© REUTERS, Benoit TessierМы, парижане, считали нашу достопочтенную даму бессмертной. Но вот она падает, раненая, беспомощная перед судьбой, как и все мы, наблюдавшие этот ад. Но вскоре после этих скорбных картин поднялась волна сочувствия. Мы должны надеяться, пишет французский журналист Бернар-Анри Леви, что жертвоприношение Нотр-Дам люди поймут, что Европа — это Нотр-Дам в широком смысле.
Берлин — Я пишу это из Берлина, подавленный картинами пожара, разрушений и пепла, который осыпал Нотр-Дам де Пари — Парижскую Богоматерь. Она — сокровище цивилизации, причем и для тех, кто верит в рай, и для тех, кто не верит. Она представляет собой Европу красоты, святой надежды, величия и высокой культуры. Как у вас, как у всех, у меня разбито сердце.
Эта трагедия вызывает волну воспоминаний. Конечно, на ум приходит роман Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», сделавший его бессмертным. И строки Луи Арагона:»Ничто не сравнится по силе, ни молнии, ни огонь, с моим Парижем бесстрашным Ничто так не красиво, как этот Париж, он мой». Можно вспомнить и первую строчку из Бодлера: «О, смертный! Как мечта из камня, я прекрасна!» Это было написано не о Нотр-Дам, но, несомненно, могло быть.
Воспоминания простираются далеко за пределы написанных слов. Этот собор — свидетель столетий французской истории, включая ее эпизоды, ставшие легендарными. Он был вместе с Францией в период ее мистического рыцарства, в дни ее славы и уныния. Я думаю о мессе в честь освобождения Парижа в 1944 году, о крещении там своей младшей сестры. Я плачу вместе с ней, как я плачу вместе со всеми христианами, которым пришлось наблюдать, как их зримую церковь разрушает огонь, а струйки его дыма, наверное, уносят с собой часть их незримой церкви.
На следующее утро я думаю о Нотр-Дам как о Франции «Сопротивления». Она воплощает готическую святость и спокойствие Сены. Она — вера и красота, ставшие явью. И, конечно, слова Гюго и Арагона все еще здесь, танцуют в моей бессонной голове. Я спрашиваю себя, как я встречу этот день. Как мы встретим завтрашний день? Гюго предлагает ответ: «Время — зодчий, но народ — каменщик».
К полудню я могу лишь надеяться, что пожар полностью потушен. Для парижанина это мука видеть повторяющиеся видеокадры, как сердце города полыхает в огне. Рухнула не просто церковь. В каком-то смысле Нотр-Дам — это душа самого человечества, и часть этого человечества теперь со шрамом.
Мы, парижане, считали нашу достопочтенную даму бессмертной. Но вот она падает, раненая, беспомощная перед судьбой, как и все мы, наблюдавшие этот ад. Но вскоре после этих скорбных картин поднялась волна сочувствия. Итальянцы, шведы, ирландцы, испанцы, китайцы, алжирцы — все пришли в единство с народом Франции. Как после теракта, все говорили: «Je suis Paris» («Я — Париж»). Наконец, в огнях пламени Нотр-Дам напомнил нам о хрупкости нашей истории и нашего наследия, о временности всего, что мы построили, и о конечной природе тысячелетней Европы — родины искусств, свидетельством чему (одним из самых возвышенных) является Нотр-Дам. Глядя вперед, о чем нам теперь задуматься? Что нам надо делать? Мы должны надеяться, что жертвоприношение Нотр-Дам пробудит дремлющую совесть; что благодаря этой катастрофе люди поймут, что Европа — это Нотр-Дам в широком смысле. Это больше, чем политический союз; это великое произведение искусства, великолепный бастион общего разума, но также и дом с наследием, оказавшимся под угрозой.
Это наследие слишком важно, чтобы его потерять. Мы не можем позволить пироманьякам разделить народ Европы. Мы должны помнить, что мы — все вместе — являемся строителями храмов и дворцов, создателями красоты. Таков урок Нотр-Дам в эту Страстную неделю.
Президент Франции Эммануэль Макрон уже два года призывает к единству ради восстановления Европы, а сейчас он призывает к единству ради восстановления собора Нотр-Дам. Мы должны все вместе восстановить сердце Франции. Мой литературный журнал La R?gle du Jeu («Правило игры») сделает взнос в национальный фонд, созданный для этой цели. Я призывают всех читателей сделать то же самое. Мы, народ, — каменщики.
© REUTERS, Benoit TessierМы, парижане, считали нашу достопочтенную даму бессмертной. Но вот она падает, раненая, беспомощная перед судьбой, как и все мы, наблюдавшие этот ад. Но вскоре после этих скорбных картин поднялась волна сочувствия. Мы должны надеяться, пишет французский журналист Бернар-Анри Леви, что жертвоприношение Нотр-Дам люди поймут, что Европа — это Нотр-Дам в широком смысле. Берлин — Я пишу это из Берлина, подавленный картинами пожара, разрушений и пепла, который осыпал Нотр-Дам де Пари — Парижскую Богоматерь. Она — сокровище цивилизации, причем и для тех, кто верит в рай, и для тех, кто не верит. Она представляет собой Европу красоты, святой надежды, величия и высокой культуры. Как у вас, как у всех, у меня разбито сердце. Эта трагедия вызывает волну воспоминаний. Конечно, на ум приходит роман Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери», сделавший его бессмертным. И строки Луи Арагона:»Ничто не сравнится по силе, ни молнии, ни огонь, с моим Парижем бесстрашным Ничто так не красиво, как этот Париж, он мой». Можно вспомнить и первую строчку из Бодлера: «О, смертный! Как мечта из камня, я прекрасна!» Это было написано не о Нотр-Дам, но, несомненно, могло быть. Воспоминания простираются далеко за пределы написанных слов. Этот собор — свидетель столетий французской истории, включая ее эпизоды, ставшие легендарными. Он был вместе с Францией в период ее мистического рыцарства, в дни ее славы и уныния. Я думаю о мессе в честь освобождения Парижа в 1944 году, о крещении там своей младшей сестры. Я плачу вместе с ней, как я плачу вместе со всеми христианами, которым пришлось наблюдать, как их зримую церковь разрушает огонь, а струйки его дыма, наверное, уносят с собой часть их незримой церкви. На следующее утро я думаю о Нотр-Дам как о Франции «Сопротивления». Она воплощает готическую святость и спокойствие Сены. Она — вера и красота, ставшие явью. И, конечно, слова Гюго и Арагона все еще здесь, танцуют в моей бессонной голове. Я спрашиваю себя, как я встречу этот день. Как мы встретим завтрашний день? Гюго предлагает ответ: «Время — зодчий, но народ — каменщик». К полудню я могу лишь надеяться, что пожар полностью потушен. Для парижанина это мука видеть повторяющиеся видеокадры, как сердце города полыхает в огне. Рухнула не просто церковь. В каком-то смысле Нотр-Дам — это душа самого человечества, и часть этого человечества теперь со шрамом. Мы, парижане, считали нашу достопочтенную даму бессмертной. Но вот она падает, раненая, беспомощная перед судьбой, как и все мы, наблюдавшие этот ад. Но вскоре после этих скорбных картин поднялась волна сочувствия. Итальянцы, шведы, ирландцы, испанцы, китайцы, алжирцы — все пришли в единство с народом Франции. Как после теракта, все говорили: «Je suis Paris» («Я — Париж»). Наконец, в огнях пламени Нотр-Дам напомнил нам о хрупкости нашей истории и нашего наследия, о временности всего, что мы построили, и о конечной природе тысячелетней Европы — родины искусств, свидетельством чему (одним из самых возвышенных) является Нотр-Дам. Глядя вперед, о чем нам теперь задуматься? Что нам надо делать? Мы должны надеяться, что жертвоприношение Нотр-Дам пробудит дремлющую совесть; что благодаря этой катастрофе люди поймут, что Европа — это Нотр-Дам в широком смысле. Это больше, чем политический союз; это великое произведение искусства, великолепный бастион общего разума, но также и дом с наследием, оказавшимся под угрозой. Это наследие слишком важно, чтобы его потерять. Мы не можем позволить пироманьякам разделить народ Европы. Мы должны помнить, что мы — все вместе — являемся строителями храмов и дворцов, создателями красоты. Таков урок Нотр-Дам в эту Страстную неделю. Президент Франции Эммануэль Макрон уже два года призывает к единству ради восстановления Европы, а сейчас он призывает к единству ради восстановления собора Нотр-Дам. Мы должны все вместе восстановить сердце Франции. Мой литературный журнал La R?gle du Jeu («Правило игры») сделает взнос в национальный фонд, созданный для этой цели. Я призывают всех читателей сделать то же самое. Мы, народ, — каменщики.
Комментарии (0)