СМИ

Когда в 2015 году партия «Право и справедливость» пришла к власти, можно было опасаться определенного охлаждения отношений с Европейским союзом, а одновременно питать надежды на больший по сравнению с «Гражданской платформой» реализм в восточной политике. С одной стороны, правым были свойственны определенные антиевропейские настроения, а с другой — именно они, а не либеральная оппозиция совершенно справедливо замечали в прошлом опасность, исходящую от России.

К сожалению, регресс в отношениях с западными партнерами (не считая, конечно, Соединенных Штатов) оказался настолько серьезным, что в итоге Польша лишилась прежней позиции в том числе на востоке. Между тем ее сила за восточной границей в значительной степени (хотя не исключительно) зависит от того, каковы наши отношения с Брюсселем, Берлином, Парижем и так далее. Свое значение, конечно, также имел Брексит и связанное с ним ослабление обычно созвучного польскому голоса Лондона в восточной политике ЕС.

Смертельный холод

Польско-российские отношения оказались жертвой агрессивной, неоимперской и реваншистской политики Москвы. Кризис настолько глубок, что политические контакты оказались в парализованном состоянии. Разумеется, делу также не помогает тот факт, что Россия продолжает удерживать обломки президентского Ту-154.

Можно по-разному относиться, с одной стороны, к упущениям правительства Дональда Туска (Donald Tusk) после смоленской катастрофы, а с другой — к эксцентричным теориям, которые формулировал заместитель председателя «Права и справедливости» Антоний Мачеревич (Antoni Macierewicz), но ничто не может оправдать циничную, направленную на провоцирование Польши политику Москвы. Удерживание обломков самолета — это возмутительные действия и как минимум проявление неуважения к нашей стране.

Придя к власти, «Право и справедливость» обещала, что Польша постарается присоединиться к переговорам в международном формате на тему урегулирования ситуации в Донбассе. Этого, однако, не произошло, а видеть нас за столом переговоров не хотела не только Россия, но и западные державы (они совершенно закономерно предполагают, что Варшава осложнит ведение диалога с ее восточным соседом).

Москва не хочет идти на какие-либо уступки и намеревается продолжать вести агрессивную политику, поэтому Польша заинтересована в том, чтобы никакого соглашения не появилось, а Запад и Кремль находились в состоянии холодной войны. Однако влияние на ход переговоров (а в перспективе — на форму выработанного соглашения), можно иметь, лишь принимая в них участие. Излишне антироссийская риторика «Права и справедливости» (несмотря на то, что, по сути, она верна) представляет проблему с точки зрения дипломатии и лишь мешает нам контролировать дипломатические процессы.

В сфере двусторонних отношений весьма печально фактическое прекращение сотрудничества даже в культурной сфере. Хотя поддерживать отношения с лишенной какого-либо влияния на Кремль российской интеллигенцией было бы наивно, ситуация, в которой Польша не имеет вообще никаких каналов коммуникации с Россией, а каждый, кто встретится с российским послом, может столкнуться с подозрениями в измене, ненормальна. Если Запад (в большей или меньшей степени пожертвовав интересами Украины) заключит соглашение с Россией, у Польши не останется никакой инфраструктуры для контактов.

Во-первых, Волынь, во-вторых, Волынь, в-третьих, Волынь

В последние 30 лет в контексте отношений с Украиной на все лады склонялось словосочетание «стратегическое партнерство», хотя за это время не удалось реализовать ни одного стратегического проекта. Чтобы пересечь польско-украинскую границу до сих пор требуется отстоять несколько часов в очереди, а молодым украинкам приходится еще зачастую выслушивать оскорбительные комментарии от одетых в форму «польских панов».

Вне зависимости от того, что двусторонние отношения были весьма поверхностными, на официальном уровне они оставались хорошими. Одновременно, однако, Украина в ответ на политическую поддержку, которую оказывала ей Польша, продвигала скандальный культ несущих ответственность за Волынскую резню руководителей УПА (запрещенная в РФ организация, — прим.ред.), а при этом практически не раскаивалась за совершенный на Волыни геноцид. «Право и справедливость» на этом фоне приняло более жесткий курс в исторической политике, что в результате привело к ухудшению отношений между Варшавой и Киевом.

Критики «Права и справедливости» справедливо отмечают, что польская правящая партия порой заходила в антиукраинской риторике слишком далеко, однако, они сами предпочитали бы вообще не вести разговоров о Волыни. В сочетании с призывом к тому, что полякам следует самим покаяться в своих преступлениях, это становится прекрасной почвой для усиления националистических настроений, чего сторонники такого курса в отношении Украины, кажется, не замечают.

Многолетние попытки замолчать тему Волынского преступления не привели к тому, что проблема канула в прошлое, напротив, она нарастала. Украинская сторона, верная методам дипломатии проверенной временем советской школы, которая предписывает не уступать ни на шаг до самого последнего момента, выжидает, считая, что рано или поздно «Право и справедливость» лишится власти.

Когда пост президента Украины занял Владимир Зеленский, а польские опросы стали показывать, что эта партия останется у руля страны, Киев начал идти на уступки. Ужесточение политического курса в исторических вопросах, как кажется, приносит плоды. Правда, происходит это ценой отдаления Варшавы от Киева, что, хотя их отношения никогда не были такими близкими, какими их представляли, для нас невыгодно. В политическом плане наши страны еще никогда не были так далеки друг от друга. Успехи, которые в исторической сфере пока лишь маячат на горизонте (вне зависимости от того, на чьей стороне правда), это слишком большая цена за фактическую маргинализацию Варшавы.

Провалившаяся перезагрузка

Несомненной похвалы в восточной политике «Права и справедливости» заслуживает попытка перезагрузки отношений с Белоруссией. На протяжении предыдущих 20 лет польская политика на белорусском направлении не учитывала наших жизненных государственных интересов. Белоруссия под руководством Александра Лукашенко — это, если объективно взглянуть на вещи, авторитарная страна, но с точки зрения польской безопасности она играет ключевую роль, поскольку каждый сценарий военного конфликта с Россией предусматривает в первую очередь вторжение с белорусской территории.

Таким образом независимость Белоруссии для нас оказывается гораздо важнее наличия у ее граждан политических прав. Можно, конечно, сказать, что демократическая Белоруссия зависела бы от Москвы меньше, чем государство Лукашенко, однако, интересы национальной безопасности нельзя подчинять чему-то, что пока остается лишь миражом.

Ни белорусская оппозиция, ни тем более Польша за 20 лет никогда даже не приблизились к перспективе свержения Лукашенко, а санкции в отношении Белоруссии всегда были слишком мягкими, чтобы привести к демократизации режима. Иначе говоря, мы всегда успешно убеждали Лукашенко, что выступаем его врагами, но делали слишком мало, чтобы придти с ним к договоренностям, вынудить пойти на уступки или сместить с должности.

Хуже того, сторонники третьего варианта развития событий, которые только и мечтают о свержении Лукашенко, были настолько оторваны от реальности, что не осознавали самого главного: альтернативой для него была не демократическая оппозиция, а кто-то, кто полностью подчиняется Москве.

Принимая во внимание все вышесказанное, можно сделать вывод, что попытка придти к согласию была совершенно верным шагом. Проблема в том, что предприняли ее слишком поздно: уже после того, как Белоруссия вышла из изоляции, когда за протянутую руку мало что можно было получить взамен. Кроме того, польская сторона действовала непрофессионально, повторяя все ошибки польско-российской перезагрузки. О ней объявили прежде, чем что-то удалось согласовать, а вместо «дорожной карты» мы пытались подписать пакетное соглашение, чего нельзя делать в отношениях с диктатурами. Кроме того, мы забыли, что на Востоке ценят конкретику, а не жесты.

Сходство польско-российской и польско-белорусской перезагрузки, а в первую очередь то, что Варшава совершила одни и те же ошибки, не случайно. Как в рядах польских дипломатов, так и в аналитических центрах и других организациях, причастных к формированию восточной политики, «Право и справедливость» решила опереться на тех людей, которые поддакивали сначала одной, а потом другой партии власти, но кадры, как говорил Ленин, решают все. В этом случае они, к сожалению, предопределили наше поражение.

Как к нам относятся на Востоке?

Провал перезагрузки был связан с еще двумя факторами, которые свидетельствуют о том, что восточную политику «Права и справедливости», к сожалению, нельзя отнести к успешным направлениям деятельности правительства. Несколько месяцев назад высокопоставленный белорусский государственный служащий объяснил мне, что его страна не будет договариваться с Польшей, поскольку, хотя Варшава пытается вести диалог с Минском, как только Вашингтон заключит какую-нибудь сделку с Кремлем, Белоруссия в ее рамках, «разумеется», окажется в российской сфере влияния, а Польша разорвет отношения и вновь заговорит об «отвратительной диктатуре».

Иными словами, белорусские элиты (как и элиты других постсоветских стран) считают, что Польша полностью подчиняется воле Соединенных Штатов и не проводит независимой внешней политики, а делает только то, что прикажет ей Вашингтон. Это замечание, отметим, касается не только современного этапа, но и времен, когда у руля нашей страны стояли все другие правящие команды. Еще более тревожно звучала вторая часть высказывания моего собеседника, который заявил прямо, что Польша испортила отношения с Европейским союзом, а поэтому не может уладить в Брюсселе никаких дел. Раз так, значит, диалог с Варшавой не имеет особого смысла, а в отношения с нами не стоит вкладываться.

Из крайности в крайность

Вышеприведенные замечания указывают на основную проблему польской восточной политики: вместо того, чтобы корректировать курс осторожно и координировать наши действия с шагами на западном направлении, мы совершили резкий разворот. Раньше мы, в ущерб собственным интересам, следовали курсу западных союзников, а потом внезапно начали вести себя так, будто представляем настоящую региональную державу. Мы вообще не видим контекста, а он таков, что Польша — среднего размера страна, состоящая в ЕС и НАТО.

Нравится нам это или нет, но наши партнеры с востока в первую очередь придают значение тому, чего мы способны добиться в Брюсселе, а не тому, что предлагаем мы сами. Тем более что мы не предлагаем ничего, кроме слов: ни кредитов, ни инвестиций, ни безопасности, ни даже торговли. Хуже того, Польшу уже не первый год считают не вполне серьезным, а при этом очень надменным партнером.

Сейчас такое впечатление лишь усиливается. В действительности, наша надменность, во-первых, не соотносится с реальной силой, а во-вторых, из-за накала внутреннего конфликта и отсутствия консенсуса по внешнеполитическим вопросам в нашей стране партнеры Варшавы предполагают, что появление у власти команды «Гражданской платформы» перечеркнет всю политику «Права и справедливости» и наоборот. Между тем союзы на международной арене строятся на десятилетия, так что никто не хочет всерьез вкладываться в миражи. И, наконец, в третьих, Польшу считают государством, которое слишком сильно зависит от США, а для них Белоруссия и Украина, которые, играют центральную роль в нашей восточной политике, не более чем незначительные пешки на шахматной доске.

Говоря об отношениях с Вашингтоном, следует вспомнить о наделавшем шума саммите «Инициативы трех морей» в Варшаве, на котором присутствовал Дональд Трамп. Мало кто обратил внимание, что вместо прежнего термина «Междуморье» появился новый. Отличие заключалось в том, что в мероприятии не принимала участия Украина. По неофициальной информации, это произошло с подачи США, которые были готовы оказать Польше поддержку в создании блока стран, выступающих в рамках ЕС в роли противовеса конфликтующим с Вашингтоном Берлину и Парижу. При этом американцы не хотели содействовать польским попыткам сформировать региональный союз, в который бы вошел Киев. В Польше почти никто не обратил на вышеописанный факт внимания, а в Киеве его заметили все. Там поняли, что Варшава, делая вид, что она ведет масштабную игру, на самом деле участвует, да еще и несамостоятельно, лишь в небольшой партии.

Если, в свою очередь, говорить о нашем месте в ЕС, то лакмусовой бумажкой выступают здесь не Украина и Белоруссия, с которыми мы хотя бы из-за общей границы всегда поддерживаем какие-то отношения, а находящаяся чуть дальше Молдавия, где при правительстве «Гражданской платформы» Варшава играла важную роль. Это удавалось нам не благодаря экономике, и не благодаря общей границе (ее у наших стран нет), а лишь благодаря дипломатической активности и позиции, которую занимала Польша на европейский площадке. Сейчас для Кишинева наша страна не имеет никакого значения, и это показывает до какой степени сила государства зависит от его положения в ЕС.

Насколько низко мы пали в отношениях с Кишиневом показывает то, что единственным польским акцентом в молдавской политике последних лет было сотрудничество Польши с местным пророссийским олигархом (кстати, в прошлом альфонсом) в рамках сбора компромата на Людмилу Козловскую, которой правительство «Права и справедливости» хотело закрыть въезд в Евросоюз. «Доказательства» наших спецслужб по очереди признали неубедительными Германия, Франция, Великобритания и Бельгия: они выдали Козловской свои визы, а последняя страна — разрешение на пребывание.

Воображаемый потенциал

Станислав Мацкевич (Stanislaw Mackiewicz) в книге «Политика Юзефа Бека» (J?zef Beck) писал, что последний глава польской довоенной дипломатии стремился «создать вокруг Польши оборонную систему из других государств, и эта концепция могла бы сработать, если бы он не предвосхищал события и, не имея еще этой системы (которую, впрочем, практически невозможно было создать), не действовал так, будто она уже существует. Не обладая реальным потенциалом, он воображал его и вел игру в международной политике так, будто бы он у него есть». Партия «Право и справедливость» действует на восточном направлении во многом, как Юзеф Бек. Она играет смело, что само по себе правильно и достойно похвалы, но одновременно, и это ошибка, делает вид, будто бы проект «Инициатива трех морей» уже работает. Что еще хуже, она не видит европейского контекста нашей политики, зависимости нашей силы от позиции в Брюсселе и «не обладая потенциалом, воображает его». Вести игру в международной политике, воображая потенциал, которым не обладаешь, это хуже, чем ошибка.