотации сталинского времени, которые были успешно забыты и переосмыслены. Когда-то, конечно, «золотой сентябрь 1939 года» был во всех учебниках, это была история воссоединения украинского народа — и она перешла в наши современные реалии не переосмысленной.

Так произошло еще и потому, что националисты реально мечтали об этом. И Михаил Грушевский в 1920-е годы, и позже некоторые самые умные из представителей ОУН (запрещенная в России организация — прим. ред.) — например, Евгений Коновалец, — говорили о том, что такая возможность существует: что Советская Украина сначала объединит Украину, а потом она станет другой Украиной, независимой.

Очень интересно, как люди 20-30-х годов видели геополитические комбинации и предсказывали их. Но мы, кажется, просто оставили их не переосмысленными.

Тот «золотой сентябрь» как был о воссоединении Украины, так и остался. Но только он был под сталинским омофором. Воссоединение, которое привело к жестоким репрессиям.

…И тут я бы рекомендовал оглянуться на послевоенные годы — времена, когда все евреи вдруг стали подозрительными. А все потому, что возникло государство Израиль, и евреи вдруг стали подозрительным народом, у которого есть своя родина в другом месте, который может быть лояльным к ней, а не к СССР.

Если взять такую логику сталинского мышления и приложить ее к Западной Украине, то получится, что эту диаспорную родину присоединили к советской Украине, поэтому вся Советская Украина стала подозрительной.

Здесь возникает определенная параллель, как евреи и украинцы во времена послевоенного сталинизма становятся идеологически подозрительными. Евреи — потому что получили родину на Востоке, а украинцы — потому что воссоединились в единую советскую республику.

Начинается очень неоднозначная история поствоенной трансформации Западной Украины. За очень короткий промежуток времени она проходит процессы, которые у нас продолжались десятилетиями. Она проходит свои эквиваленты процессов голодомора и коллективизации, но затем приходит к тому моменту, когда ее начинают делать социалистической и индустриальной.

Конечно, и Львов лишили водоснабжения и построили фабрики советского типа, на которые набирали рабочих, надеясь, что пролетариат сделает эту часть Украины советской. Но произошло что-то другое.

В сталинском периоде есть понятие «партийный кризис 1947 года» — это когда они постоянно меняют партийное руководство в Западной Украине. И там постоянно происходят какие-то неприятности для советской власти. Вроде подавили вооруженную партизанщину, но создаются студенческие группы: люди, которые закончили школу и стали советскими студентами, собираются в националистические кружки.

На этом этапе сталинское руководство приходит к очень интересному выводу: это потому что мы очень сильно проталкивали политику русификации. В этом была ошибка. Если оставить им украинский язык — все будут довольны. Есть интересный сравнительный образец: Западная Белоруссия, «воссоединенная» в 1939 году — там этого не происходит. Нет вооруженной партизанщины, нет подпольных групп студенческой молодежи — и там все переводят на русский язык. А в Западной Украине в конце 1940-х годов восстанавливаются украинские газеты, украинское радио, надписи остановок на львовском трамвае начинают снова делать на украинском, до этого они были на русском. Даже Ярослав Галан жаловался, что в Киеве может быть «Зализнычный» район, а во Львове только Железнодорожный.

И вот это идеологическое решение сталинской верхушки приводит к невероятно важным социальным последствиям: уже не в 1940-е, а сразу после Сталина, когда новое поколение набирается на эти заводы, когда развивается высшее образование и в институты и университеты приходит сельская молодежь, она приходит в окружение, в котором общаться на украинском нормально.

В результате этого уже в 1960-е годы у нас был украиноязычный и сознательный Львов. Его не было в сталинские времена, в 1946-1947 годах Львов был русскоязычным городом, как и Киев. А мы об этом уже забыли, потому что «переписали» его историю: для нас Львов — это извечная твердыня украинского национализма. Хотя на самом деле перед войной — это многокультурный город, в котором украинцы во многом остаются униженными.