СМИ

Бывший президент России, ныне покойный Борис Ельцин, однажды заявил, что вступление его страны в Совет Европы поможет создать «новую, общую Европу без разделительных линий, объединенную общими демократическими принципами». Спустя более двух десятилетий возник риск, что столь высокие слова об институте, поставленном блюсти основополагающие свободы, могут утонуть в политической борьбе, обнажившей разногласия как между Востоком и Западом, так и в международном многостороннем порядке вообще.

Ожидается, что в понедельник делегаты из Украины и ряда других стран предпримут в Страсбурге последнюю попытку остановить планы организации из 47 членов положить конец пятилетнему отчуждению России, продиктованному аннексией Крыма в 2014 году. Противники считают, что возвращение Москвы «в тепло» поставит под угрозу те самые идеалы, благодаря которым Совет после Второй мировой превратился в оплот борьбы со зверствами и государственным произволом.

«Это стало бы односторонней уступкой Совета Европы российским требованиям», — считает Дмитрий Кулеба, посол Украины при Совете. Он опасается, что парламентская ассамблея Совета в понедельник утвердит майское решение министров иностранных дел пустить Москву обратно.

«Происходящее сейчас не только поможет России, но и по сути подорвет права человека и верховенство закона во всей Европе», — считает г-н Кулеба. С его мнением не согласна Москва и другие члены Совета, и это гарантия того, что стычки в штаб-квартире в Страсбурге — столь напоминающей крепость — не прекратятся, как бы депутаты ни проголосовали.

Спор этот — воплощение трудностей, вставших перед Советом. Семь десятилетий назад его восславил сам Черчилль, сказав, что он выносит нарушения права человека «на суд всего цивилизованного мира».

Проблемы Совета — от финансовых неурядиц до постоянно копящихся дел и трудностей с исполнением вердиктов — усугубил рост бескомпромиссного национализма в ряде европейских стран.

На майском мероприятии в Хельсинки, посвященном 70-летию Совета президент Финляндии Саули Ниинистё, который в то время председательствовал в этом органе на основе ротации, предупредил, что институт «переживает глубочайший политический, экономический и институциональный кризис в своей истории».

Совет долгое время прозябал в относительной безвестности, неподобающей его статусу. Его мандат нацелен на соблюдение обязательств по гражданским свободам, демократии и верховенству закона, закрепленных Европейской конвенцией о правах человека и исполняемых Европейским судом по правам человека. В сфере его охвата — 820 миллионов человек. В совокупности оба эти страсбургских органа представляют собой важную часть европейской политической архитектуры.

«Поддержать институты вроде Совета Европы особенно важно сейчас, когда мы наблюдаем рост крайне правого популизма», — считает Филипп Лич (Philip Leach), глава Европейского центра защиты прав человека при Университете Мидлсекса. Центр выиграл в Европейском суде по правам человека несколько громких дел, включая иск 2017 года, обязывающий российские власти выплатить компенсацию почти в 3 миллиона евро жертвам и родственникам пострадавших при школьной осаде в Беслане в 2004 году, унесшей 334 жизни. «Сейчас он находится под угрозой, и мы должны осознать, как много он уже дал и продолжает давать», — добавил г-н Лич.

Суд уже давно действует как сдерживающий фактор для правительств как авторитарных, так и демократических государств. Он уполномочен приостанавливать действия властей, — например, высылку государствами ЕС ливийских мигрантов — а также устанавливать фактические обстоятельства дел и обязывать власти выплачивать компенсацию активистам или другим пострадавшим. В числе громких дел можно назвать вердикт, надолго задержавший депортацию радикального исламского проповедника Абу Катады в Иорданию из Великобритании, а также постановление 2014 года, обязывающее Россию возместить акционерам ныне несуществующей нефтяной компании ЮКОС 1,9 миллиардов евро убытков.

Дело ЮКОСа — одна из причин натянутых отношений с Москвой. В ноябре суд разозлил Кремль еще пуще, постановив, что неоднократные аресты лидера российской оппозиции Алексея Навального политически мотивированы.

Высокопоставленные чиновники Совета предупреждают о рисках дальнейшего разрыва с Москвой. Уходящий генеральный секретарь Турбьерн Ягланд (Thorbj?rn Jagland), — его преемника выберут в среду, — в апреле предупредил, что выход Москвы, будь то принудительный или добровольный, создаст на континенте «новую разделительную линию» и потрясет Европу «не хуже Брексита».

Ссора с Россией заварилась в 2014 году, когда парламентская ассамблея Совета в наказание за оккупацию Крыма приостановила право голоса Москвы сроком на два года. В ответ Кремль отказался отправлять делегатов даже по истечению срока действия санкций. Затем, в 2017 году, он приостановил запланированный взнос в размере 32,6 миллиона евро в годовой бюджет Совета (который составляет 316 миллионов евро), дав тем самым повод для исключения Москвы за неуплату взносов.

Министры иностранных дел уже подготовили договор, который положит конец угрозе исключения. Если эта договоренность будет достигнута в понедельник, российские делегаты смогут принять участие в парламентской ассамблее и проголосовать за следующего генерального секретаря уже через два дня.

Как сообщил «Файненшл таймс» один европейский посол в Москве, обе стороны убеждены, что сделка состоится, однако из-за подробностей петитом чиновники намерены грызться до последней минуты. «Кажется, мы придумали способ, как все уладить», — говорит дипломат.

Официальные лица в Москве на предложенную сделку отреагировали сдержанно. Политики националистического толка недовольны тем, как обошлись с Россией, а членство в Совете считают пустой тратой денег. Его сторонники как в России, так и за ее пределами парируют тем, что Совет — это важнейшая линия связи между Кремлем и европейскими столицами.

«Донести выгоду от этой сделки будет непросто обеим сторонам, — сетует Андрей Кортунов, генеральный директор Российского совета по международным делам, государственного аналитического центра. — Одни сочтут, что это примиренчество лишь вознаграждает Россию за ее дурное поведение. <…> Другие, здесь, в Москве, скажут: „Ну вот, теперь нас будут критиковать за наши же деньги"».

Критики считают, что Москва по сути шантажирует Совет, злоупотребляя его нездоровой финансовой зависимостью, — на Россию и четырех крупных западноевропейских стран-доноров в сумме приходится более половины его бюджета.

Они также отмечают глубинные проблемы в отношениях Москвы со страсбургскими институтами, — в частности, в 2015 году Россия дала своему Конституционному суду полномочия отменять решения, вынесенные Европейским судом по правам человека. В 2017 году российский суд признал неконституционным решение о компенсации акционерам ЮКОСа. Совет Европы назвал это решение «поводом для беспокойства», но при этом заявил, что переговоры между Москвой и другими государствами-членами продолжаются — в том числе и по этому вопросу.

«Мы не воюем с Россией, а отстаиваем правила и принципы, — настаивает Эгидиюс Варейкис (Egidijus Vareikis), член парламентской ассамблеи Совета из Литвы. Он планирует выступить против соглашения о реабилитации Москвы. — В будущем таких исключений станет еще больше, а Совет от этого лишь ослабнет».

Г-н Кулеба считает, что на карту поставлено гораздо больше, чем просто голос одной страны. «То, что мы здесь видим — это институциональный крах, — полагает он. — Вот главный вопрос, который мы себе задаем: если такое происходит в самом Совете Европы, то что будет дальше?»

В ознаменование своей доброй воли Турция некогда предоставляла своей миссии в Страсбурге штаб-квартиру в 38 миллионов евро и охотно переплачивала взносы в бюджет организации. Ныне же от этой доброй воли не осталось и следа, а над президентом Реджепом Тайипом Эрдоганом нависли обвинения в авторитаризме.

После неудачного государственного переворота в июле 2016 года, когда крутая расправа Эрдогана повлекла за собой гибель 250 человек, напряжение вылилось в открытый кризис. Эрдоган объявил чрезвычайное положение и провел жесткие репрессии против военнослужащих и других лиц, на кого пало подозрение в участии в заговоре, — включая учителей, ученых, чиновников, судей, оппозиционных политиков и журналистов. Десятки тысяч человек были брошены в тюрьму, а 130 тысяч государственных служащих уволены.

Это закручивание гаек всколыхнуло волну судебных исков от граждан Турции, — на каком-то этапе Европейский суд по правам человека получал по 1 500 заявлений в неделю. Такая нагрузка выбила бы из коли любую организацию, — особенно с учетом той нехватки ресурсов, с которой сталкивается Совет Европы. На четыре страны — Турцию, Россию, Румынию и Украину — приходятся две трети из 50 тысяч исков, рассмотренных с 1 января.

Турецкие правозащитники и представители гражданского общества к деятельности суда относятся весьма критически. За три года с попытки переворота Европейский суд рассмотрел лишь четыре тысячи исков, так или иначе связанных с заговором, — а всего их 36 тысяч! — и большинство из них отклонил.

Хотя некоторые из жалоб, — в том числе от брошенного в тюрьму верховного судьи, лидеров оппозиции и двух журналистов, — он все же принял, суд неоднократно подчеркивал, что турецкое правосудие предоставляет «эффективные меры правовой защиты», и советовал перед тем, как жаловаться в Страсбургский суд, обращаться в турецкие инстанции. Этой позиции он продолжает придерживаться, несмотря на то, что Конституционный суд Турции переживает нападки со стороны турецких политиков, игнорируется судами низшей инстанции, а в прошлом воздерживался от вынесения решений по президентским указам, принятым в условиях чрезвычайного положения.

Керем Алтыпармак, ведущий турецкий адвокат по правам человека, считает, что заставлять предполагаемых жертв добиваться справедливости в рамках национальной правовой системы, которая не заслуживает доверия, Европейский суд не вправе, — Анкара же его позицию отвергает. «В нормальных условиях требование обращаться в местные органы правовой защиты я понимаю и разделяю, — объясняет он. — Но если вы ознакомитесь с отзывами независимых наблюдателей, становится очевидно, что с беспристрастностью у турецкой судебной системы огромная беда».

Турецкие адвокаты также выразили озабоченность тем, что Страсбург поддержал созданную в 2017 году специальную комиссию по искам уволенных госслужащих, — включая те 30 тысяч исков, поданных в Европейский суд. Местные наблюдатели убеждены, что независимым этот орган считаться не может. По состоянию на прошлый месяц он восстановил в должности лишь порядка 5 тысяч человек — при том, что дел рассмотрено 70 тысяч. Совет Европы заявляет, что степень доверия к комиссии постоянно пересматривается.

Критики Турции утверждают, что Анкара научилась использовать правовые и политические приемы и грамотно манипулирует Советом.

Хишьяр Озсой, депутат турецкой оппозиционной Демократической партии народов и член парламентской ассамблеи Совета Европы, полагает, что страсбургским институтам следует разработать жесткие меры воздействия на членов, которые отказываются уважать основополагающие ценности. «Вступив в гольф-клуб, вы платите взносы и соблюдаете некие правила, — в противном случае вы лишаетесь членства, — говорит он. — Если Совет не в состоянии гарантировать, что государства-члены выполняют взятые на себя обязательства, он рискует превратиться в организацию, еще менее серьезную, чем элементарный гольф-клуб».

Совет эту аналогию отклонил, сочтя несправедливой — не в последнюю очередь из-за того, какую работу Венецианская комиссия, его правовой консультативный орган, проделала, чтобы донести до широкой общественности обеспокоенность по поводу Турции и других государств-членов. Совет ссылается на похвалу, которой он удостоился из уст высокопоставленных европейских политиков. Так, министр иностранных дел Германии Хейко Маас (Heiko Maas) в прошлом месяце назвал его «оплотом международного права». Когда это необходимо, Совет остро критикует государства-члены, — например, перед воскресными перевыборами в Стамбуле его генеральный секретарь сделал Турции предупреждение, призвав дать «демократические гарантии».

Даже критики в Турции признают, что мнение страсбургских учреждений и их вердикты небезразличны турецкому правительству. Экономика страны сильно зависит от притока иностранного капитала из Европы, и Анкара по-прежнему ведет переговоры о вступлении в ЕС, пусть они и завяли.

Турецкое дело напрямую касается будущего как Совета, так и Суда. Если оба рассыплются, миллионы людей от Иберийского полуострова до Сибири потеряют доступ к стратегически важной системе ограничения государственной власти, существующей с послевоенного времени.

«Для нас важно, чтобы Европейский суд в глазах народов Турции и ее гражданского общества оставался силой, — считает активист и журналист Эвин Барыш Алтынташ, глава Ассоциации средств массовой информации и правовых исследований из Стамбула. — В конце концов, это единственное место, куда мы можем обратиться».