© AP Photo, Thibault CamusМировой финансовый кризис поставил перед Европой задачу строительства более стабильной финансовой системы. Европейское турне Си Цзиньпина указало на один из возможных путей движения вперед, пишет автор. Теперь настала очередь европейцев решить, как они будут налаживать коммуникации и направлять инвестиции в те регионы, которые слишком долго игнорировались и беднели.
Принстон — Как-то раз все решили, что есть одно явление под названием глобализация: международные потоки финансового капитала стимулируют инновации, индустриализацию, развитие и торговлю. Однако начатая председателем КНР Си Цзиньпином инициатива «Пояс и путь» (сокращенно BRI) предлагает альтернативную версию глобализации, которая опирается на интегрированную систему физической инфраструктуры. Материальный мир кораблей и поездов приходит на смену нематериальному миру финансиализации.
Но хотя Си задумывал BRI как откровенный способ отправить старую и нестабильную глобализацию, проводимую Западом, в мусорную корзину истории, она предназначалась еще и для решения одной конкретной внутренней проблемы, а именно проблемы концентрации экономического развития на китайском побережье, где появилась богатая и утонченная приморская элита. Социальная стабильность требует, чтобы выгоды невероятного экономического роста Китая распределялись по всей стране более равномерно.
Конечно, это не только китайская проблема. Глобально значимые города исторически почти всегда располагались на берегу либо моря, либо судоходных рек. Столетия назад Амстердам, Антверпен, Генуя и Венеция — или даже древние Афины и Тир — играли роль торговых центров мира. А сегодня аналогичную роль играют мегаполисы, подобные Лондону, Нью-Йорку, Токио, Гонконгу, Шанхаю, Дубаю, Сиднею и Рио-де-Жанейро.
В инициативе «Один пояс, один путь» есть некое разделение труда: «путь» (вопреки интуиции) означает морские связи, а «поясом» называют взаимосвязанные проекты на территории евразийской суши. Идея в том, что глубинные территории, подобные Центральной Азии и Восточной Европе, могут и должны быть связаны с остальной мировой экономикой точно так же, как сегодня связаны прибрежные центры.
За пределами Китая BRI особенно манит те страны, которые стали жертвами мирового финансового краха 2008 года и последующего кризиса евро. Например, в мрачнейшие дни своего долгового кризиса Греция привлекла китайские инвестиции, продав 51% порта Пирей государственной «Китайской компании морских грузоперевозок» (COSCO). Сербия тоже пострадала от внезапной резкой остановки притока капитала в кризисные годы и теперь надеется превратиться в крупный транспортный центр, хотя эта страна даже не входит в ЕС.
Тем временем премьер-министр Португалии Антониу Кошта приветствует китайские инвестиции, а недавно он предостерег против принятия радикальных протекционистских мер в отношении китайских компаний, которые работают на Западе. Коалиционное правительство популистов в Италии только что подписало «Меморандум о взаимопонимании» с Китаем, поддержав инициативу BRI. Даже Великобритания, погруженная в хаос Брексита, может увидеть в китайских инвестициях и экономических контактах новое геополитическое спасение.
Попытку Китая связать с помощью инфраструктуры регионы, не охваченные глобализацией, нельзя назвать беспрецедентной. Более века назад ведущей мировой державой была Великобритания, но по уровню богатства и технического развития ее догоняла Германия. Как и Китай сегодня, Германия хотела демонстрировать свою силу и на суше, и на море. Но для успешной конкуренции с Британией она не могла полагаться лишь на свой торговый флот, поэтому немцы выступили с собственным аналогом BRI — проектом железной дороги от Берлина до Багдада. Как и BRI, новая германская железная дорога связывала по суше отдаленные территории и привлекала тех, кто проигрывал в тот период глобализации. А больше всех среди них проигрывала Османская империя, которая, будучи «больным человеком Европы», с трудом пережила XIX век и оказалась неспособна проводить реформы, а также финансовую и экономическую модернизацию. Иностранные державы контролировали таможенную администрацию империи, забирая себе доходы правительства.
Как и в случае с BRI, немецкий инфраструктурный план дороги Берлин-Багдад опирался на государственное давление с целью добиться щедрого финансирования частными банками (прежде всего Deutsche Bank). Османская империя, конечно, должна была дорого заплатить за подобные заимствования. Но в тот момент немецкие кредиты казались возможностью избежать долговой ловушки, устроенной Британией и Францией.
Как позднее выяснилось, этот железнодорожный план был больше основан на немецких амбициях, чем на реальных местных потребностях. Когда завершилось строительство последнего участка, проходившегося через засушливые земли Анатолии, по нему почти никто не ездил.
Инициатива BRI также демонстрирует потенциал превращения в масштабную инвестиционную ошибку. Ее критики уже называют построенный на китайские деньги мост через каньон Морача в Черногории классическим примером моста в никуда. Он был задуман для того, чтобы связать не имеющую выхода к морю Сербию с Адриатическим побережьем, но сейчас он не связывает вообще ничего — и не будет в обозримом будущем. Иными словами, это просто путь в долговую яму.
Учитывая, что президент Франции Эммануэль Макрон призывает сейчас к Европейскому возрождению, можно представить себе будущее, в котором Европа интегрирована не только политически, но и физически — с помощью высокоскоростных дорог, линий электропередач, нефте- и газопроводов. Строго финансовая глобализация игнорировала подобные формы связанности слишком долго.
Но европейские страны расколоты по вопросу Китая. Многие правительства и корпорации справедливо встревожены воровством интеллектуальной собственности. В то же время другие правительства и корпорации видят в китайских инвестициях долгожданный новый источник финансирования, а также способ создания противовеса влиянию стран северной Европы внутри ЕС.
Так или иначе, китайский подход к глобализации должен заставить Европу задуматься о самостоятельных альтернативных путях развития. Это означает, что, возможно, следует выйти за рамки скромного и ограниченного «Плана Юнкера» и заняться реализацией намного более амбициозной программы.
Мировой финансовый кризис поставил перед Европой задачу строительства более стабильной финансовой системы. Но ее будет недостаточно для создания прочной формы глобализации. Недавнее европейское турне Си Цзиньпина указало на один из возможных путей движения вперед. Теперь настала очередь европейцев решить, как они будут налаживать коммуникации и направлять инвестиции в те регионы, которые слишком долго игнорировались и беднели.
© AP Photo, Thibault CamusМировой финансовый кризис поставил перед Европой задачу строительства более стабильной финансовой системы. Европейское турне Си Цзиньпина указало на один из возможных путей движения вперед, пишет автор. Теперь настала очередь европейцев решить, как они будут налаживать коммуникации и направлять инвестиции в те регионы, которые слишком долго игнорировались и беднели. Принстон — Как-то раз все решили, что есть одно явление под названием глобализация: международные потоки финансового капитала стимулируют инновации, индустриализацию, развитие и торговлю. Однако начатая председателем КНР Си Цзиньпином инициатива «Пояс и путь» (сокращенно BRI) предлагает альтернативную версию глобализации, которая опирается на интегрированную систему физической инфраструктуры. Материальный мир кораблей и поездов приходит на смену нематериальному миру финансиализации. Но хотя Си задумывал BRI как откровенный способ отправить старую и нестабильную глобализацию, проводимую Западом, в мусорную корзину истории, она предназначалась еще и для решения одной конкретной внутренней проблемы, а именно проблемы концентрации экономического развития на китайском побережье, где появилась богатая и утонченная приморская элита. Социальная стабильность требует, чтобы выгоды невероятного экономического роста Китая распределялись по всей стране более равномерно. Конечно, это не только китайская проблема. Глобально значимые города исторически почти всегда располагались на берегу либо моря, либо судоходных рек. Столетия назад Амстердам, Антверпен, Генуя и Венеция — или даже древние Афины и Тир — играли роль торговых центров мира. А сегодня аналогичную роль играют мегаполисы, подобные Лондону, Нью-Йорку, Токио, Гонконгу, Шанхаю, Дубаю, Сиднею и Рио-де-Жанейро. В инициативе «Один пояс, один путь» есть некое разделение труда: «путь» (вопреки интуиции) означает морские связи, а «поясом» называют взаимосвязанные проекты на территории евразийской суши. Идея в том, что глубинные территории, подобные Центральной Азии и Восточной Европе, могут и должны быть связаны с остальной мировой экономикой точно так же, как сегодня связаны прибрежные центры. За пределами Китая BRI особенно манит те страны, которые стали жертвами мирового финансового краха 2008 года и последующего кризиса евро. Например, в мрачнейшие дни своего долгового кризиса Греция привлекла китайские инвестиции, продав 51% порта Пирей государственной «Китайской компании морских грузоперевозок» (COSCO). Сербия тоже пострадала от внезапной резкой остановки притока капитала в кризисные годы и теперь надеется превратиться в крупный транспортный центр, хотя эта страна даже не входит в ЕС. Тем временем премьер-министр Португалии Антониу Кошта приветствует китайские инвестиции, а недавно он предостерег против принятия радикальных протекционистских мер в отношении китайских компаний, которые работают на Западе. Коалиционное правительство популистов в Италии только что подписало «Меморандум о взаимопонимании» с Китаем, поддержав инициативу BRI. Даже Великобритания, погруженная в хаос Брексита, может увидеть в китайских инвестициях и экономических контактах новое геополитическое спасение. Попытку Китая связать с помощью инфраструктуры регионы, не охваченные глобализацией, нельзя назвать беспрецедентной. Более века назад ведущей мировой державой была Великобритания, но по уровню богатства и технического развития ее догоняла Германия. Как и Китай сегодня, Германия хотела демонстрировать свою силу и на суше, и на море. Но для успешной конкуренции с Британией она не могла полагаться лишь на свой торговый флот, поэтому немцы выступили с собственным аналогом BRI — проектом железной дороги от Берлина до Багдада. Как и BRI, новая германская железная дорога связывала по суше отдаленные территории и привлекала тех, кто проигрывал в тот период глобализации. А больше всех среди них проигрывала Османская империя, которая, будучи «больным человеком Европы», с трудом пережила XIX век и оказалась неспособна проводить реформы, а также финансовую и экономическую модернизацию. Иностранные державы контролировали таможенную администрацию империи, забирая себе доходы правительства. Как и в случае с BRI, немецкий инфраструктурный план дороги Берлин-Багдад опирался на государственное давление с целью добиться щедрого финансирования частными банками (прежде всего Deutsche Bank). Османская империя, конечно, должна была дорого заплатить за подобные заимствования. Но в тот момент немецкие кредиты казались возможностью избежать долговой ловушки, устроенной Британией и Францией. Как позднее выяснилось, этот железнодорожный план был больше основан на немецких амбициях, чем на реальных местных потребностях. Когда завершилось строительство последнего участка, проходившегося через засушливые земли Анатолии, по нему почти никто не ездил. Инициатива BRI также демонстрирует потенциал превращения в масштабную инвестиционную ошибку. Ее критики уже называют построенный на китайские деньги мост через каньон Морача в Черногории классическим примером моста в никуда. Он был задуман для того, чтобы связать не имеющую выхода к морю Сербию с Адриатическим побережьем, но сейчас он не связывает вообще ничего — и не будет в обозримом будущем. Иными словами, это просто путь в долговую яму. Учитывая, что президент Франции Эммануэль Макрон призывает сейчас к Европейскому возрождению, можно представить себе будущее, в котором Европа интегрирована не только политически, но и физически — с помощью высокоскоростных дорог, линий электропередач, нефте- и газопроводов. Строго финансовая глобализация игнорировала подобные формы связанности слишком долго. Но европейские страны расколоты по вопросу Китая. Многие правительства и корпорации справедливо встревожены воровством интеллектуальной собственности. В то же время другие правительства и корпорации видят в китайских инвестициях долгожданный новый источник финансирования, а также способ создания противовеса влиянию стран северной Европы внутри ЕС. Так или иначе, китайский подход к глобализации должен заставить Европу задуматься о самостоятельных альтернативных путях развития. Это означает, что, возможно, следует выйти за рамки скромного и ограниченного «Плана Юнкера» и заняться реализацией намного более амбициозной программы. Мировой финансовый кризис поставил перед Европой задачу строительства более стабильной финансовой системы. Но ее будет недостаточно для создания прочной формы глобализации. Недавнее европейское турне Си Цзиньпина указало на один из возможных путей движения вперед. Теперь настала очередь европейцев решить, как они будут налаживать коммуникации и направлять инвестиции в те регионы, которые слишком долго игнорировались и беднели.
Комментарии (0)