© AP Photo, Vahid SalemiАвтор анализирует состояние экономики Ирана после выхода США из Иранского ядерного соглашения и перспективы взаимодействия руководства этой страны с администрацией Трампа, которая нуждается в громкой победе. Пока Иран надеется выйти из нынешнего тупика, не уступив при этом требованиям США.
Блэксберг (Вирджиния, США) — С тех пор как в мае 2018 года президент Дональд Трамп объявил о выходе США из Иранского ядерного соглашения и вновь ввёл санкции против Ирана, объёмы ВВП этой страны значительно упали. И хотя экономика не стоит на пороге краха, время — не на стороне Ирана. В условиях сумбура в американской политике и предстоящих президентских выборов в США перед лидерами Ирана стоит незавидная задача: определить, надо ли им — и как — взаимодействовать с администрацией Трампа, которая, хотя и враждебно настроена, нуждается в громкой победе.
Как это часто бывает во внешней политике, руководство Ирана расходится в оценках сальдо затрат и выгод от переговоров с Трампом. Одни полагают, что надо подождать, пока не завершатся выборы американского президента в 2020 году, прежде чем возвращаться за стол переговоров, за которым потенциально может оказаться более предсказуемая и менее изменчивая администрация демократов.
Однако если Трамп выиграет выборы, тогда его позиции станут сильны как никогда, что значительно снизит его готовность к уступкам, в то время как сейчас он лично заинтересован в достижении ощутимой внешнеполитической победы или — что даже важнее — видимости такой победы. Кроме того, через год экономическая ситуация в Иране может стать весьма печальной, ещё сильнее ослабив его переговорные позиции.
Трудно оценить нынешнее состояние иранской экономики. Оценки общих потерь ВВП после повторного введения санкций варьируются от 5% до 15%. Иранцы заявляют, что, начиная с весны, в стране наблюдаются позитивные темпы роста экономики (подтверждая свои слова данными статистики), однако внешних наблюдателей это не убеждает. По прогнозам Международного валютного фонда, в этом году экономика страны сожмётся на шокирующие 9,5%. И это после прошлогоднего спада на 4,9%, который подтверждает и собственная статистика Ирана.
На этом фоне иранские власти погрузились в ожесточённые дебаты по поводу долгосрочных перспектив экономического роста и стратегии экономического развития. На одной стороне находятся иранские ястребы во главе с Верховным лидером, аятоллой Али Хаменеи, который хочет реструктурировать экономику таким образом, чтобы она могла лучше выдерживать международную изоляцию.
Как указывают сторонники жёсткой линии, экономика уже демонстрирует признаки восстановления, хотя этого не происходит с нефтяным экспортом. Иранская валюта, риал, обвалившаяся на 70% в 2018 году, отыграла треть потерянной стоимости и остаётся достаточно конвертируемой, чтобы позволяет сделать вывод, что участники иранской экономики не махнули на неё рукой.
Недавно опубликованные данные рисуют также благоприятную картину с занятостью. В третьем квартале 2019 года было занято рекордное число иранцев — 24,75 миллиона, а прирост занятости составил 3,3% (год к году). Кроме того, в экономике было создано примерно 800 тысяч новых рабочих мест, треть из которых — в промышленности; а уровень безработицы составил 10,5% — самый низкий уровень за последние семь лет.
Такое развитие событий позволяет сделать вывод, что ограничения на экспорт нефти, возможно, вынудили Иран заняться диверсификацией экономики — своеобразная голландская болезнь наоборот. Сторонники жёсткой линии утверждают, что американские санкции оживили «экономику сопротивления», которая в меньшей степени опирается на внешнюю торговлю вообще и на торговлю с Западом в частности. Иранские консерваторы, конечно, надеются, что это остановит «культурное нашествие», которым сопровождается глобализация.
Однако президент Хасан Рухани и его реформаторски настроенное правительство, в котором доминируют технократы, не заинтересованы в отмене трёх десятилетия усилий по ограничению доминирования государства в экономике и её открытия внешнему миру. Они, как и многие в частном секторе, подписываются под западной неолиберальной идеей, что ограничение властей и свободное предпринимательство открывают единственно реальный путь к процветанию.
Технократы и неолибералы утверждают, что восстановление экономики Ирана — временное явление. Правительство вынуждено печатать деньги, чтобы заткнуть дыры в бюджете, возникшие из-за потери нефтяных доходов, поэтому риал рано или поздно попадёт под серьёзное инфляционное давление. А возможности правительства бороться с инфляцией серьёзно ограничены, в том числе и потому, что укрепление валюты уничтожит те конкурентные преимущества, которые привели к росту занятости.
В любом случае, как доказывает лагерь реформаторов, рост занятости вряд ли продлится больше года или двух в условиях нынешнего режима санкций, который подавляет иностранные инвестиции и блокирует доступ Ирана к технологиям, необходимым для реструктуризации экономики. В 2018-2019 годах капиталовложения в основные фонды, которые исторически равнялись в среднем около 30% ВВП, упали до 14% ВВП, а этого едва хватает на восстановление существующих основных фондов.
Госсектор Ирана, с трудом покрывающий текущие расходы, сейчас не в том положении, чтобы компенсировать потерю иностранных инвестиций. А частный сектор, со своей стороны, столкнулся с нехваткой кредитования, потому что банки Ирана сегодня по большей части неплатёжеспособны.
Пока что Иран перешёл к расширению деятельности по обогащению урана, что стало резким упрёком международному сообществу, которое его бросило. Иран не заслуживал наказания санкциями, когда Трамп решил их вновь ввести, потому что он не нарушал условия ядерного соглашения. Продемонстрировав всему миру, что он не поддастся давлению, Иран надеется выйти из нынешнего тупика, не уступив при этом требованиям США.
Иран — не единственная сторона, которой предстоит сделать выбор. Западные лидеры должны теперь решить, как ответить на деятельность Ирана по обогащению урана (которое, разумеется, крайне далеко от оружейного уровня). Режим грубых санкций может причинить Ирану серьёзные неприятности, но есть очевидные пределы его эффективности. Более того, санкции укрепляют позиции иранских сторонников жёсткой линии и ослабляют умеренных реформаторов страны, а такая динамика лишь усугубляет риски, которые, как предполагается, санкции должны устранить.
Вместо того чтобы просто ужесточать санкции ещё больше, например, вновь введя санкции ООН, международному сообществу следует выбрать подходы, отличающиеся большим количеством нюансов, и вести Иран к повышению открытости, а не пытаться забить его до полного подчинения. Такие подходы явно улучшили бы перспективы успешных переговоров — как до, так и после американских выборов.
Джавад Салехи-Исфахани является профессором экономики Вирджинского технологического института, старшим научным сотрудником по вопросам глобальной экономики и развития Института Брукингса и научным сотрудником Экономического исследовательского форума (ERF) в Каире.
© AP Photo, Vahid SalemiАвтор анализирует состояние экономики Ирана после выхода США из Иранского ядерного соглашения и перспективы взаимодействия руководства этой страны с администрацией Трампа, которая нуждается в громкой победе. Пока Иран надеется выйти из нынешнего тупика, не уступив при этом требованиям США. Блэксберг (Вирджиния, США) — С тех пор как в мае 2018 года президент Дональд Трамп объявил о выходе США из Иранского ядерного соглашения и вновь ввёл санкции против Ирана, объёмы ВВП этой страны значительно упали. И хотя экономика не стоит на пороге краха, время — не на стороне Ирана. В условиях сумбура в американской политике и предстоящих президентских выборов в США перед лидерами Ирана стоит незавидная задача: определить, надо ли им — и как — взаимодействовать с администрацией Трампа, которая, хотя и враждебно настроена, нуждается в громкой победе. Как это часто бывает во внешней политике, руководство Ирана расходится в оценках сальдо затрат и выгод от переговоров с Трампом. Одни полагают, что надо подождать, пока не завершатся выборы американского президента в 2020 году, прежде чем возвращаться за стол переговоров, за которым потенциально может оказаться более предсказуемая и менее изменчивая администрация демократов. Однако если Трамп выиграет выборы, тогда его позиции станут сильны как никогда, что значительно снизит его готовность к уступкам, в то время как сейчас он лично заинтересован в достижении ощутимой внешнеполитической победы или — что даже важнее — видимости такой победы. Кроме того, через год экономическая ситуация в Иране может стать весьма печальной, ещё сильнее ослабив его переговорные позиции. Трудно оценить нынешнее состояние иранской экономики. Оценки общих потерь ВВП после повторного введения санкций варьируются от 5% до 15%. Иранцы заявляют, что, начиная с весны, в стране наблюдаются позитивные темпы роста экономики (подтверждая свои слова данными статистики), однако внешних наблюдателей это не убеждает. По прогнозам Международного валютного фонда, в этом году экономика страны сожмётся на шокирующие 9,5%. И это после прошлогоднего спада на 4,9%, который подтверждает и собственная статистика Ирана. На этом фоне иранские власти погрузились в ожесточённые дебаты по поводу долгосрочных перспектив экономического роста и стратегии экономического развития. На одной стороне находятся иранские ястребы во главе с Верховным лидером, аятоллой Али Хаменеи, который хочет реструктурировать экономику таким образом, чтобы она могла лучше выдерживать международную изоляцию. Как указывают сторонники жёсткой линии, экономика уже демонстрирует признаки восстановления, хотя этого не происходит с нефтяным экспортом. Иранская валюта, риал, обвалившаяся на 70% в 2018 году, отыграла треть потерянной стоимости и остаётся достаточно конвертируемой, чтобы позволяет сделать вывод, что участники иранской экономики не махнули на неё рукой. Недавно опубликованные данные рисуют также благоприятную картину с занятостью. В третьем квартале 2019 года было занято рекордное число иранцев — 24,75 миллиона, а прирост занятости составил 3,3% (год к году). Кроме того, в экономике было создано примерно 800 тысяч новых рабочих мест, треть из которых — в промышленности; а уровень безработицы составил 10,5% — самый низкий уровень за последние семь лет. Такое развитие событий позволяет сделать вывод, что ограничения на экспорт нефти, возможно, вынудили Иран заняться диверсификацией экономики — своеобразная голландская болезнь наоборот. Сторонники жёсткой линии утверждают, что американские санкции оживили «экономику сопротивления», которая в меньшей степени опирается на внешнюю торговлю вообще и на торговлю с Западом в частности. Иранские консерваторы, конечно, надеются, что это остановит «культурное нашествие», которым сопровождается глобализация. Однако президент Хасан Рухани и его реформаторски настроенное правительство, в котором доминируют технократы, не заинтересованы в отмене трёх десятилетия усилий по ограничению доминирования государства в экономике и её открытия внешнему миру. Они, как и многие в частном секторе, подписываются под западной неолиберальной идеей, что ограничение властей и свободное предпринимательство открывают единственно реальный путь к процветанию. Технократы и неолибералы утверждают, что восстановление экономики Ирана — временное явление. Правительство вынуждено печатать деньги, чтобы заткнуть дыры в бюджете, возникшие из-за потери нефтяных доходов, поэтому риал рано или поздно попадёт под серьёзное инфляционное давление. А возможности правительства бороться с инфляцией серьёзно ограничены, в том числе и потому, что укрепление валюты уничтожит те конкурентные преимущества, которые привели к росту занятости. В любом случае, как доказывает лагерь реформаторов, рост занятости вряд ли продлится больше года или двух в условиях нынешнего режима санкций, который подавляет иностранные инвестиции и блокирует доступ Ирана к технологиям, необходимым для реструктуризации экономики. В 2018-2019 годах капиталовложения в основные фонды, которые исторически равнялись в среднем около 30% ВВП, упали до 14% ВВП, а этого едва хватает на восстановление существующих основных фондов. Госсектор Ирана, с трудом покрывающий текущие расходы, сейчас не в том положении, чтобы компенсировать потерю иностранных инвестиций. А частный сектор, со своей стороны, столкнулся с нехваткой кредитования, потому что банки Ирана сегодня по большей части неплатёжеспособны. Пока что Иран перешёл к расширению деятельности по обогащению урана, что стало резким упрёком международному сообществу, которое его бросило. Иран не заслуживал наказания санкциями, когда Трамп решил их вновь ввести, потому что он не нарушал условия ядерного соглашения. Продемонстрировав всему миру, что он не поддастся давлению, Иран надеется выйти из нынешнего тупика, не уступив при этом требованиям США. Иран — не единственная сторона, которой предстоит сделать выбор. Западные лидеры должны теперь решить, как ответить на деятельность Ирана по обогащению урана (которое, разумеется, крайне далеко от оружейного уровня). Режим грубых санкций может причинить Ирану серьёзные неприятности, но есть очевидные пределы его эффективности. Более того, санкции укрепляют позиции иранских сторонников жёсткой линии и ослабляют умеренных реформаторов страны, а такая динамика лишь усугубляет риски, которые, как предполагается, санкции должны устранить. Вместо того чтобы просто ужесточать санкции ещё больше, например, вновь введя санкции ООН, международному сообществу следует выбрать подходы, отличающиеся большим количеством нюансов, и вести Иран к повышению открытости, а не пытаться забить его до полного подчинения. Такие подходы явно улучшили бы перспективы успешных переговоров — как до, так и после американских выборов. Джавад Салехи-Исфахани является профессором экономики Вирджинского технологического института, старшим научным сотрудником по вопросам глобальной экономики и развития Института Брукингса и научным сотрудником Экономического исследовательского форума (ERF) в Каире.
Комментарии (0)