СМИ

О том, почему нельзя быть толерантным по отношению к экстремистам любой идеологии и какой урок следует извлечь из теракта в Новой Зеландии То, что произошло в мечетях в Новой Зеландии, стране, которая, пожалуй, десятки лет не переживала подобных потрясений, удивительным и зеркальным образом похоже на террористические атаки религиозных радикалов в Европе. Я сознательно не использую сейчас словосочетание «атаки исламистов», потому что, по сути, те, кто убивает таким образом людей, не имеет реального отношения к исламу, подобно тому как новозеландский стрелок Брентон Таррант и его сподвижники не имеют отношения к какой-либо идеологии, кроме терроризма. Я убежден, что неправильно называть их «правыми» или «националистами», потому что это дискредитирует тех, кто считает себя таковыми, но при этом не идет и не расстреливает людей, мирно трудясь на благо своего народа. Такие террористические организации как ИГИЛ* на Ближнем Востоке и «Правый сектор» на Украине добились действительно страшных результатов — они монополизировали некие абсолютно здоровые смыслы, такие как «ислам» или «национализм», и наполнили их другим содержанием. Эти два слова из-за экстремистской деятельности первых и вторых работают в нашей повседневной жизни совершенно иначе, чем их изначальная суть. Теперь для нас, для общества, которое традиционно находится где-то в центре и далеко не всегда является достаточно просвещенным и независимым от информационного шума, любой человек, который исповедует ислам, волей не волей, хотя бы даже чисто семантически, вызывает ассоциацию с теми ужасами, что творили игиловцы, впрочем, как и термин «правый» или «националист» наталкивает на мысли о «Правом секторе». И это, в известном смысле, страшнее, чем те теракты, которые устраивают представители перечисленных организаций. Современные информационные технологии, которые используют игиловцы и которые использовал аналогичным образом Брентон Таррант, по сути, в их руках становятся оружием массового поражения, уничтожая в наших не всегда окрепших, повторюсь, и не всегда просвещенных головах целые исторические и содержательные пласты, формировавшиеся тысячелетиями. Обессмысленные и искаженные идеи становятся в итоге невероятно эффективной платформой для накала в обществе напряжения и взаимной ненависти. Я знаю, о чем говорю. В целях самообразования я сейчас читаю Коран — признайтесь себе, хотя бы где-то глубоко внутри, вас немного покоробило от этого, если вы, конечно, среднестатистический городской житель средней полосы России. Я ежедневно езжу в метро и в электричке и читаю его так, как читал бы обычную книгу. Людям свойственно любопытство, и многие обращают внимание на то, кто и что читает — я сам так делаю, параллельно создавая в голове интеллектуальный или, если хотите, духовный портрет попутчика. Понятное дело, когда я вижу человека, читающего Толстого или Достоевского, это вызывает у меня конкретные ассоциации, совершенно противоположные тем, которые вызывает человек с условной Донцовой в руках. Так вот, Коран тоже вызывает у людей определенные ассоциации, и мне сложно их назвать положительными. Пару раз в электричке я наблюдал, что после того как я доставал из рюкзака эту книгу, несколько пассажиров переходили в другой вагон. Поверьте, я не драматизирую, люди мнительны и «благодаря» деятельности ИГИЛ заражены ментальным вирусом. Лучшая иллюстрация — судьба несчастного мусульманина, получившего в Интернете прозвище «мужчина в черной шапочке», которому не посчастливилось находиться в питерском метро во время страшного теракта в апреле 2017-го. Его внешний вид настолько плотно ассоциировался у населения с образом экстремиста, что мужчина, не имевший к кровавым событиям ровным счетом никакого отношения, едва смог добраться до дома в Татарстан: его арестовывали чуть ли не на каждой станции метро по доносу мнительных (возможно, справедливо мнительных) граждан. Уверен, что после случая в Новой Зеландии мусульмане всего мира будут так же остервенело шарахаться при виде человека с условным «коловратом», опасаясь, что он, подобно Брентону Тарранту и его единомышленникам, затевает что-то жуткое — расстрел или взрыв. Это говорит лишь о том, что война, которую ведут террористы, разворачивается не только непосредственно на фронте, но и в наших с вами головах. Возможно, именно они — наши с вами головы — являются для них главным полем боя. И здесь, как мы видим, они добились определенных успехов, о которых можно судить хотя бы по предубеждениям, разросшимся из-за их деятельности. Именно поэтому я выступаю против того, чтобы у террористов было какое-то другое или параллельное определение помимо собственно терроризма. Террорист, использующий атрибутику ислама, ровным счетом ничем не отличается от террориста, использующего символику так называемых правых. Я предлагаю абсолютно не толерантным образом вынести эту категорию людей в отдельную касту, бесспорную, как цвет кожи. Террор — вот что является их биологическим, если хотите, диагнозом. И не думайте, что я сейчас пытаюсь обелить «правых» или же, напротив, вступиться за мусульман. Нет, текст совершенно о другом (мои личные убеждения не совпадают ни с теми, ни с другими). Я бью тревогу против изощренной манипуляции с вещами, которые составляют жизненный фундамент для миллионов людей, а подобные истории размывают его и уносят из-под ног, подобно природному катаклизму. Если мы хотим твердо стоять на земле, для нас террористы и радикалы должны быть исключительно террористами и радикалами. В противном случае нас ждут колоссальные социальные взрывы, которые вместо обмена ядерными ударами, возможно, и станут пресловутой Третьей мировой, о которой все говорят последнее десятилетие. Семён Пегов, Ren *— запрещенная в России организация.