СМИ

© AP Photo, Hassan AmmarСирийский кризис пришел к тому, что режим Асада и оппозиционные силы оказались во власти внешних игроков. Сирийский режим по-прежнему предпочитает принимать плохие решения, даже если они ведут к катастрофическим последствиям. Асад считает неприемлемым любое решение кризиса, если оно не подразумевает сохранение действующего режима. Автор уверен, что союзники Асада не хотят мира в Сирии.Что насчет Башара Асада? На протяжении последних двух недель многие люди задавались вопросом, уйдут ли в отставку Абдель Азиз Бутефлика и Омар аль-Башир. Политическая жизнь обоих президентов закончилась. И если бы они не подали в отставку, то спровоцировали «еще одну Сирию». Подобного развития событий как раз опасались военные, которые долгое время были их партнерами и союзниками. Конец правления Асада еще не наступил, поскольку до сих пор его режим демонстрировал «стойкость». Она основывается на характере военного института страны и религиозно-племенном влиянии, оказываемым на него. Есть еще один фактор «стойкости» — это страх перед «исламской альтернативой», возникший после вспышки насилия и широкомасштабных военных действий. И хотя сирийский режим несет основную ответственность за вооруженное восстание, другие стороны конфликта предпочли отсталость и экстремизм действующего режима, а не исламистов. Алжир и Судан извлекли пользу из сирийского и ливийского опыта как в отношении народных движений, так и функционирования военных учреждений. Высокопоставленные суданские офицеры были верными союзниками аль-Башира, но это не помешало им в критический момент увидеть в нем опасность. Они отказались выполнять приказы главы государства, которые могли негативно сказаться на будущем не только военного ведомства, но и страны. И, несмотря на череду переворотов и восстаний, которые привели к полному отделению юга и трем-четырем гражданским войнам в разных частях Судана, армия Судана стремится наладить отношения между военными, государством и народом. В Алжире армия сохранила свой народно-национальный статус, несмотря на растущее влияние военных лидеров прошлого поколения в политической и партийной жизни. Бутефлике приписывают изоляцию символов прошлого поколения, которые контролировали президентов и следили за формированием правительства и парламента. На сегодняшний день лишь ограниченное число военных лидеров управляют текущим кризисом и стремятся контролировать переходный период. Однако было бы ошибкой настаивать на расширении роли военных, которая выходила бы за рамки конституционной власти. До кризисов, которые превратились в вооруженные конфликты, армии Сирии, Ливии и Йемена были полностью преданы режиму и, следовательно, не опирались на национальную идеологию. Сирийская, йеменская или ливийская армии не играли никакой прямой политической роли, так как глава государства одновременно являлся и военным лидером. Фактический контроль над вооруженными силами осуществлялся по племенной, семейной или религиозной принадлежности и поддерживался батальонами и специальными образованиями, осуществлявших двойной контроль за военнослужащими низших званий. Сирийский режим разделил свою армию, рискуя потерять около половины военных. Когда суннитские солдаты отказались участвовать в подавлении мирных демонстраций и открыть огонь по собственному народу, алавитские командиры приказали казнить их на месте. В сирийской армии произошел раскол, а целые роты солдат в течение нескольких лет оказались запертыми в казармах, которые должны были предотвратить их вступление в группировки, сражающиеся против режима. В Йемене бывший президент опирался на верные ему военизированные группировки, которые впоследствии перешли на сторону хуситов и убили его. В некоторых случаях сторонники переворота вступали в сговор с целью свержения военных лидеров просто потому, что они были «проправительственными». В Ливии режим Каддафи стремился к тому, чтобы национальная армия не была сильной и сплоченной. Ливийский режим опасался, что армия восстанет против него, поэтому больше полагался на наемников. Опыт в формировании армий трех вышеупомянутых арабских стран говорит о том, что они были созданы на основе национального измерения, и это отразилось на их положении после того, как сами режимы столкнулись со своей нынешней судьбой. Судьба стран и их территорий неизвестна, общество разделено, а единство людей, государств и их институтов отсутствует. ООН пытается разрешить все сложности с помощью принятия политических решений, но сталкивается с беспрецедентными кризисами в истории человечества и режимами, чья власть основана на разделении людей и преступлениях. Особенно ярко все вышеперечисленное прослеживается в прошлом Ирака и все больше оно проявляется в Ливане, который в течение 30 лет страдал от власти сирийского режима, а теперь страдает от правления режима «Хезболлы». Режимы Асада, Каддафи и Салеха оставили плохое наследие, которое делает невозможным возрождение государств, воссоединение вооруженных сил и восстановление стабильности, но приводит к проблемам в экономической и социальной сферах. И хотя все еще сохраняется надежда на принятие мирных политических решений, посткризисные ситуации позволили различным исламским группировкам продемонстрировать, что у них есть волшебное решение. Однако там, где эти группировки преуспели, страны и люди оказались в ловушке. Как, например, в Тунисе и Египте. И хуже всего то, что везде где им удалось захлопнуть свою ловушку процветает экстремизм, оказывающий влияние на мысли, цели и стремления. События в Судане и Алжире показали, что проведение мирных демонстраций с обоснованными требованиями возможно, а сотрудничество государства и военного ведомства способствует достижению политических решений. Для подобного развития событий необходимо придерживаться определенных условий, а именно: между военными и народным движением должно существовать понимание изменений как стратегической цели, реальное сотрудничество в переходный период и быстрое принятие решений касательно начальных шагов, необходимых для усовершенствования модели прежнего режима. Любое нарушение, вмешательство или саботаж третьей стороны может испортить текущий процесс и концепции, которыми он управляет. Опыт Судана и Алжира показал, насколько армии обоих государств и народные движения осознают серьезность того, что произошло в Сирии. В обеих странах военные настаивали на том, чтобы протесты оставались мирными и, в конечном итоге, выступили против действующих режимов. Своими действиями военные демонстрируют, что «интересы государства превыше всего», в то время как протестующие подталкивают их к выполнению своих требований. Произошедшие события в обеих странах стали началом трудного и долгого пути, который может стать многообещающим из-за отсутствия насилия. Однако такой курс был и остается невозможным для режима Асада, и поэтому предпринимаемые им усилия остаются отрицательными, если не катастрофическими. Сирийский кризис пришел к тому, что режим Асада и оппозиционные силы оказались во власти внешних игроков. Сирийский режим по-прежнему предпочитает принимать плохие решения, даже если они ведут к катастрофическим последствиям. Асад считает неприемлемым любое решение кризиса, если оно не подразумевает сохранение действующего режима у власти, вместе с его институтами, шабихой, милициями и иранскими союзниками. Американцы и европейцы настаивают на проведении реформ в Сирии, которые способствовали бы сохранению государства и его институтов, но, тем не менее, они считают, что Асад не должен быть связан с будущим страны. А страны, которые помогли сохранить режим Асада и спасли его от краха, в частности, Россия, Иран и Израиль, в первую очередь отстаивают свои интересы и продолжают шантажировать режим, не обращая внимания на какое-либо политическое решение, способное улучшить жизнь сирийского народа.