© РИА Новости, Кирилл Шипицин | Перейти в фотобанкКорреспондент шведской газеты делится наблюдениями, как русский менталитет повлиял на язык. Кое в чем она права: некоторые заимствования в русском обрели новые оттенки значения. Но бывает и так, что даже отлично говорящий по-русски иностранец не способен понять смысл сказанного: весь разговор может быть построен не прямом значении слов, а на том, что подразумевается.
Чем дольше я живу в России, тем чаще неправильно понимаю людей. Все было гораздо проще, когда я толком не знала русского.
Когда понимаешь не все, что говорят люди, не слышишь и многих странностей. А вот когда ты научился хорошо понимать язык, тут-то и начинаются трудности.
Русские часто выражаются так, что оставляют все возможности открытыми. Самый типично русский из всех ответов: «Да нет, наверное».
«Лиза рассердилась на меня?»
«Да нет, наверное».
Подобный ответ, который, казалось бы, можно истолковать совершенно как угодно, означает, что она, вероятно, на меня не рассержена. Но точно не известно. В России люди любят оставлять двери открытыми.
Недавно я вернулась домой из поездки в Сибирь, а точнее, к самому глубокому в мире озеру Байкал. Перед поездкой я без конца названивала в разные места региона, чтобы узнать, когда именно лед на Байкале красивее всего.
Никаких четких ответов я не получила. Единственное, что люди могли мне сказать, так это что все непредсказуемо. Один профессор заявил, что лед во всяком случае точно простоит до апреля.
Поскольку в начале марта я уже подала заявку на репортаж, мы решили ехать на Байкал в конце месяца. Когда мы прибыли в Иркутск, лед был покрыт снегом, и все в один голос говорили, что нам следовало приехать в феврале.
Я позвонила жителям Ольхона, который расположен севернее, и спросила, не осталось ли там чистого льда. Нет, гласил ответ. Надо было приехать раньше.
Мы решили все-таки туда поехать.
Там было полно блестящего льда. Прозрачного, темно-зеленого с синими переливами. Фотограф Беатрисе Лундборг (Beatrice Lundborg) делала кадр за кадром и снимала видео два часа кряду.
Проблема была в том, что, когда я сказала, что мы хотим посмотреть на лед, человек, который нас принимал, истолковал мои слова по-своему. Я сказала:
«Мы — журналисты и хотим увидеть красивый прозрачный байкальский лед для репортажа о климатических изменениях».
Принимавший нас человек услышал:
«Иностранцы хотят посмотреть на достопримечательности и посетить разные места, которые обычно нравятся туристам».
Когда в российский язык проникают иностранные слова, они часто меняют свое значение. Например, слово «демократический» в России часто используется совершенно по-другому, чем у нас. Оно значит не всеобщее право голосовать на свободных выборах, а социальное равенство. Магазин с «демократичными» ценами — это магазин с низкими ценами.
«Демократичный» в России часто толкуется как слово, которое приблизительно означает: «милый и щедрый ко всем, в особенности ко мне». Я встречала русских, которые возмущались, что не могут получить финское гражданство, хотя у них есть какой-то дальний финский предок.
«Они отказываются выдать мне финский паспорт. А Финляндия еще называет себя демократичной!» — говорят люди, соединяя в одном предложении два понятия, которые не имеют друг с другом ничего общего.
«Лояльный» — еще одно слово, сменившее значение в русском языке. Если по-русски сказать, что кто-то относится «лояльно» к какому-то вопросу или человеку, это значит не солидарность, а понимание.
Одна моя российская подруга была возмущена, что российское государство несколько лет назад взяло под свой контроль единственный из сохранившихся в стране лагерей ГУЛАГа, который называется «Пермь-36». Активисты и историки на общественных началах расширили его, превратив в музей. А теперь он отошел к государству.
«Они собираются приватизировать лагерь!» — воскликнула моя подруга.
«Но ведь все наоборот. Они как раз собираются сделать его государственным», — сказала я.
«Да-да. В любом случае они планируют его разрушить».
По ее мнению, главным было не собственно значение слова, а ассоциации, которые она сама в это слово вкладывала. Она привыкла, что вся беседа может быть построена на смыслах, которые не высказаны, но подразумеваются.
А я никогда к этому не привыкну. Как я уже сказала, было бы проще, если бы я не понимала, что люди говорят.
© РИА Новости, Кирилл Шипицин | Перейти в фотобанкКорреспондент шведской газеты делится наблюдениями, как русский менталитет повлиял на язык. Кое в чем она права: некоторые заимствования в русском обрели новые оттенки значения. Но бывает и так, что даже отлично говорящий по-русски иностранец не способен понять смысл сказанного: весь разговор может быть построен не прямом значении слов, а на том, что подразумевается.Чем дольше я живу в России, тем чаще неправильно понимаю людей. Все было гораздо проще, когда я толком не знала русского. Когда понимаешь не все, что говорят люди, не слышишь и многих странностей. А вот когда ты научился хорошо понимать язык, тут-то и начинаются трудности. Русские часто выражаются так, что оставляют все возможности открытыми. Самый типично русский из всех ответов: «Да нет, наверное». «Лиза рассердилась на меня?» «Да нет, наверное». Подобный ответ, который, казалось бы, можно истолковать совершенно как угодно, означает, что она, вероятно, на меня не рассержена. Но точно не известно. В России люди любят оставлять двери открытыми. Недавно я вернулась домой из поездки в Сибирь, а точнее, к самому глубокому в мире озеру Байкал. Перед поездкой я без конца названивала в разные места региона, чтобы узнать, когда именно лед на Байкале красивее всего. Никаких четких ответов я не получила. Единственное, что люди могли мне сказать, так это что все непредсказуемо. Один профессор заявил, что лед во всяком случае точно простоит до апреля. Поскольку в начале марта я уже подала заявку на репортаж, мы решили ехать на Байкал в конце месяца. Когда мы прибыли в Иркутск, лед был покрыт снегом, и все в один голос говорили, что нам следовало приехать в феврале. Я позвонила жителям Ольхона, который расположен севернее, и спросила, не осталось ли там чистого льда. Нет, гласил ответ. Надо было приехать раньше. Мы решили все-таки туда поехать. Там было полно блестящего льда. Прозрачного, темно-зеленого с синими переливами. Фотограф Беатрисе Лундборг (Beatrice Lundborg) делала кадр за кадром и снимала видео два часа кряду. Проблема была в том, что, когда я сказала, что мы хотим посмотреть на лед, человек, который нас принимал, истолковал мои слова по-своему. Я сказала: «Мы — журналисты и хотим увидеть красивый прозрачный байкальский лед для репортажа о климатических изменениях». Принимавший нас человек услышал: «Иностранцы хотят посмотреть на достопримечательности и посетить разные места, которые обычно нравятся туристам». Когда в российский язык проникают иностранные слова, они часто меняют свое значение. Например, слово «демократический» в России часто используется совершенно по-другому, чем у нас. Оно значит не всеобщее право голосовать на свободных выборах, а социальное равенство. Магазин с «демократичными» ценами — это магазин с низкими ценами. «Демократичный» в России часто толкуется как слово, которое приблизительно означает: «милый и щедрый ко всем, в особенности ко мне». Я встречала русских, которые возмущались, что не могут получить финское гражданство, хотя у них есть какой-то дальний финский предок. «Они отказываются выдать мне финский паспорт. А Финляндия еще называет себя демократичной!» — говорят люди, соединяя в одном предложении два понятия, которые не имеют друг с другом ничего общего. «Лояльный» — еще одно слово, сменившее значение в русском языке. Если по-русски сказать, что кто-то относится «лояльно» к какому-то вопросу или человеку, это значит не солидарность, а понимание. Одна моя российская подруга была возмущена, что российское государство несколько лет назад взяло под свой контроль единственный из сохранившихся в стране лагерей ГУЛАГа, который называется «Пермь-36». Активисты и историки на общественных началах расширили его, превратив в музей. А теперь он отошел к государству. «Они собираются приватизировать лагерь!» — воскликнула моя подруга. «Но ведь все наоборот. Они как раз собираются сделать его государственным», — сказала я. «Да-да. В любом случае они планируют его разрушить». По ее мнению, главным было не собственно значение слова, а ассоциации, которые она сама в это слово вкладывала. Она привыкла, что вся беседа может быть построена на смыслах, которые не высказаны, но подразумеваются. А я никогда к этому не привыкну. Как я уже сказала, было бы проще, если бы я не понимала, что люди говорят.
Комментарии (0)