СМИ

Он свалился на наш корабль внезапно, как метеорит. И, естественно, звать его стали точно так же. Потому что звать, как было написано в военном билете, было невозможно: русский язык неспособен переварить пять букв Ы в имени-фамилии-отчестве.

Айдыл Ымыргенович Шыырап был восьмым ребенком в своей семье, и его порядковый номер был далек даже от середины полного списка. Детей в семье было так много, что сперва закончились национальные имена, потом интернациональные, а потом у родителей закончилась фантазия. Поэтому самого младшего брата Айдыла звали Ильич, а самую младшую сестру – Пенсия. Я искренне надеюсь, что Ильич Ымыргенович и Пенсия Ымыргеновна до сих пор живы, здоровы и у них всё хорошо.

Но это всё мы узнали потом, потому что вначале Айдыл Ымыргенович по-русски не говорил и русский не понимал. По этой причине его не распределили ни в одну боевую часть, зато за него, засучив рукава, взялся замполит. Переворотив справочники, зам узнал, что тунгусы – это те же эвенки. С чувством выполненного долга зам, взяв с собой Шыырапа, отправился на эсминец «Быстрый» (в народе – «Вялый»), где по данным разведки служил русскоговорящий эвенк.

Тут его ждало первое разочарование. Выяснилось, что «Дед Мороз был пьян сам по себе, а Снегурочка – сама по себе». И тунгусы с эвенками настолько различаются меж собой, что их языки не имеют никакого сходства. Примечательно, что даже сейчас все справочники относят тунгусов к эвенкам, и даже всезнающая «Википедия» грешит этим, но я-то знаю лучше, поскольку учился на собственном опыте, а не на справочниках.

Дальше у зама начались мытарства: он ходил по всей эскадре, выискивая на кораблях, в гараже и подсобном хозяйстве всевозможных алеутов, коряков, нанайцев и прочих чукчей. С одной-единственной целью: найти переводчика. Но Шыырап продолжал смотреть на зама своими добрыми, воловьими глазами и мотал головой.

Энергия у замполита закончилась недели через три. И он пришел к старпому, чтобы передать Метеорита в какую-нибудь боевую часть. Хотя «какую-нибудь» - это было слишком сильно сказано. Иного пути, кроме Службы снабжения, у Шыырапа не было. В самом деле, не отправишь же его в штурмана? А в ракетчики или торпедисты – это ж куда у нас ракеты полетят и торпеды поплывут? И в связисты его нельзя, там русский язык нужен. И в механики ни в коем случае – у нас котлы со всеми их многочисленными защитами от дурака и вполне себе русскоговорящие макаки взрывали, а уж такой…

В общем, все дороги вели к снабженцам, но напрямую ко мне замполит привести это чудо не мог. Потому что у замполита еще оставалась совесть. Немного, но оставалось. К тому времени в основном его стараниями в моей службе снабжения из 14 человек срочной службы насчитывалось:

- литовец – 01 штука;
- один русский (до сих пор не пойму, как он туда затесался);
- два бульбаша-буддиста (причем братья-близнецы, которых я начал различать только к концу их службы, а буддисты потому, что вывести их из себя было невозможно в принципе);
- два хохла (в том числе один западенец, что само по себе страшнее атомной войны);
- два узбека;
- один казах;
- один дагестанец;
- один черкес;
- один азер;
- один каракалпак;
- и венчал этот зверинец самый настоящий, «марочный» еврей – причем из Биробиджана, из той единственной еврейской семьи в Еврейском автономном округе, главу которой раз в год показывали во всех теленовостях, это был его дедушка.

В таком интернационале не хватало только тунгуса – и вот он появился! Этому радостному событию предшествовал задорный торг работорговцев, прошедший в каюте старпома. За столь ценный подарок со стороны командования я, к тому времени уже матерый старлей, умеющий глядеть в перспективу, потребовал от командования документы на отпуск, переходящий в увольнение, для своего самого злобного годка.

Спор длился долго. Для военнослужащих срочной службы в принципе нет ничего слаще, чем отпуск, переходящий в дембель. Особенно на Дальнем Востоке, где дальняя дорога позволяет отправится на гражданку еще до приказа Министра обороны. Это поощрение применяется к лучшим из лучших, передовикам и стахановцам.

Мой злобный годок не был не только лучшим из лучших, он не был даже лучшим из худших. А еще он был дагестанцем со всей присущей дагам неукротимостью. На дрессировку этого вайнаха я потратил целый год, а он, в свою очередь, провел этот год в основном в карцере и цепном ящике. Где жратву бросали сверху, а ходить можно было только под себя. В среднем раз в две недели за ним бегал дежурный по кораблю со штатным оружием, снятым с предохранителя, с досланным патроном и криком: «Убью накуй!». Четырежды командир клялся своим здоровьем, а старпом бесчисленное множество раз – моим, что этот джигит уйдет на гражданку 31 декабря в 23 часа 59 минут и ни секундой ранее. Обо мне и говорить не стоит: всю военную карьеру этого джентльмена я разрабатывал наиболее изуверские способы его убийства. Потому что просто сварить его в кипящем комбижире, предварительно содрав с него живьем кожу и посыпав солью, казалось мне недостаточной сатисфакцией за выпитую у меня кровь и разорванный мозг.

Именно поэтому договорно-рабовладельческий процесс продолжался достаточно длительное время. Несколько раз меня выносило из старпомовской каюты могучими ебуками. Но я успевал выкрикнуть: «Тогда трахайтесь с ним сами!», после чего переговоры продолжались.

Я знал, чего добиваюсь, и понимал, что овчинка выделки стоит. И когда мы наконец стукнули со старпомом по рукам, я дождался, пока писарчук подготовит и принесет все необходимые документы и объявил своему подразделению большой сбор.

Дальше начался процесс, который никогда не опишут ни в одном учебнике по воспитательной работе в СА и ВМФ. Но на котором стоит и будет стоять российский флот. Вкратце представив личному составу молодое пополнение в лице Шыырапа, я воздел к небу руки с документами на увольнение. Долго тряс ими. Сунул эти документы каждому под нос, дав возможность разглядеть все печати и подписи. И делал это до тех пор, пока у личного состава изо рта не стала капать пена на палубу. Оттолкнув дага, который обнимал меня за ноги и со словами «Атэц радной!» норовил поцеловать руку, я заявил, чтобы он не обольщался. Что сойдет он с корабля, несмотря на все продемонстрированные документы, тогда, когда захочу я. А я захочу тогда, когда эта обезьяна (и мой указующий перст впился в бедного Шыырапа) начнет меня понимать и станет бодро лопотать по-русски. После чего дал команду: «Разойдись!».

Но быстро никто не разошелся, все сочувствующе смотрели на ничего не понимающего Шыырапа. Каждый пожал ему руку, а годок – кок-инструктор даже приобнял его и сказал: «Дэржись, джан!..»

На следующее утро, во время подъема флага выяснилось, что Шыырап начал меня понимать. На второй день он по-русски обратился к дежурному по камбузу, отчего мичман в ужасе бежал, теряя на ходу колпак и повязку. К исходу третьего дня бедный тунгус под руководством дирижирующего дагестанского наставника без запинок и с выражением прочитал перед дверью моей каюты «Белеет парус одинокий». Отчего у проходящего в этот момент мимо замполита началась форменная истерика.

Спустя несколько лет, уже на гражданке, я услышал достаточно интересный анекдот. О том, как провинциальный город был весь обвешен афишами гастролирующего цирка. Афиши гласили: «Невиданное чудо! Летающие и поющие крокодилы» На премьеру набился полный зал, все ждали, где и как их будут обманывать. Но обмана не было: на арену вылетели крокодилы, которые стали летать по кругу и человеческими голосами петь детские песенки.

Наконец под аплодисменты обалдевшей публики они улетели, и только самый маленький, вконец устав, приземлился прямо на колени дородной тетки в первом ряду. Тетка погладила тяжело дышащую рептилию по голове и спросила:

- Миленький, кто же вас этому научил?

У крокодила из глаза скатилась слеза, и он по-человечески ответил:

- Тетенька, вы бы знали, как нас пиздят!..

Так вот, для меня этот анекдот ничего нового не открыл. По этому принципу строится вся военная служба. Можно месяц искать переводчика, а может решить вопрос по-другому, и – кардинально. Потому что на флоте никому не интересно, каким образом ты станешь решать невыполнимую задачу. Ты просто должен её выполнить. У американцев есть такое расхожее выражение: «Do or die» - «Сделай или сдохни». В России говорят: «Сдохни, но сделай». Таким образом, смерть не является у нас достаточным основанием для невыполнения поставленной задачи.

Максим Лебедев

Киргиз с топором


Майор Эргешбаев служил преподавателем на кафедре физической подготовки и спорта Горьковского высшего военного училище тыла. То есть, на той кафедре, от которой меньше всего ждут академических знаний в высшей математике и квантовой физике.
Вдобавок майор Эргешбаев был киргизом. Самым настоящим: черненьким, с щелками вместо глаз и полным отсутствием бровей. Коллеги по кафедре называли его Женей, но настоящее его имя и отчество – Женишбек Калманбетович – использовали только для определения состояния собственного опьянения. Потому что после бутылки на двоих произнести это одним заходом получалось только у начальника кафедры подполковника Макарова.
Майор Эргешбаев вовсю эксплуатировал свое национальное преимущество, прекращая любые теоретические споры с коллегами фразой: «Да мне наплевать! Я – чурка!». Иногда даже извлекал из этого дивиденды. Однажды на моих глазах он минут десять жарил по памяти, без всякого акцента и не запинаясь, «Евгения Онегина». С каждой последующей минутой стоявший напротив него старший преподаватель этой же кафедры подполковник Жуков всё больше чернел. Наконец, махнул рукой, сказал: «Хватит!», и скорбно побрёл в сторону автовокзала за проигранным пивом.
На своей кафедре, помимо непосредственно занятий с курсантами, майор Эргешбаев отвечал за содержание материальной базы во всем училище: всех этих бесчисленных многопролетных перекладин и брусьев, стоящих перед и за казармами. Они были настроены в таком количестве для того, чтобы на них единовременно могло повиснуть все училище. Все две с половиной тысячи человек курсантов, плюс профессорско-преподавательский и командный состав. А в конце лета 1987 года ему поручили строительство полноштатной полосы препятствий на Малой высотке – отдаленной территории училища. Полосы по всем правилам фортификационного искусства – с ямами, брустверами и лестницами. По причине чего майор Эргешбаев стал пропадать на Малой высотке каждую субботу.
Вот и в этот раз он пересчитал курсантов «дикой дивизии» (третьего курсантского батальона, куда направлялось большинство нацкадров училища), выделенных ему в помощь, привычно взял с пожарного щита топор, и увел личный состав на вверенное ему строительство. А через полчаса в спортзале, он же по совместительству кафедра физподготовки и спорта, началась небольшая паника на глобусе.
Позвонили из управления и сказали, что генерал хочет через полчаса прийти в сауну. Ту самую, которая располагалась в спортзале, примыкая к преподавательской. Вы, конечно, не поверите, но в те далекие времена в сауну ходили мыться – без водки, пива и шлюх. Вообще-то начальник училища генерал-майор Костюк частенько приходил в спортзал погреть свои кости, но он всегда предупреждал об этом заблаговременно. Чтобы к его визиту не только было все готово, но и в самом спортзале никого не было.
В сауну тут же был заброшен со швабрами и тряпками дежурный по спортзалу. Оставшиеся преподаватели навели внешний марафет в преподавательской, выставили самовар, насыпали сахара, конфет и печенья из неприкосновенного генеральского запаса. Оттуда же достали хрустящие крахмальные простыни, и за минуту до прибытия генерала рассосались.
Генерал-майор Костюк, только что закончивший драть зампотеха, в гордом одиночестве вошел в спортзал, привычно вздрогнул от истошного вопля «Смирно!» в исполнении дежурного по спортзалу. Выслушал его рапорт, благосклонно оценив ломовой строевой шаг (прямая нога выше пупка, носок оттянут), принял ключ от преподавательской, зашел туда и заперся изнутри. Вскоре в душе полилась вода, но, как оказалось, не только в душе.
Буквально через полчаса Горьковское высшее военное училище тыла накрыла черная туча. Небольшая по размеру, но солидная по содержанию. Изливалась она недолго, минут пятнадцать, но этого вполне хватило на то, чтобы «деревню Гадюкино смыло», а плац превратился в одну гигантскую лужу.
Не будем забывать, что майор Эргешбаев в это самое время трудился на Малой высотке, где в помине не было никаких навесов и укрытий, зато было много глины. Грубо говоря, там была одна только глина и никаких шансов на спасение. Поэтому процедура возвращения майора Эргешбаева с вверенным ему личным составом была эпической: насквозь мокрые и с ног до головы перемазанные в первосортной глине.
Майор Эргешбаев, оставляя за собой длинные грязные разводы, зашел к себе на кафедру, подошел к преподавательской, но дверь была закрыта. Пошарив глиняными руками по мокрым карманам и вылив оттуда воду, он выудил ключ, но тот в дверь не входил. Поскольку точно такой же ключ был всунут изнутри.
Майор Эргешбаев взъярился. И, стукнув пару раз ногой в дверь, сказал очень душевную и очень сложносочиненную фразу, которую можно перевести на литературный русский язык приблизительно так: «Вы тут, нехорошие люди, морально разлагаетесь, а я, весь грязный, уже кровью харкаю». Ответа он не услышал, и поэтому тут же перешел к угрозам: пообещал вынести дверь топором и им же порубать всех, кто попадется ему под руку.
Теперь представьте себя на месте генерала. Он, царь и Бог в своем училище, сидит за чашкой чая в одной простыне, и тут ему колотят в дверь, да еще грозятся порубать на пятаки. Генерал в гневе распахивает дверь в желании наказать возмутителя спокойствия, и что он видит? Он видит киргиза, который страшен сам по себе. Вдобавок этот киргиз мокрый и перемазан глиной с головы до пят, и все это с него течет. В-третьих, что немаловажно, киргиз стоит с занесенным над головой топором…
В итоге наказали дежурного по спортзалу, благо курсант – лицо безответное. Случай этот стал широко известен в узких училищных кругах. Майора Эргешбаева вовсю подкалывали коллеги:
- Женя, ты куда собрался?

- В управление.

- К генералу, что ли? Топор не забудь…

Сам начальник училища на совещании предупреждал:
- Кто не уложится в норматив, за теми в следующий раз замыкающим побежит майор Эргешбаев. С топором...

А комбат «дикой дивизии» полковник Климов, отправляя своих «саксаулов» на Малую высотку, отечески наставлял:
- Вы там с Эргешбаевым поосторожнее. Он за генералом с топором бегал, а уж вас-то…

Так в далеком Нижнем Новгороде киргиз стал живой легендой.

Максим Лебедев