© New Line Cinema, 2002Что, если «Властелин колец» Толкина — пропаганда победителей, призванная оправдать войну и геноцид? А орки — русские? Шведский публицист Ларс Лувен рассказывает о сложном восприятии в России одной из самых знаменитых книг мира, в которой иные еще в советские времена усматривали антироссийский подтекст.
Что делать, если искренне любишь книгу, но при этом понимаешь, что сам оказался моделью для антагониста? И когда пытаешься соотнести себя с врагом, но обнаруживаешь, что он не просто злой, но генетически запрограммирован быть таким и, кроме того, не руководствуется никакими рациональными мотивами? Когда он орк?
Роман российского писателя Кирилла Еськова «Последний кольценосец» основан на идее, что «Властелин колец» — это пропаганда победителей, явно лживое произведение, призванное оправдать жестокую войну и последовавший за ней геноцид. Мы следим за судьбой оркского врача из научно продвинутого и относительно толерантного Мордора, который бежит от жестокой войны, развязанной западными землями. Пожалуй, не стоит говорить «орк» — ведь это расистское и оценочное слово.
Эта книга — литературная игра в традиции, которой не менее 2 тысяч лет. Древнейшая известная работа такого рода принадлежит греческому оратору Диону Хризостому, и называется она «Троянская речь».
Хризостом — это псевдоним, который означает «златоуст». Оратор утверждал, что греки не выигрывали Троянскую войну. Чтобы доказать это, он использовал отрывки из «Илиады» и «Одиссеи», но трактовал их не так, как принято. Например, он считает, что возвращающихся домой греков принимали не как долгожданных героев, а как армию, потерпевшую поражение.
Чисто внешне это может немного напоминать контрфактическую литературу, которая больше всего известна на примере работ, где рассказывается, как Вторую мировую войну выиграла нацистская Германия. Но это лишь на первый взгляд. Контрфактическая литература отталкивается от реальной истории, но меняет сами предпосылки событий, тогда как в переработках литературных произведений о вымышленных мирах гораздо более аккуратно обращаются с фактами, если можно так выразиться. Можно сравнить это с тем, как если бы вы сначала прочитали работу, посвященную какой-то теории заговора, а затем — ее толкование от того, кто захотел обнажить более глубокую правду, скрытую в оригинале.
Обстоятельный метод Кирилла Еськова заключается в том, что он разбирает предполагаемый эпос, как если бы он не был трилогией Толкина, написанной в Европе XX века, а действительно появился в Средиземье через много лет после войны кольца. Это позволяет ему рассматривать текст как исторический источник и подходить к нему критически. В итоге он реконструирует очень похожий мир с теми же самыми основными характеристиками. География, хронология и главные персонажи сохраняются. Зато меняется многое другое, например, идея о расах с генетически предопределенными свойствами. Это не соответствует нашей картине мира, рассуждает Еськов, так как же мы можем еще истолковать это противостояние сторон? Один из способов — отнестись к тексту как к пропаганде, направленной на дегуманизацию врага.
Возьмем историю с Арагорном. Внезапно появляется какой-то неизвестный тип с уходящими на тысячу лет вглубь истории, но никак не доказуемыми родственными связями и начинает претендовать на трон Гондора. И ему действительно удается стать королем. Очевидно, что за ним должны были стоять очень мощные силы, желающие посадить его на трон. Может, на самом деле он — просто марионетка эльфов?
Факты (или «факты») — инструмент, который связывает трактовку с оригинальным произведением и создает трение и напряжение между двумя версиями, на которых и основаны такие тексты. Их смысл вырастает из их отличия от оригинала.
По существу, конечно, речь вообще идет не о фактах. С чего мы взяли, что Мглистые горы реальнее, чем предполагаемая генетически обусловленная злобность орков? Но это не так важно, раз в целом это работает. Главное, что возникает иллюзия, будто новая трактовка основана на фактах. Если это сделано неудачно или если оказывается, что альтернативных фактов слишком много, складывается впечатление, что автор создал совсем другой вымышленный мир, и новая версия тут же теряет силу.
Но смысл альтернативной трактовки вытекает не только из предполагаемой реальности оригинала — она также связана и с нашей обычной реальностью. «Троянская речь» Хризостома касалась не только Троянской войны — она также заключала в себе политическое послание к современным читателям той римской провинции, где, как предполагалось, находилась Троя и откуда был родом сам Хризостом. Текст реабилитирует троянцев, которые в оригинале проиграли, и неважно, действительно ли в это верил сам Хризостом или это была просто интеллектуальная игра (о чем до сих пор спорят).
Точно так же роман «Последний кольценосец» оправдывает не только орков из универсума Толкина. Это еще и речь в защиту русских.
Дело в том, что на постсоветском пространстве распространена идея, будто «Властелин колец» на самом деле повествует о холодной войне, Мордор — это СССР, а орки — русские.
Долгое время книги Толкина в СССР не издавались, за исключением отредактированной версии «Хоббита, или Туда и обратно», где, например, из описания Смауга изъяли особенно заряженные слова вроде «личности». Это слово могло навести на мысль о «культе личности», а значит о Сталине.
А когда, наконец, в начале 1980-х годов все-таки перевели первую часть «Властелина колец», Рональд Рейган как раз назвал СССР империей зла, и поговаривали, что для своей речи он кое-что позаимствовал у доброго волшебника Гэндальфа. Это подтверждало предположение советского руководства, которое уже давно считало, что Толкин имел в виду Россию. Вторую и третью книги печатать не стали, а аллегорическое прочтение произведения закрепилось всерьез.
Таковы предпосылки появления после распада Советского Союза российской ревизионистской литературы по мотивам Толкина, к которой относится и «Последний кольценосец». Еще одно важное произведение — «Черная книга Арды» Элхэ Ниенны. В ней главную роль играет толкиновское злое божество Мелькор, более известное под именем Моргот. Немало черт персонаж позаимствовал у Сатаны из «Потерянного рая» Джона Милтона (John Milton).
Есть нечто особенное в самой форме таких литературных трактовок, в том, как много внимания уделяется предполагаемым несправедливостям и попыткам реабилитировать невинных, из-за чего они особенно хорошо вписываются в категорию реваншистских проектов. Благодаря кажущемуся взаимодействию с фактами и попыткам докопаться до правды они в итоге обретают ауру реальности. Или по крайней мере кажется, что они основаны на реальности.
Конечно, это так. Или нет — в зависимости от того, какие силы вы приписываете литературе и насколько разумными считаете аллегорические толкования.
Но если вы не хотите разбираться во всех этих литературных сложностях, есть и более простой и значительно более прямой способ использовать Толкина в реваншистской политике. К нему все чаще прибегают по мере того, как растет ностальгия по советским временам.
Сторонники националистических идей призывают россиян снова стать орками и перестать притворяться эльфами. И в этом случае мы говорим не о чутких и умных орках в духе Кирилла Еськова, а о привычных сильных и безрассудных воинах, борющихся с вырождающимся толерантным Западом.
Один из самых красноречивых апологетов орков — Михаил Елизаров. В его «Оркской» «Властелин колец» — это пропаганда, эльфы — нацисты, а орки — русские. Так что мы возвращаемся к тому, с чего начали, — к героям и дегуманизированным врагам, а кто из них кто — предопределено с самого начала, потому что это зависит от расы. Или нации, если хотите. Это весьма неоднозначное произведение, во многом напоминающее работы самого Толкина. Просто оно поддерживает другую сторону.
© New Line Cinema, 2002Что, если «Властелин колец» Толкина — пропаганда победителей, призванная оправдать войну и геноцид? А орки — русские? Шведский публицист Ларс Лувен рассказывает о сложном восприятии в России одной из самых знаменитых книг мира, в которой иные еще в советские времена усматривали антироссийский подтекст.Что делать, если искренне любишь книгу, но при этом понимаешь, что сам оказался моделью для антагониста? И когда пытаешься соотнести себя с врагом, но обнаруживаешь, что он не просто злой, но генетически запрограммирован быть таким и, кроме того, не руководствуется никакими рациональными мотивами? Когда он орк? Роман российского писателя Кирилла Еськова «Последний кольценосец» основан на идее, что «Властелин колец» — это пропаганда победителей, явно лживое произведение, призванное оправдать жестокую войну и последовавший за ней геноцид. Мы следим за судьбой оркского врача из научно продвинутого и относительно толерантного Мордора, который бежит от жестокой войны, развязанной западными землями. Пожалуй, не стоит говорить «орк» — ведь это расистское и оценочное слово. Эта книга — литературная игра в традиции, которой не менее 2 тысяч лет. Древнейшая известная работа такого рода принадлежит греческому оратору Диону Хризостому, и называется она «Троянская речь». Хризостом — это псевдоним, который означает «златоуст». Оратор утверждал, что греки не выигрывали Троянскую войну. Чтобы доказать это, он использовал отрывки из «Илиады» и «Одиссеи», но трактовал их не так, как принято. Например, он считает, что возвращающихся домой греков принимали не как долгожданных героев, а как армию, потерпевшую поражение. Чисто внешне это может немного напоминать контрфактическую литературу, которая больше всего известна на примере работ, где рассказывается, как Вторую мировую войну выиграла нацистская Германия. Но это лишь на первый взгляд. Контрфактическая литература отталкивается от реальной истории, но меняет сами предпосылки событий, тогда как в переработках литературных произведений о вымышленных мирах гораздо более аккуратно обращаются с фактами, если можно так выразиться. Можно сравнить это с тем, как если бы вы сначала прочитали работу, посвященную какой-то теории заговора, а затем — ее толкование от того, кто захотел обнажить более глубокую правду, скрытую в оригинале. Обстоятельный метод Кирилла Еськова заключается в том, что он разбирает предполагаемый эпос, как если бы он не был трилогией Толкина, написанной в Европе XX века, а действительно появился в Средиземье через много лет после войны кольца. Это позволяет ему рассматривать текст как исторический источник и подходить к нему критически. В итоге он реконструирует очень похожий мир с теми же самыми основными характеристиками. География, хронология и главные персонажи сохраняются. Зато меняется многое другое, например, идея о расах с генетически предопределенными свойствами. Это не соответствует нашей картине мира, рассуждает Еськов, так как же мы можем еще истолковать это противостояние сторон? Один из способов — отнестись к тексту как к пропаганде, направленной на дегуманизацию врага. Возьмем историю с Арагорном. Внезапно появляется какой-то неизвестный тип с уходящими на тысячу лет вглубь истории, но никак не доказуемыми родственными связями и начинает претендовать на трон Гондора. И ему действительно удается стать королем. Очевидно, что за ним должны были стоять очень мощные силы, желающие посадить его на трон. Может, на самом деле он — просто марионетка эльфов? Факты (или «факты») — инструмент, который связывает трактовку с оригинальным произведением и создает трение и напряжение между двумя версиями, на которых и основаны такие тексты. Их смысл вырастает из их отличия от оригинала. По существу, конечно, речь вообще идет не о фактах. С чего мы взяли, что Мглистые горы реальнее, чем предполагаемая генетически обусловленная злобность орков? Но это не так важно, раз в целом это работает. Главное, что возникает иллюзия, будто новая трактовка основана на фактах. Если это сделано неудачно или если оказывается, что альтернативных фактов слишком много, складывается впечатление, что автор создал совсем другой вымышленный мир, и новая версия тут же теряет силу. Но смысл альтернативной трактовки вытекает не только из предполагаемой реальности оригинала — она также связана и с нашей обычной реальностью. «Троянская речь» Хризостома касалась не только Троянской войны — она также заключала в себе политическое послание к современным читателям той римской провинции, где, как предполагалось, находилась Троя и откуда был родом сам Хризостом. Текст реабилитирует троянцев, которые в оригинале проиграли, и неважно, действительно ли в это верил сам Хризостом или это была просто интеллектуальная игра (о чем до сих пор спорят). Точно так же роман «Последний кольценосец» оправдывает не только орков из универсума Толкина. Это еще и речь в защиту русских. Дело в том, что на постсоветском пространстве распространена идея, будто «Властелин колец» на самом деле повествует о холодной войне, Мордор — это СССР, а орки — русские. Долгое время книги Толкина в СССР не издавались, за исключением отредактированной версии «Хоббита, или Туда и обратно», где, например, из описания Смауга изъяли особенно заряженные слова вроде «личности». Это слово могло навести на мысль о «культе личности», а значит о Сталине. А когда, наконец, в начале 1980-х годов все-таки перевели первую часть «Властелина колец», Рональд Рейган как раз назвал СССР империей зла, и поговаривали, что для своей речи он кое-что позаимствовал у доброго волшебника Гэндальфа. Это подтверждало предположение советского руководства, которое уже давно считало, что Толкин имел в виду Россию. Вторую и третью книги печатать не стали, а аллегорическое прочтение произведения закрепилось всерьез. Таковы предпосылки появления после распада Советского Союза российской ревизионистской литературы по мотивам Толкина, к которой относится и «Последний кольценосец». Еще одно важное произведение — «Черная книга Арды» Элхэ Ниенны. В ней главную роль играет толкиновское злое божество Мелькор, более известное под именем Моргот. Немало черт персонаж позаимствовал у Сатаны из «Потерянного рая» Джона Милтона (John Milton). Есть нечто особенное в самой форме таких литературных трактовок, в том, как много внимания уделяется предполагаемым несправедливостям и попыткам реабилитировать невинных, из-за чего они особенно хорошо вписываются в категорию реваншистских проектов. Благодаря кажущемуся взаимодействию с фактами и попыткам докопаться до правды они в итоге обретают ауру реальности. Или по крайней мере кажется, что они основаны на реальности. Конечно, это так. Или нет — в зависимости от того, какие силы вы приписываете литературе и насколько разумными считаете аллегорические толкования. Но если вы не хотите разбираться во всех этих литературных сложностях, есть и более простой и значительно более прямой способ использовать Толкина в реваншистской политике. К нему все чаще прибегают по мере того, как растет ностальгия по советским временам. Сторонники националистических идей призывают россиян снова стать орками и перестать притворяться эльфами. И в этом случае мы говорим не о чутких и умных орках в духе Кирилла Еськова, а о привычных сильных и безрассудных воинах, борющихся с вырождающимся толерантным Западом. Один из самых красноречивых апологетов орков — Михаил Елизаров. В его «Оркской» «Властелин колец» — это пропаганда, эльфы — нацисты, а орки — русские. Так что мы возвращаемся к тому, с чего начали, — к героям и дегуманизированным врагам, а кто из них кто — предопределено с самого начала, потому что это зависит от расы. Или нации, если хотите. Это весьма неоднозначное произведение, во многом напоминающее работы самого Толкина. Просто оно поддерживает другую сторону.
Комментарии (0)