СМИ

В прошлые выходные по России прокатилась новая волна протестов. Митинг протеста прошел в субботу, и его темой стали предстоящие в Москве муниципальные выборы. Российские власти запретили десятку кандидатов участвовать в сентябрьских выборах, утверждая, что многие из собранных ими подписей поддельные. Более 1 300 демонстрантов было арестовано, а лидер оппозиции Алексей Навальный в воскресенье был госпитализирован. Его адвокат утверждает, что в тюрьме Навальный был отравлен.

Каковы последствия протестов и выборов? Усиливается ли оппозиция нынешней российской власти? О чем думает российский президент Владимир Путин в преддверии новых парламентских выборов, которые состоятся в 2021 году?

Чтобы получить ответы на эти вопросы, редактор «Нешнл интерест» Джейкоб Хейлбранн побеседовал с авторитетным специалистом по российской политике, владельцем и главным редактором влиятельной «Независимой газеты» Константином Ремчуковым. Ремчуков также является председателем Общественной палаты города Москвы, которая дает рекомендации городскому правительству.

— Когда вы говорите, что власти не знают, как реагировать, многие здесь в США интерпретируют это так, что Кремль теперь демонстрирует свою готовность более решительно и опасно применять силу. Верна ли такая интерпретация?

— Нет. Когда я говорю, что власти не знают, как реагировать, я в большей степени склонен сказать следующее. Сегодняшний средний класс довольно прочно объединен социальными сетями. Социальные сети — это платформа для распространения информации, ценностей, целей и примеров того, как живут другие страны, и они требуют немедленной реакции от всех сторон, участвующих в обмене мнениями. А характерной чертой власти в России, особенно при президенте Владимире Путине, который как секретный агент не любит говорить и не любит, когда говорят другие, является то, что разговорчивых людей у нас мало.

Власть манипулирует телевидением, уделяя основное внимание главным своим избирателям, которые зависят от телевидения и не читают газеты и социальные сети. А на телевидении власть пользуется языком пропаганды.

Но в социальных сетях язык пропаганды не работает. Возьмите реакцию двух-трехлетней давности, когда разразился скандал из-за документального фильма о предполагаемых действиях премьер-министра Дмитрия Медведева. Этот фильм распространял оппозиционный активист Алексей Навальный. Главное решение властей состояло в том, чтобы не поднимать этот вопрос по телевизору. То есть, 25-30 миллионов человек посмотрели это фильм в интернете. Но власти сказали: «Ладно, эти 25-30 миллионов теперь знают о случившемся, однако 110-120 миллионов человек не смотрели этот фильм в онлайне, и они ничего не увидят и не услышат по телевидению». И это сработало. Очень многие люди ничего не узнали об этом документальном фильме, и впоследствии, когда состоялись выборы, этот скандал утих.

Наверное, они думали, что такой подход — не поднимать злободневные и острые для народа проблемы — является универсальным механизмом реагирования на что угодно. Когда они попробовали применить такой механизм на выборах в Москве, это, по всей видимости, был их просчет. Если избирательная комиссия не сосчитала подписи тысяч людей, это затрагивает не какие-то там моральные вещи, типа утверждений о том, что делал, а что не делал Медведев. Это затрагивает интересы среднего класса. Дело в том, что средний класс, ответственный класс, желающий участвовать в выборах, хотел определить состав парламента и правительства. А правительство, центральная власть, они не знали, что с этим делать.

Они молчали на телевидении. Но добиться молчания в интернете им не удалось. Они не разработали технологии общения, технологии реагирования. У них не было собственных ораторов, не было своей повествовательной линии. Поэтому власти попробовали промолчать. Такой подход сработал два года тому назад, но он не сработал сегодня, потому что люди общаются и не видят в онлайне и на телевидении никого, кто отстаивал бы позиции властей. Власть должна была выдвинуть некие разумные аргументы о том, почему она забраковала так много подписей, и должна была представить доказательства. Она должна была выступить по телевидению и в интернете, показав страницы с фальшивыми подписями. Но она этого не сделала, и конечно, такой подход является устаревшим. У власти нет правильного языка общения с новым средним классом.

— Можно ли сказать, что из-за таких событий Россия находится в состоянии, напоминающем 1905 год, когда произошла конституционная революция?

— Ни в коем случае. Я думаю, ситуация очень сильно изменилась. Во-первых, в отличие от предыдущих случаев, таких как 1905, 1917, 1991 год, сегодня в жизни людей нет повседневной нехватки товаров. Дело в том, что огромный частный капитал изменил сферу, носящую название личное потребление. Дефицита нет, а когда он возникает, люди склонны массово протестовать против власти.

Многие говорят, что в конце февраля 1917 года, когда в Санкт-Петербурге были перебои с хлебом, люди в первый теплый день вышли протестовать, и тогда произошла Февральская революция. Но у них были материальные причины: нет хлеба, нет масла, нет еды, нет обуви. А сейчас таких причин нет. Причины другие. Так что основа российской экономики изменилась коренным образом.

Фактор номер два — у нас очень сильный рубль. Всякий раз, когда начиналась революция, был так называемый «бумажный рубль», который ничего не стоил. Сейчас же рубль является одной из самых сильных валют в мире и в Европе.

Номер три — есть верхушка, элитный клуб. Номенклатура — это класс, который решает все. Она боролась за власть, она получила эту власть, но затем революция все изменила, и она исчезла. Сейчас у номенклатуры есть власть и огромные экономические активы: банки, самолеты, финансовые средства. Поэтому я даже представить себе не могу, чтобы эти люди исчезли, как раньше. Они будут защищать себя и свою собственность, так как не могут бежать из страны, поскольку большинство из них в санкционных списках. Никто им не позволит уехать, и поэтому они вынуждены оставаться в России и держаться за власть.

— Каково же будущее? Если посмотреть на опросы общественного мнения, популярность Путина снизилась. Налицо беспокойство среднего класса, о котором вы говорили. Ситуация если не революционная, то по крайней мере неустойчивая. Что это может означать в будущем для Путина как для главы государства?

— Сейчас его больше всего беспокоят — на самом деле, данный вопрос уже возник в этом году на выборах в московскую Думу — выборы 2021 года в российскую Государственную Думу. Дело в том, что с 2003 года у Путина есть конституционное большинство в парламенте. Я не понимаю, как он сможет сохранить большинство в Думе в 2021 году, а оно очень важно для будущего Путина.

Дело в том, что только поправки в конституции могут дать ему место на вершине иерархии, как бы ни называлась наша страна. Например, Россия может объединиться с Белоруссией. Тогда он сможет стать президентом новой, объединившейся страны. Есть и некоторые другие варианты. Можно создать совершенно новый политический орган, который он возглавит, например, государственный совет. По новым правилам он опять станет премьер-министром, а парламент будет наделен правом назначать министров, а не просто утверждать предложенные ему кандидатуры, как он делает сейчас. Такой шаг позволит Путину ограничить власть нового президента. Однако этот сценарий возможен лишь в том случае, если правящая партия «Единая Россия» будет контролировать парламент. Но ее роль уменьшается, а это значит, что ей понадобится, может быть, 75% членов парламента, избираемых по одномандатным округам.

Поэтому мне кажется, что Путин или политические технократы Путина думают сейчас об этой ситуации и о том, как подготовить правовые условия для легитимного сохранения его власти. Думают, как сделать этот процесс похожим на передачу власти. В действительности никакой передачи власти не будет.

Легитимность имеет ключевое значение для Путина, так как он попытается сделать это официально в рамках закона. Но это трудно, потому что во многих регионах, если ты представитель элиты, против тебя сразу возникает оппозиция. Один такой случай произошел в Сибири, где баллотировалась домохозяйка, которая победила и сейчас работает мэром. Как это контролировать? У власти нет ответа на этот вопрос, потому что, как я вам уже говорил, она сейчас не умеет правильно общаться с людьми.

— Можно ли сказать, что сейчас в России усиливается настрой против элиты, как это произошло в Западной Европе и в США? Эту элиту считают эксплуататором, которая работает не в интересах народа.

— Да. Думаю, в стране начинают назревать анти-элитные настроения. Люди начинают думать, что вся элита заботится только о себе, а не о народе. Характерной чертой российских протестов сегодня является то, что их организуют не политические силы. Вспомните людей в Москве, у которых были проблемы с уборкой мусора. В этом году проблемы с мусором возникли в других городах. Или о церквях и парках для народа. А теперь люди заговорили о пожарах в Сибири и о том, что государство не намерено тушить эти пожары. Это все протесты гражданского общества.

В действительности, на сей раз политические партии остались не у дел. Поэтому мне непонятно, какая партия может стать лидером и получить поддержку всех этих протестующих. Дело в том, что все эти протесты и демонстрации — за чистый воздух, за качественную воду, за право решать, где быть парку, а где церкви — все это находится за пределами партийной линии. Это очень человеческие потребности. На данном этапе мне сложно сказать, какая партия откликнется на эти настроения и воспользуется ими. Но российский народ хочет все больше и больше участвовать в принятии решений, которые влияют на его жизнь.

— Считаете ли вы, что реакция путинского режима в преддверии выборов 2021 года будет все более деспотичной?

— Не думаю, что она будет деспотичной, так как этот подход ненадежен, и люди это понимают. Я знаю людей, принимающих эти решения, и они не кажутся мне такими уж примитивными. Думаю, проблема в коммуникации внутри властных группировок элиты, так как анализировать их изначальные мотивы становится все труднее.

Например, можно на протяжении многих лет говорить о некоторых кремлевских фракциях: есть либералы, есть близкие к Путину люди, которые не демократичны, и так далее. На мой взгляд, недостаточно говорить о власти тех, кто является личным другом Путина. Необходимо смотреть на таких близких друзей и на тех, кто стоит за тем или иным политическим шагом. Эти шаги вызывают многочисленные протесты и неопределенность, так как непонятно, почему кого-то поменяли, и что делается. Находящиеся на момент нашего разговора в Кремле люди не понимают, как меняется общество в России. Не думаю, что они это понимают, поскольку я не вижу адекватной реакции.

Они думают, что смогут решать проблемы по старинке, привычным образом. Вольют денег в Санкт-Петербург, построят новые улицы, новые линии метро, новые торговые центры. Но достаточно ли этого среднему классу? Ситуация в Москве показывает, что хорошие улицы, фантастическая инфраструктура, общественные пространства не уберегут их от притягательной силы демократии. Люди все равно будут протестовать.

Многое зависит от способности элиты понять, как надо разговаривать с этими людьми. Не всегда нужно подавляющее большинство, чтобы управлять страной как в старые советские времена. Нет, демократия означает, что ты просто пользуешься поддержкой, может быть, с перевесом всего в один голос. В Америке мы видим, как преодолевают трудную политическую ситуацию спустя три года после избрания Трампа. Он до сих пор вступает в схватки с конгрессом.

Но выход есть. Если российская элита хочет сохранить свою власть, ей нужно разработать язык простого большинства, а не подавляющего большинства. Экономические проблемы в стране очень серьезные, а реальные доходы россиян не растут уже пять лет. Если статистика показывает, что реальные доходы не растут, очень трудно будет найти новый Крым, чтобы укрепить дух народа. Как я уже отмечал, крымский фактор, олимпийский фактор, фактор чемпионата мира, все это ослабевает и уменьшается в сознании российского народа. Будет все труднее игнорировать требования российского среднего класса и молодежи.

— Спасибо за интервью.