СМИ

Делегация Турции в ПАСЕ 25 июня в полном составе проголосовала за возврат России в эту международную организацию. За высказался в том числе член турецкой делегации и председатель межпарламентской турецко-украинской группы дружбы Тугрул Тюркеш. На Украине поступок Турции расценили как антиукраинское действо и принялись напоминать, что обе страны связывает стратегическое партнёрство. Украинские политики называли Турцию стратегическим партнёром Украины в Чёрном море неоднократно. В 2015 году об этом говорил тогдашний президент Пётр Порошенко, принимая в Киеве турецкого президента, и Реджеп Тайип Эрдоган согласился с его словами. В 2017 году об этом говорил председатель Верховной рады Андрей Парубий в интервью турецкому агентству «Анадолу», а в марте 2019 года – министр обороны Степан Полторак на встрече с чрезвычайным и полномочным послом Турецкой Республики на Украине Ягмуром Ахметом Гюльдере. Полторак подчёркивал важность наращивания военно-морского сотрудничества в Чёрном море, что, вероятно, очень понравилось турецкому послу. И упоминание Чёрного моря является здесь ключевой фразой и расшифровкой к смыслу тех отношений между Украиной и Турцией, которые обе стороны называют стратегическими. Эти отношения крутятся исключительно вокруг Чёрного моря и Крыма. Все остальные сферы (туризм, торговля) – обычная рутина межгосударственных контактов в нашем веке. Военная помощь Анкары Киеву в виде, к примеру, беспилотников, ситуативна и по своим масштабам на военно-стратегическое партнёрство не тянет. Стратегическое партнёрство Турции с Украиной – это не солидарность Анкары с украинским режимом в борьбе с изобретённой киевской пропагандой «российской агрессией», как иногда это преподносят украинские СМИ. Достаточно напомнить, что официально статусом стратегических партнёров страны обладают с 2011 года, и евромайдан, завершившийся государственным переворотом, тут ни при чём. Крым и крымские татары – вот единственная причина действительной заинтересованности Турции Украиной. Эта заинтересованность носит ограниченый характер, практически не выходя за пределы данного вопроса. У Турции в Черноморском регионе свои интересы. Они не коррелировали с интересами домайданной Украины и не совпадают с интересами Украины нынешней. Политика Анкары по отношению к Украине всегда заключалась в поддержке крымско-татарского национального движения в лице так назваемого меджлиса крымско-татарского народа* во главе с Мустафой Джемилевым и Рефатом Чубаровым. По большому счёту крымские татары стали заложниками большой политики: Анкара использовала их как повод для оправдания своей заинтересованности регионом и как таран для раскачки ситуации на полуострове. Меджлис отличался крайней несговорчивостью, на рабочий контакт с Киевом по вопросу удовлетворения прав крымских татар не шёл, потому что турецкими спонсорами ему была поставлена другая задача – затянуть узел конфликта потуже, чтобы сделать крымско-татарский вопрос хронической проблемой, требующей международного, то есть турецкого, вмешательства с одобрения Соединённых Штатов и Европейского союза. В структуре меджлиса был создан отдел по внешним связям, который, по сути, дублировал функции украинского МИД. Этот отдел по собственному почину контактировал с внешнеполитическими силами и дипломатическими органами других государств, обсуждая с ними крымско-татарский вопрос без присутствия Киева. Турция выступала посредником в налаживании таких контактов. В Киеве об этом всегда знали, но особо не вмешивались, потому что боялись получить пинок от Вашингтона и Брюсселя. Лидеры меджлиса неоднократно встречались с представителями США и ЕС и могли, в случае чего, пожаловаться им на Киев. США и ЕС охотно поддерживали организацию под управлением Джемилева – Чубарова по той причине, что эти два персонажа вели крымских татар по пути конфронтации с русским населением Крыма. Между Турцией, с одной стороны, и США и ЕС – с другой, в ту пору не было таких противоречий, как сегодня из-за войны в Сирии, Ираке и бледных перспектив вступления Турции в ЕС. Американцев и европейцев устраивала опека Турции как верного члена НАТО над украинским тогда ещё Крымом. Конечной целью турецкой политики в отношении Украины было выведение Крыма из-под юрисдикции Киева и его подчинение Турции. Провернуть такое дело Турция могла только при условии институциональной слабости украинского государства. Турки одними из первых поддержали самостийность Украины в 1918 году, в лихолетье гражданской войны и после распада Советского Союза в 1992 году. Националисты на Украине видели в этом союзнический поступок, а на самом деле в Анкаре понимали, что сделать протурецким российский или советский Крым совершенно нереально. Зато с украинским Крымом всё складывалось иначе. Нужна была слабая и зависимая, но на словах самостийная Украина, как необходимо было и было идеологическое партнёрство крымско-татарских протурецких националистов с украинскими националистами. Эти два националистических течения тяготели друг к другу и в 1918 году, и после провозглашения Украиной независимости в 90-х. К концу 1990-х – началу 2000-х Киев решил воспользоваться появлением в крымско-татарской среде приверженцев исламистской организации «Хизб-ут-Тахрир». Деятельность «хизбов» запрещена в России, Германии, в среднеазиатских странах СНГ. В украинском Крыму «хизбы» чувствовали себя вольготно. Спецслужбы их не трогали, потому что «хизбы» конкурировали с меджлисом Джемилева-Чубарова за влияние на крымских татар, и Киев видел в «хизбах» противовес меджлису. Турция оставалась над схваткой. Таким образом, в отношении Крыма интересы Анкары и Киева на самом деле не совпадали, но в украинской столице делали вид, будто это не так. Такой же вид в Киеве делают и сейчас. Заявления Эрдогана о поддержке территориальной целостности Украины и непризнание Анкарой результатов крымского референдума 16 марта 2014 года имеют общую причину – нежелание Турции видеть Крым российским, потому что тогда он не сможет быть турецким. Всё, что было достигнуто Турцией в украинском Крыму в деле влияния на крымско-татарскую проблематику, пошло прахом. Фраза «украинский Крым» в устах турецкой дипломатии – политический эвфемизм, который в переводе с дипломатического языка означает Крым протурецкий, с членами меджлиса в его правительстве. Джемилев и Чубаров постоянно требовали от крымского правительства ввести процентные квоты на назначение крымских татар в силовые ведомства и органы власти на полуострове – прокуратуру, юстицию, суды, МВД, СБУ, избирательные комиссии, местные администрации. Истинную суть бурной деятельности меджлиса на полуострове хорошо понимал бывший президент Украины Леонид Кучма, хотя позднее Мустафа Джемилев заявлял, что Виктор Ющенко (который полностью закрывал глаза на рост турецкого влияния в Крыму) сделал для крымских татар гораздо меньше, чем его предшественник. Тогда меджлис требовал от президента Украины своей легализации, но не как общественной организации, а как представительского органа власти! На другой статус соглашаться руководство меджлиса не собиралось, поскольку необходимо было законодательно закрепить не украинскую власть в Крыму, а крымско-татарскую, то есть опосредованно турецкую. Получи меджлис статус органа власти во время расцвета украинской самостийности, Крым давно уже управлялся бы Турцией. Но судьба распорядилась иначе – ни один из президентов Украины до Петра Порошенко не решился на такой шаг, а после государственного переворота, когда путчисты сразу объявили о своих идеологических установках, было уже поздно. Да и, заметим, даже Порошенко не рискнул отдать меджлису в управление Херсонскую область, на что надеялись Джемилев с Чубаровым. Турция в отношениях с Украиной думает в первую очередь о своих, а не об украинских интересах. Стратегическое партнёрство с Киевом не мешает ей быть стратегическим партнёром России. К 2025 году Россия и Турция планируют достичь товарооборота в $100 млрд, после договорённостей в банковской сфере турецкие банкоматы и интернет-магазины начали принимать российские карты «Мир». Создан российско-турецкий инвестиционный фонд объёмом €200 млн, есть планы довести его объёмы до €900 млн. Анкара последовательно критикует введение антироссийских санкций, потому что опасается, что в будущем этот же инструмент может быть использован Вашингтоном против Турции. Степень и глубину стратегического партнёрства с Анкарой в Киеве явно переоценивают. В прошлом году Владимир Путин семь раз встречался с Реджепом Тайипом Эрдоганом, обсуждая вопросы международного масштаба: будущее Ближнего Востока, иранская проблема, перевооружение турецких ПВО российскими ракетами С-400 и реакция на это НАТО, взаимодействие двух стран в энергетической сфере («Турецкий поток», строительство российскими специалистами АЭС «Аккую»), отношения с США и Европой. Кстати, «Турецкий поток» лишает Украину примерно 32 млрд кубометров российского газа, который мог бы пойти через украинскую ГТС. Стратегическое партнёрство Киева и Анкары сводится к гораздо менее узким темам типа усиления присутствия НАТО в Чёрном море (при этом флот Украины несравним с турецким) или к совсем уж местечковым. «Мы с огромной радостью встретили решение, которое дает возможность участия российских депутатов в работе ПАСЕ, и с огромным удовлетворением встретили возвращение российской делегации», – заявил председатель турецкого Великого национального собрания Мустафа Шентоп на встрече с председателем Госдумы Вячеславом Володиным. По мнению «стратегических партнёров Украины», позитивные сдвиги в политике позволяют добиваться и увеличения объёмов торговли, и роста потока российских туристов в Турцию, а строительство «Турецкого потока» создаёт «дополнительную глубину» в отношениях Анкары и Москвы. Киев тоже мог бы отступить от негатива и уйти в позитив – глядишь, и не на кого было бы таить обиды. Владимир ДРУЖИНИН