СМИ

«Стратегия — это центральное политическое искусство, — пишет Лоуренс Фридман (Lawrence Freedman) в книге «Стратегия: история» (Strategy: A History). — Суть в том, чтобы извлечь из ситуации больше, чем позволяет изначальный баланс сил. Это искусство создавать власть».

Если это так, то давайте рассмотрим пример страны, которая в экономическом смысле уступает Италии, Австралии и Южной Корее. Последние два года экономика этой страны уменьшалась, а по уровню доходов на душу населения она уступает Малайзии и Словакии. Средняя продолжительность жизни среди мужчин в этой стране меньше, чем в Северной Корее. Что еще хуже, пять из шести крупнейших экспортных рынков ввели санкции против этой страны, а ее валюта только за последние три года потеряла половину своей стоимости. Тем не менее, эта страна — разумеется, речь идет о России — каким-то образом умудряется позиционировать себя в качестве мировой державы практически во всех уголках международной арены. Однако теперь, когда Москва развернулась к Южной Азии, добиваясь расположения Пакистана и вмешиваясь в дипломатию Афганистана, нам стоит спросить себя, действительно ли она обладает такой силой или же это всего лишь иллюзия.

Агрессивная дипломатия

Грамотные люди могут разойтись во мнениях касательно стратегического баланса. В точки зрения территорий Россия сейчас в плюсе. Она аннексировала Крым, контролирует часть восточных территорий Украины через лидеров ополчения и имеет доступ к военным базам в Сирии, Иране, Египте — а вскоре и в Ливии. В дипломатическом смысле ей удалось вбить внушительный клин между Турцией и НАТО и одновременно укрепить связи с некоторыми союзниками Запада — от Израиля до Японии. Она также убедила Китай подписать соглашение об укреплении «глобальной стратегической стабильности», и эти две страны проводят совместные военно-морские учения в Южно-Китайском море.

За все это России пришлось заплатить. Пока Россия будет разжигать войну на востоке Украины, она будет страдать от санкций Евросоюза и США. Тем не менее, объемы торговли России с Европой до сих пор в четыре раза превышают объемы торговли России с Китаем, а это значит, что Пекин предлагает ей довольно ограниченную «страховочную сетку». В этом году и в следующем расходы России на оборону, вероятнее всего, будут снижаться, и значительная часть бюджета будет потрачена на модернизацию ее ядерного арсенала. Между тем «победы» России послужили толчком для первого в истории развертывания сил НАТО в непосредственной близости от российских границ — в отличие от эпохи холодной войны теперь между Россией и НАТО больше нет буфера, состоящего из стран Варшавского договора. Даже те страны, которые формально сохраняют нейтралитет, испытывают тревогу, а Швеция готовится в следующем году вновь ввести военную службу по призыву. Между тем в Вашингтоне вопиющее вмешательство России в выборы [в США] превратило ее в токсичный элемент в Конгрессе США и в администрации, существенно затруднив не только обсуждение условий «сделки века», но и урегулирование серьезных разногласий в таких вопросах, как Иран и контроль над вооружениями.

Коротко говоря, Россия приобрела дипломатическое влияние ценой своей репутации и экономического роста, попутно вмешавшись в несколько войн, конца которым пока не видно. Однако независимо от того, считал ли кто-то такой обмен выгодным или нет, есть и более глубокий вопрос: влияние требует инвестиций. Россия создавала власть только там, где у нее была возможность менять ситуацию на местах — зачастую при помощи военной силы — и где более крупные, богатые и сплоченные силы Запада проявили нерешительность или попросту воздержались от каких-либо действий.

На Украине первоначальная малозаметная интервенция Москвы не приносила никаких результатов, пока не вмешались российские военные. Российские советники, которые прибыли в Сирию задолго до 2015 года, не могли прервать череду неудач режима, пока туда не прибыла российская военная авиация. Россия некоторое время добивалась расположения ливийского военного деятеля Халифы Хафтара (Khalifa Haftar) и даже пригласила его подняться на борт авианосца «Адмирал Кузнецов» — ловкий трюк, призванный привлечь всеобщее внимание. Однако гораздо сильнее на ситуацию повлияло развертывание российского спецназа у ливийских границ. Во всех этих случаях, от Атлантики до Персидского залива, России удавалось наращивать свое влияние благодаря тому, что она шла на риск и задействовала своих военных.

План действий в Южной Азии

Между тем в Южной Азии присутствие России — это по большей части блеф. К настоящему моменту о всплеске активности России в этом регионе уже хорошо известно. В сентябре прошлого года Кремль отмахнулся от возражений Индии против проведения первых в истории совместных учений России с пакистанскими силами специального назначения, а еще раньше он согласился продать Пакистану четыре ударных вертолета. В соседнем Афганистане Россия действует еще жестче. В декабре 2015 года спецпредставитель России по Афганистану Замир Кабулов объявил о том, что «интересы «Талибана»* (запрещенная в России организация — прим. ред.) объективно совпадают с нашими», хотя афганские и западные чиновники в один голос осуждали Россию за ее поддержку некоторых ответвлений этого движения. На прошлогодней конференции «Сердце Азии» Кабулов продолжил эту линию, преуменьшив роль Пакистана и упрекнув индийского журналиста, который спросил об этом. Сравните это с заявлением командующего войсками США в Афганистане генерала Джона Николсона (John Nicholson), который в феврале сказал, обращаясь к Конгрессу, что, пока «лидеры [этого движения] ограждены от давления и наслаждаются свободой действий в надежных убежищах Пакистана, у них нет побудительных причин для примирения». Позже в феврале Россия спровоцировала негодование Кабула, проведя трехсторонний саммит с Пакистаном и Китаем.

Намерения России ясны. Систематически преувеличивая масштабы присутствия «Исламского государства» (террористическая организация, запрещенная на территории РФ — прим. ред.) в Афганистане, она стремится ослабить США и дискредитировать то, что на самом деле стало на удивление успешной американо-афганской контртеррористической кампанией.

Россия может позиционировать себя как влиятельного посредника в этом регионе. Однако кампания по дезинформации, пустые угрозы и дипломатия, основанная на встречах глав государств, не позволят ей достичь ее целей в отсутствие фактического влияния на местах. В настоящее время в Афганистане находятся 14 тысяч военных НАТО — и ни одного российского военнослужащего. Даже Италия (1037 военнослужащих), Германия (980 военнослужащих) и Грузия (870 военнослужащих) имеют больше влияния на местах, чем Россия. Если новая администрация США увеличит численность военного контингента в Афганистане, а сейчас это кажется возможным, это еще больше ограничит способность Москвы убеждать Кабул в необходимости участия в подобных саммитах.

Устойчивый экономический спад

Тем временем Россия не имеет никаких преимуществ в других ключевых аспектах. В экономическом смысле ее роль ничтожна. За последние несколько лет объемы ее торговли с Индией, Пакистаном и Ираном уменьшились. Та помощь, которую Россия оказывает Афганистану, крайне скудна, и Москва сейчас находится в не в том положении, чтобы предлагать льготные условия продажи оружия Пакистану. В то время как Пакистан активно принимает инвестиции Китая, а Индия ищет источники финансирования по всему миру, России почти нечего им предложить помимо политически туманных махинаций государственных энергетических компаний.

Гораздо более значительную роль играет взаимодействие России с Индией в оборонной сфере. Закупки российского оружия остаются стратегическим фактором в индийской оборонной политике. Один из ключевых факторов — это лизинг второй атомной подводной лодки. Другой фактор — продажа зенитных ракетных систем С-400. Это можно рассматривать как долгосрочные вклады в увеличение потенциала ВВС и подводного флота Индии. Новейшие оборонные технологии России — это редкий и ценный актив. Однако такие сделки обеспечивают Россию крайне ограниченным влиянием. Они имеют большое коммерческое значение для ослабленного оборонно-промышленного комплекса России, однако ее доля на рынке неумолимо сокращается из-за действий ее израильских и американских конкурентов. Между тем рынки в Пакистане, Бангладеш, Шри-Ланке и Мьянме уверенно завоевывает китайское оружие, созданное на основе советских систем.

Итак, каково положение России? В некотором смысле престиж сам по себе является валютой международного влияния. Если кажется, что Россия находится на подъеме, — благодаря захвату территорий в Европе и авиаударам в Алеппо — так тому и быть. Друзья будут тянуться к ней, нейтральные страны будут с ней консультироваться, и все вокруг будут ее обсуждать. Однако у такой стратегии должно быть прочное основание. Должна существовать возможность какого-то экономического, политического или военного воздействия. В эпоху геополитической неопределенности — подъем Китая, рост националистических настроений, ослабление роли США в мире — вести политику уменьшения рисков весьма разумно. У Афганистана, Пакистана и Индии есть веские причины для укрепления связей с Россией, хотя все они будут по-разному справляться с потенциальными последствиями этого сближения. Но, даже если бы у Москвы были необходимые ресурсы, ее поле для маневров было бы очень ограниченным. НАТО не собирается полностью выводить свои войска из Афганистана, Китай наращивает свое влияние в Пакистане и в регионе в целом, а попытки России сблизиться с Афганистаном и Пакистаном вряд ли вызывают восторг у Нью-Дели. Что мы имеем в сухом остатке? Шум, ярость, но довольно мало влияния.