© РИА Новости, Варвара Гертье | Перейти в фотобанкАнна-Лена Лаурен в своей обычной живой манере описывает российскую бюрократию, которая заставляет собирать множество справок и вписывать кучу текста в микроскопические окошки в анкетах. Россияне к этому давно привыкли, да и сама журналистка безропотно следует этим «тернистым путем».
Пограничный переход был пуст. Абсолютно пуст. Одно из самых оживленных мест пересечения границы между Финляндией и Россией больше напоминало заброшенный ангар.
Я протянула наши паспорта и визы в окошко. Пограничники тщательно их изучили. И начались бесконечные звонки.
Они звонили и звонили. А мы ждали и ждали.
Мы с дочерью должны были въехать в Россию впервые с тех пор, как в середине марта очертя голову покинули страну на той же неделе, когда границы захлопнулись из-за эпидемии коронавируса. Граница между Россией и Финляндией закрыта до сих пор. Нет никаких признаков того, что в ближайшее время она откроется.
Мы получили специальное разрешение вернуться, нас внесли в список Министерства иностранных дел. Но обмен информацией между разными российскими ведомствами не всегда работает хорошо. Сколько раз меня и раньше не находили в каком-нибудь другом «списке» только потому, что его вовремя не обновили, или он куда-то делся, или мое имя было написано с ошибкой. Когда ты в списке, тысяча и одно вещь может пойти не так.
И вот мы стоим у окошка и ничего не можем поделать. У наших спутников — дипломатические паспорта, их пропустили. Но когда ты в списке, пограничники обязаны проверить, а потом пару раз перепроверить, чтобы убедиться, что все действительно совпадает. Инстинкты говорят им, что даже если человек есть в списке и его документы в полном порядке, все равно его нельзя пропускать вот так просто.
Через двадцать минут пограничники поинтересовались, могу ли я доказать, что работаю в Dagens Nyheter. Я предъявила пресс-карту, но этого им показалось мало. Они хотели увидеть договор о найме.
Я достала ноутбук, и в его глубинах мне удалось раскопать договор. Пограничники его тщательно изучили, хотя он составлен на шведском языке, которого они не знают. Поинтересовались, нет ли у меня бумажной копии, и, когда я ответила отрицательно, сфотографировали договор с экрана.
Потом нас, наконец, пропустили.
В Санкт-Петербурге нам предстоял следующий этап. Иностранцы, живущие в России, должны зарегистрироваться. Но для этого недостаточно просто зайти на сайт и поставить галочку. Вместе с хозяином съемной квартиры надо отправиться в соответствующий орган и оставить там копии своего паспорта, визы и так называемой миграционной карты. Но прежде всего следует заполнить анкету, где в микроскопические окошки нужно вместить все свои данные. Если где-то случайно вылезти за рамки, анкету бракуют, и приходится начинать все сначала.
Мы с хозяином моей квартиры провели там три часа. Сначала нас вообще не впускали, потому что у нас не было резиновых перчаток, которые предписано носить в условиях пандемии (маски были).
Как только мы все-таки попали внутрь, вежливая сотрудница измерила нам температуру. Как и все ее коллеги, она носила маску, открыв нос. Маски в общественных местах — очень строгое правило в России. Правда, как именно маску надевать, не имеет никакого значения.
Тому, кто не живет в стране, где государственная демократия — самый верный и неизбывный друг, трудно объяснить это чувство, когда ты постоянно тратишь кучу времени на заполнение анкет, поиск разных свидетельств, переводы документов, удостоверяющих личность и их заверение у нотариуса, чтобы в конце концов прийти в какую-нибудь инстанцию, вооруженным, как сам думаешь, всем, что нужно, лишь для того, чтобы узнать: а) чего-то все-таки не хватает, б) один из документов по какой-то причине не подходит или в) тебе вообще надо в другое ведомство.
Когда в итоге мою регистрацию одобрили, и мы смогли покинуть эту контору, хозяин квартиры сказал:
«Всегда приятно победить систему».
Потом подумал немного и добавил:
«Я имел в виду: продраться сквозь систему».
Но это лишь малая часть моего тернистого пути. Пора начинать добиваться годовой визы.
© РИА Новости, Варвара Гертье | Перейти в фотобанкАнна-Лена Лаурен в своей обычной живой манере описывает российскую бюрократию, которая заставляет собирать множество справок и вписывать кучу текста в микроскопические окошки в анкетах. Россияне к этому давно привыкли, да и сама журналистка безропотно следует этим «тернистым путем».Пограничный переход был пуст. Абсолютно пуст. Одно из самых оживленных мест пересечения границы между Финляндией и Россией больше напоминало заброшенный ангар. Я протянула наши паспорта и визы в окошко. Пограничники тщательно их изучили. И начались бесконечные звонки. Они звонили и звонили. А мы ждали и ждали. Мы с дочерью должны были въехать в Россию впервые с тех пор, как в середине марта очертя голову покинули страну на той же неделе, когда границы захлопнулись из-за эпидемии коронавируса. Граница между Россией и Финляндией закрыта до сих пор. Нет никаких признаков того, что в ближайшее время она откроется. Мы получили специальное разрешение вернуться, нас внесли в список Министерства иностранных дел. Но обмен информацией между разными российскими ведомствами не всегда работает хорошо. Сколько раз меня и раньше не находили в каком-нибудь другом «списке» только потому, что его вовремя не обновили, или он куда-то делся, или мое имя было написано с ошибкой. Когда ты в списке, тысяча и одно вещь может пойти не так. И вот мы стоим у окошка и ничего не можем поделать. У наших спутников — дипломатические паспорта, их пропустили. Но когда ты в списке, пограничники обязаны проверить, а потом пару раз перепроверить, чтобы убедиться, что все действительно совпадает. Инстинкты говорят им, что даже если человек есть в списке и его документы в полном порядке, все равно его нельзя пропускать вот так просто. Через двадцать минут пограничники поинтересовались, могу ли я доказать, что работаю в Dagens Nyheter. Я предъявила пресс-карту, но этого им показалось мало. Они хотели увидеть договор о найме. Я достала ноутбук, и в его глубинах мне удалось раскопать договор. Пограничники его тщательно изучили, хотя он составлен на шведском языке, которого они не знают. Поинтересовались, нет ли у меня бумажной копии, и, когда я ответила отрицательно, сфотографировали договор с экрана. Потом нас, наконец, пропустили. В Санкт-Петербурге нам предстоял следующий этап. Иностранцы, живущие в России, должны зарегистрироваться. Но для этого недостаточно просто зайти на сайт и поставить галочку. Вместе с хозяином съемной квартиры надо отправиться в соответствующий орган и оставить там копии своего паспорта, визы и так называемой миграционной карты. Но прежде всего следует заполнить анкету, где в микроскопические окошки нужно вместить все свои данные. Если где-то случайно вылезти за рамки, анкету бракуют, и приходится начинать все сначала. Мы с хозяином моей квартиры провели там три часа. Сначала нас вообще не впускали, потому что у нас не было резиновых перчаток, которые предписано носить в условиях пандемии (маски были). Как только мы все-таки попали внутрь, вежливая сотрудница измерила нам температуру. Как и все ее коллеги, она носила маску, открыв нос. Маски в общественных местах — очень строгое правило в России. Правда, как именно маску надевать, не имеет никакого значения. Тому, кто не живет в стране, где государственная демократия — самый верный и неизбывный друг, трудно объяснить это чувство, когда ты постоянно тратишь кучу времени на заполнение анкет, поиск разных свидетельств, переводы документов, удостоверяющих личность и их заверение у нотариуса, чтобы в конце концов прийти в какую-нибудь инстанцию, вооруженным, как сам думаешь, всем, что нужно, лишь для того, чтобы узнать: а) чего-то все-таки не хватает, б) один из документов по какой-то причине не подходит или в) тебе вообще надо в другое ведомство. Когда в итоге мою регистрацию одобрили, и мы смогли покинуть эту контору, хозяин квартиры сказал: «Всегда приятно победить систему». Потом подумал немного и добавил: «Я имел в виду: продраться сквозь систему». Но это лишь малая часть моего тернистого пути. Пора начинать добиваться годовой визы.
Комментарии (0)