СМИ

Войны средневековой Балтии? «Конечно, Невская битва и Ледовое побоище!» — ответит каждый второй. Кажется, будто северные крестоносцы только и мечтали, как бы покорить русские княжества. На самом деле их куда больше интересовали земли балтских племён и эстов. Экспансия крестоносцев шла быстро и успешно — пока не натолкнулась на растущую мощь литовцев.


Натиск на восток

Drang nach Osten, немецкий натиск на восток, начался в раннем Средневековье. Сразу к востоку от Эльбы, а где-то и до неё, с германскими племенами соседствовали пришедшие с востока славяне-венды. Соседство было взаимно неспокойным, стороны увлечённо резали и грабили друг друга. Но немцы оказались многочисленнее и организованнее.

В середине XII века при немецком императоре Фридрихе Барбароссе и датском короле Вальдемаре под ударами крестоносных воинств славяне-язычники (к западу от Вислы) признали господство германских корон и католической церкви. Их земли превратились в вассальные герцогства, наводнились немецкими иммигрантами и понемногу германизировались.

В немецких землях к тому времени наблюдалось перенаселение — и крестьянское, и рыцарское. Вендов покорили, но это были не самые большие территории. Ходить в Святую землю было увлекательно и прибыльно, но далековато, да и сарацины с каждым годом становились всё сильнее.

Зато сразу за устьем Вислы начинались земли языческих балтских племён, плавно перетекавших севернее, в места обитания финноязычных народов: ливов, эстов и финнов. Им можно было принести свет христианства, цивилизованную немецкую власть с орднунгом и дисциплиной, и заодно славно пограбить и отжать земли в процессе. Да ещё и получить за это отпущение грехов и прочую духовную пользу.

Дранг нах остен продолжился.

Рождение языческой угрозы

Сильнейшим оплотом язычества в Балтийском регионе до 1168 года был остров Рюген, центр устрашающего славянского пиратства. Символично, что новый и последний центр языческой силы родился буквально несколько лет спустя.

На пике своей мощи Древняя Русь успешно подчинила земли народов Балтии. Ярослав Мудрый принудил к признанию русской гегемонии и выплате дани литовцев и ятвягов. Всеслав — величайший из полоцких князей — сумел огнём и мечом прорубить окно в Европу через Западную Двину, заставив ливов, латгалов, земгалов и селов платить дань и поменьше грабить купеческие суда.
Впрочем, для русских княжеств Балтия была далёкой периферией. Им было достаточно выплаты дани и спокойствия на границах. Только с эстами шло упорное бодание: русские пытались поставить в центре эстских земель крепость Юрьев (будущий Тарту) и для убедительности поколотить местных. Эсты её меланхолично сжигали и ходили с ответными визитами вежливости.


Киевская Русь и Прибалтика к 1113 году
Всё изменилось в 1183 году. Почему — не вполне ясно до сих пор. Литовцы и жемайты, ещё вчера тихие язычники и послушные данники Полоцка, выставлявшие в помощь ему свои отряды, вырвались на оперативный простор. Их конные рати разгромили дружины полоцких князей и предали обширные земли княжества огню и мечу. Затем, чтобы два раза не ходить, они ударили по землям Пскова и Новгорода, учинив и там страшный разгром.

Русские князья были шокированы новой угрозой, которую автор «Слова о полку Игореве» сравнивает с половецкой. Страницы летописей не скрывают многочисленные планы ответного удара по литовцам, на который русские правители так и не решились. При том что лавины литовской конницы всё чаще проходили по северным и западным землям Руси не хуже степняков.

И ведь князей никак не обвинить в трусости — именно они в эти самые годы пошли в отчаянный рейд в половецкие степи, воспетый в «Слове о полку Игореве», а затем бросили вызов туменам сотрясателей Вселенной при Калке.

Когда литовцы и жемайты в 1183 году ушли в первый великий набег, жемайтские земли немедленно ограбили ливы, жившие в низовьях Двины. Жемайты обиделись и пришли к ливам с ответной любезностью.

Рождение Риги и ордена меченосцев

Как раз в этот момент к ливам по благословению католической церкви и с разрешения полоцкого князя приехал проповедник Мейнард. Когда он выбрался из леса вместе с ливами после жемайтского алаверды, то предложил язычникам международную программу «крепости в обмен на католичество». Он обеспечит ливам строительство двух сильных крепостей по новейшим немецким проектам — а они в благодарность крестятся.


Епископ Мейнард
Ливские старейшины согласились. Лучшие мастера Готланда возвели две крепости. После чего ливы решили, что они очень хитрые, а немцы очень глупые. Креститься они отказались, немцев побили, а Мейнарда, первого епископа Ливонского, посадили под домашний арест. Мейнард ухитрился послать с просьбой о помощи брата Теодориха.

Теодорих добрался до Рима и запросил ни много ни мало крестовый поход. Его торжественно объявил папа Целестин III, приравняв по благости к рейду в Святую землю против сарацин. У немцев наконец-то появился крестовый поход шаговой доступности вместо дорогих туров на Ближний Восток с его жарой и моджахедами.

На смену покойному Мейнарду пришёл епископ Бертольд. Попытка явиться к ливам мирно завершилась увлекательной дискуссией: следует ли немецкого «попа» сжечь живьём в церкви или лучше гуманно утопить?

Он сбежал из объятий горячего угро-финского гостеприимства и высадился в устье Двины с отрядом крестоносных воинов — но в битве на месте будущей Риги его пронзил копьём воин Имаут и расчленили другие ливы.


Основатель Риги Альберт Буксгевден, около 1200 года
Третьим епископом Ливонии стал Альберт Буксгевден. Он подошёл к делу со всей немецкой основательностью и практичностью, сразу явившись в устье Двины во главе флота из 23 вымпелов и с множеством воинов Христа, жаждущих общения с гостеприимными язычниками. Он основал Ригу, призвал немецких поселенцев и принялся вести среди местных жителей христианскую проповедь самыми убедительными методами.

Но у Альберта возникла проблема. Святая война велась прагматичными немцами вахтовым способом. Крестоносцы приплывали в Ригу весной, несли веру язычникам огнём и мечом, а осенью с награбленным, с чувством глубокого морального удовлетворения и с отпущением грехов отчаливали по домам.

Потому тот самый брат Теодорих добился у святого престола разрешения создать рыцарский орден — чтобы воинство Христово находилось в Ливонии постоянно, а не командировками. Он получил название ордена меченосцев, символику в виде красного меча с крестом и проверенный тамплиерский устав. Рыцари-меченосцы стали элитным ударным отрядом крестоносной экспансии в Ливонии.


Музыкант, тяжеловооружённый рыцарь и трубач ордена меченосцев
Завертелась кровавая кутерьма, в которой немецкие рыцари и арбалетчики под прикрытием новых и новых замковых стен принуждали к покорности и крещению ливов, латгалов, земгалов и эстов. Пали вассальные Полоцку Кукенойс и Герцике на Двине, пал вновь отстроенный Юрьев, стены которого в кои-то веки защищали эсты и русские вместе. Склонились перед немцами свирепые пираты-курши и их коллеги по морскому промыслу — отчаянные эсты с Сааремаа.

Фольквин в поход собрался

К концу 1220-х годов практически все земли Балтии кроме литовских были в руках ордена меченосцев и епископа Риги. Но на земли литовцев и жемайтов рижане, крестоносцы-вахтовики и орден меченосцев ходить пока опасались. И было отчего. Генрих Латвийский писал в «Хронике»:

«Власть литовская до такой степени тяготела тогда надо всеми жившими в тех землях племенами, что лишь немногие решались жить в своих деревушках, а больше всех боялись лэтты. Эти, покидая свои дома, постоянно скрывались в темных лесных трущобах, да и так не могли спастись, потому что литовцы, устраивая засады по лесам, постоянно ловили их, одних убивали, других уводили в плен, а имущество все отнимали.
Бежали и русские по лесам и деревням пред лицом даже немногих литовцев, как бегут зайцы пред охотником, и были ливы и лэтты кормом и пищей литовцев, подобно овцам без пастыря в пасти волчьей».

В 1229 году немцы ударили по литовской Нальше на стыке современных Литвы, Латвии и Белоруссии. Они разграбили её и разбили пришедшее на помощь местным жителям литовское войско. Стало ясно, что грозных литовцев тоже можно бить — и на их земле.

Как раз в это время утомлённый набегами язычников-пруссов и ятвягов мазовецкий князь Конрад призвал к себе рыцарей Тевтонского ордена. Это давние специалисты в области несения слова Христова огнём и мечом рьяно взялись за дело. Один из трёх мощнейших рыцарских монашеских орденов Европы был гораздо более грозной силой, чем провинциальные меченосцы. Они входили в прусские земли, как горячий нож в масло, и покоряли одно племя за другим.


Орден меченосцев даже запросил разрешения войти в состав тевтонцев как местный филиал, раз уж такое дело. Тевтонцы изучили вопрос и отказались. По их мнению, дремучие рыцари в Ливонии по благочестию и цивилизованности не слишком отличались от язычников. Они даже умудрились зарубить топором собственного великого магистра и погрязли не только в бесчисленных грехах, но и в территориальных спорах с соседями, — тевтонцы посчитали их слишком уж токсичным активом.

Но вмешались геополитика и штабные. Папский легат Вильгельм Моденский решил, что на карте будет очень красиво смотреться, если удары двух орденов вдоль морского побережья образуют христианский сухопутный мост между владениями тевтонцев и меченосцев. Для этого требовалось всего ничего — доблестные немецкие солдаты должны были решительным блицкригом покорить Жемайтию.

В феврале 1236 года папа Григорий IX объявил новый крестовый поход. В Ригу весной хлынула невиданная прежде орава желающих пограбить язычников ради искупления грехов. Они опустошали запасы вина и пива и требовали немедленного штурма унд дранга на треклятых жемайтов, или как их там.

В отличие от них магистр ордена меченосцев Фольквин прекрасно понимал, что дело пахнет керосином. Не вылезавшие из походов жемайты с их многочисленной конницей — это совсем не племенные ополчения ливов и латгалов. А по пути — леса и болота, где коннице не развернуться, и где так удобно делать засады.

И не только леса и болота. Путь в Жемайтию проходил через земли земгалов — свирепее и суровее которых к северу от Литвы были разве что курши, и то не факт. Они никак не могли смириться с властью крестоносцев и успешно их били. Князь земгалов Виестартс был настолько брутален, что в одной из битв вышиб комтуру меченосцев все зубы горящим поленом.
С этими же самыми земгалами орденцы в самом начале даже попытались напасть на Жемайтию, но их полностью разбили. Зато земгалы отразили ответный рейд жемайтов, вырезав их конницу на лесных дорогах в лучших традициях мотти финского генерала Сииласвуо.

В общем, магистр Фольквин совсем не хотел в Жемайтию. Но легат и святой престол требовали блицкрига, а скучающая орава крестоносцев рисковала не только доесть во всё ещё крохотной Риге всё до последней крошки, но и развалить город по брёвнышку от живости характера и благочестивого рвения. Даже без помощи злокозненных язычников.


Делать было нечего. Предчувствуя, что добром всё это не кончится, Фольквин постарался собрать всех, кого только можно. Помимо уже крещёных ливов и латгалов он призвал воинов эстов — которые, по словам Ливонской рифмованной хроники, явились особенно стремительно. Две сотни воинов прислал и русский Псков.

И у эстов, и у псковитян естественное стремление лишить язычников их безбожной собственности подогревалось весьма серьёзными обидами — их земли были постоянным объектом разрушительных литовских набегов, и перспектива нанести ответный визит вежливости назойливым грабителям чертовски радовала их сердца.

Пока Фольквин пытался найти способы отмазаться от похода на жемайтов, а затем собирал коалицию побольше, пришла осень и дожди. Но делать было нечего. Крупнейшее в ливонской истории крестоносное воинство числом до трёх тысяч воинов двинулось на Жемайтию через Земгалию. Ради такого случая с ним шли почти все рыцари ордена меченосцев — пять или шесть десятков.

Тевтобургский лес по-жемайтски

Сначала всё шло неплохо. По тогдашнему обыкновению, войско вторжения рассыпалось на отряды, после чего принялось увлечённо грабить, резать и жечь. Ливонская рифмованная хроника, написанная целиком и полностью с точки зрения крестоносцев, не скрывает характера похода:

Лишений множество снеся, они в литовский край пришли.
Здесь грабили они и жгли, всей силой край опустошая,
И за собою оставляя повсюду ужас разоренья.

И вроде всё прошло неплохо. Довольные, с обильной добычей, воины рати Христовой собрались близ Сауле — то ли современного Шяуляя, то ли латвийского Вецсауле — в походную колонну и двинулись обратно.

Вот только 22 сентября, в день балтской богини земли Жямине, на переправе через реку Муса на том берегу замаячили жаждущие общения жемайтские отряды.


Литовские всадники
Крестоносцам резко стало грустно. «И мало в ком тот пыл остался, что в Риге их сердца сжигал», — не удерживается от сарказма автор хроники. Фольквин, знающий тактику литовцев не понаслышке, понял, что всё даже хуже, чем думают его коллеги по походу. И предложил прорваться, пока не пришли главные силы.

Но крестоносцы не захотели идти на прорыв через реку и окрестные топи и леса, где можно было потерять ценных коней. Ночь они провели в бесплодных спорах. А утром обнаружили себя в окружении.

Литовский историк Ромас Батура предполагает, что к тому времени между жемайтским князем Викинтом и возвышающимся литовским лидером Миндовгом была договорённость о совместных действиях в случае вторжения. Старые добрые сигнальные дымы должны были призвать жемайтскую конницу на помощь литовцам и нальшанцам, и наоборот.

Точных сведений об участии князя Миндовга и его дружин из «собственно Литвы» в битве при Сауле нет, но, судя по последовавшему разгрому огромной армии вторжения, это можно допустить. В 2006 году литовский художник Юозас Калинаускас изобразил его с Викинтом профили на мемориальной монете.


Последовала резня. Могучие рыцарские кони с тяжёлыми всадниками вязли во влажной осенней земле не хуже танков вермахта или гусарии под Жёлтыми водами и не могли выполнять свою главную роль — таранного удара.
Лёгкие литовские всадники, по своему обыкновению, закидывали их дротиками и метательными дубинами, от которых не спасали кольчуги и гибли кони. Как рассказывает «Хроника», после потери лошадей магистр и рыцари сбились в отряд и упорно дрались, пока на них не обрушили подрубленные деревья.

Впрочем, картина могла быть чуть менее эпичной. В литовских источниках предполагается, что вместо срубания деревьев с их метким укладыванием на головы крестоносцев литовцы просто вламывались в стену щитов посредством срубленных стволов на манер тарана. Именно так дело обстоит на вышеуказанной монете.

Пробиться из окружения удалось мало кому. Но и дальше было не лучше. Беглецов немедленно принялись ловить и резать земгалы. До Риги добрались очень немногие. Новгородская летопись пишет, что из псковичей вернулся только каждый десятый.

Предполагается, что жемайты кинули жребий и зажарили часть пленных рыцарей заживо в доспехах вместе с конями.

При Сауле осталось всё руководство ордена и почти все рыцари. Выжили единицы.


«Битва при Сауле». Художник — Артурас Слапсис
Тевтонцы впечатлились и прислали в Ригу несколько десятков своих рыцарей-братьев. Остатки меченосцев официально влились в ряды тевтонцев и стали Ливонским ландмайстерством Тевтонского ордена — сменив красные тамплиерские кресты на чёрные немецкие.

Пока осуществлялся процесс корпоративного поглощения, подняли голову ещё вчера покорённые язычники. Курши вырезали в своих землях всех христиан, начиная с епископа. Земгалы продолжили борьбу с крестоносцами, к ним присоединились селы.

Крестоносцам так и не удалось покорить силой ни Литву вообще, ни Жемайтию в частности. Зато им несколько раз отдавали Жемайтию… сами литовские князья в ходе разных политических комбинаций. Ведь жемайты стремились быть независимыми вообще от всех, и Миндовгов с Гедиминами полагали лишь чуть менее назойливыми чужаками, чем крестоносцев. Те платили им взаимностью, каждый раз используя в качестве разменной монеты.

Зато теперь 22 сентября считается в Литве и Латвии Днём балтского единства. К эстонцам это не совсем относится, потому что они не балты, и вообще их под Сауле никто не звал. Ну, кроме самих же жемайтов. В набегах на земли эстов.

А если честно, правых и виноватых в той кровавой круговерти попросту не было. Все грабили, захватывали и резали всех при малейшей возможности, а союзы менялись со скоростью, которой позавидовал бы сам Джордж Мартин.
Искать во всём этом бардаке ни за что обиженных мирных язычников, светлых рыцарственных воинов Христовых, «просто защищающихся от агрессии» русичей или ещё каких-нибудь д’Артаньянов в белоснежных пальто попросту бессмысленно.

Хотя белых рыцарских плащей там было в избытке.

Алексей Костенков