СМИ

Академик Валерий Легасов вместе с заместителем председателя совета министров СССР Борисом Щербиной подлетают на вертолёте к дымящейся Чернобыльской АЭС — Пролетите прямо над реактором! — приказывает Щербина пилоту. — Если пролетим над реактором, — говорит Легасов, — умрём через две недели! — Летите! — настаивает Щербина. — Или я вас застрелю! — Пролетите, — говорит академик пилоту, — и завтра будете умолять, чтобы вас застрелили! Пилот тревожно смотрит то на академика, то на заместителя председателя и разворачивает вертолёт от реактора. В этот момент становится понятно, что достоверность в сериале HBO «Чернобыль» закончилась, началось кино. На этой неделе вышла вторая серия американского сериала, посвящённого чернобыльской катастрофе — событию, вызывающему зуд народной и международной памяти. Основная особенность той катастрофы в том, что ничего подобного не случалось в истории человечества до неё и, к счастью, пока не случилось после — людям пришлось иметь дело с явлением экстраординарным и для неспециалистов таинственным, зловещим. Для специалистов же — губительным и временно неподвластным. В первой серии мини-сериала главный герой Валерий Легасов через два года после катастрофы записывает на аудиокассеты всё, что ему известно об аварии, прячет их в тайнике рядом с дворовой помойкой, выпивает стакан, докуривает сигарету и заканчивает жизнь самоубийством. Это пунктирное и довольно точное изображение последних дней жизни реального советского академика. Академик Легасов был одним из основных руководителей ликвидации последствий взрыва на ЧАЭС — он оценил масштабы катастрофы, он придумал смесь, которой нужно было засыпать разрушенный реактор, он настоял на эвакуации Припяти, он сделал пятичасовой доклад на венской конференции МАГАТЭ в августе 1986 года. Считается, что именно этот доклад смягчил последующую реакцию западных стран на аварию. И он действительно записал несколько аудиокассет и действительно покончил с собой в 1988 году. Это судьба античного или, по крайней мере, шекспировского героя: благородство, ум, подвиг и трагическая смерть. И кажется, именно в нём сценаристы сериала увидели нечто таинственное, притягательное и необъяснимое — в нём, в герое, а не в реакторе, не в реакции на аварию советского правительства, не в опасности последствий. Всё это тоже важно, но всё это стало антуражем для истории, посвящённой человеку. Проще всего толковать историю аварии на ЧАЭС как историю развала Советского Союза — неуправляемая реакция, некомпетентность ответственных лиц, превосходство идеологии над здравым смыслом, непредсказуемые и чудовищные последствия. Пока что в сериале приятно удивляет то, что создатели отходят от этого напрашивающегося стереотипа. В одном из эпизодов на совещании руководства станции в первые часы после аварии старый большевик говорит, что нельзя всякими мелочными сообщениями об эвакуации отвлекать население от того, что для него важнее всего — от труда. Но уже в следующем эпизоде этот же партийный старик с грустными глазами послушно садится в автобус со всем остальным населением Припяти. В сериале оказывается, что человеческое выше идеологического просто по закону жизни. И даже Советский Союз получается обществом людей, а не трудовых антропоморфных роботов. Но каких людей! Людей, создавших гигантскую вселенную, которую интересно изучать и 30 лет спустя после её гибели. И вот мир советского человека в сериале воссоздан блестяще. Мне бывает тяжело мириться с несоответствиями эпохи в кадре — увижу на тумбочке будильник, которого не могло быть в Москве в 1986 году, и всё, пропал для меня фильм. Но в «Чернобыле» всё, от плитки на кухне до ручек дверей, от сигарет до графинов на столах чиновников, от мусорного ведра до здания ЦК КП БССР точно нейрохирургически. Концентрация объектов советской материальной культуры в кадре делает каждый из них музейным экспонатом. Фактически этот сериал стал попыткой понять не причины катастрофы, а восстановить оболочку советской жизни как саркофага, под которым существовало общество, породившее героев, цивилизацию, Победу, мирный атом, старых коммунистов, красивых жён и мужественных пожарных, самоотверженных врачей и самодовольных руководителей, гениальных физиков и просто честных людей. В сериале есть свой сюжет, который расходится с исторической реальностью, но тут важно помнить, что сериал — произведение художественное, есть нормативы жанра, есть сценарные необходимости. Во второй серии появляется женщина-физик из Минска — Ульяна Юрьевна Хомюк, которая обнаруживает у себя в шкафу подробный план Чернобыльской АЭС и спешит с ним на место катастрофы, чтобы объяснить академику Легасову, что реактор мало засыпать смесью — из отсека нужно откачать воду, которая там накопилась, потому что пожарные машины накачивали её туда всю ночь, а значит, вода от перегрева может создать эффект водородной бомбы. Каждый зритель поймёт, что такая сюжетная линия — просто дань следования современному сценарному канону. Никаких чертежей атомной электростанции в шкафу быть не могло, доехать из одной республики в зону бедствия, находящуюся в другой, за несколько часов невозможно, в конце концов, кто бы её пустил? Но так нужно для сюжета. Примерно к этой же необходимости можно отнести и историю трёх рабочих, которые за 400 премиальных рублей и после вдохновляющей речи о героизме соглашаются проплыть под реактором по заражённым каналам, чтобы открыть вентили и выпустить опасную для всей Европы воду. Вопрос: куда?! Это художественная условность. И таких условностей в сериале ещё будет много. Но важно не это. Важно, что благодаря педантичному подходу и масштабу темы в сериале вдруг раскрывается мир — давно ушедший, но живой. Завораживающий и суровый мир советского человека. Мир, который фонит до сих пор. Дмитрий Самойлов, RT