СМИ

Сразу отметаем такой метод лечения проблемы миграции, как строжайший визовый режим и депортация всех подряд, кто не наш. Лет двадцать пять назад такое можно было рассматривать, но теперь проводники данной идеи безнадежно опоздали. История на то и дана нам в изучение, чтобы находить ответы на вызовы сегодняшнего дня. Как относиться к организованному завозу мигрантов и национальным диаспорам? Как сделать так, чтобы все граждане и соискатели паспортов гармонично вписались в российскую жизнь и не оказались островами чуждости и нелояльности? Как всегда, есть смысл вспомнить, как это происходило в других странах и в другие времена. Варить медленно Мода на американские теории и практики остается актуальной. И те, кто рассуждают об интеграции мигрантов, очень любят ссылаться на «плавильный котел», образовавший вполне дееспособное население США из разных потоков эмиграции. Для начала разберемся, откуда эта теория и практика взялась и до какой степени она оказалась успешной. Сначала была теория, ставшая попыткой описать практику заселения Северной Америки и как-то упорядочить ее исходя из идеалов эпохи Просвещения. Впервые идея «переплавки» всех племен и языков на американской почве появилась в книге Мишеля Гийома Жана де Кревекора «Письма американского фермера» (1782). Позднее сходные утверждения неоднократно появлялись в разных формах и у других авторов. Теория покоилась на предположении, что если не сами пришельцы, то их дети и внуки станут жить по образу и подобию белых переселенцев англосаксонского происхождения, которые составляли абсолютное большинство жителей Соединенных Штатов в первые годы независимости. И пока основную массу переселенцев туда составляли протестанты, до эмиграции уже говорившие на языках германской группы, это допущение работало практически без сбоев. Афроамериканцы – отдельная тема, и к этим теориям и практикам имеет лишь опосредованное отношение: там еще во времена рабства были успешно стерты национальные различия, существовавшие до вывоза с Черного континента, и отдельные диаспоры, например, выходцев с Золотого Берега или из Сьерра-Леоне не сложились в принципе. А уже процесс эмансипации и борьбы с расовой сегрегацией – это совсем про другое. Привычка к описанию США как «плавильного котла» (melting pot) стала укореняться после того, как в Нью-Йорке в 1908 году с коммерческим успехом дебютировала одноименная пьеса английского драматурга и писателя Израэла Зангвилла о жизни еврейской семьи, которая, спасаясь от погромов, покинула Россию и обрела прибежище в Америке. К тому времени процесс еврейской миграции из черты оседлости через океан длился уже чуть более четверти века – и можно было подводить первые итоги. Из американского опыта можно видеть, что «плавильный котел» успешен при нескольких обстоятельствах: – подавляющее большинство городского населения живет не в национальных гетто, а в смешанных кварталах, и диаспоры не ведут отдельной хозяйственной жизни; – местная элита сформировалась до массового организованного наплыва мигрантов, и ее стабильность никак не оспаривается вновь прибывшими; она лишь допускает в себя на своих условиях некоторых из новичков, наиболее интегрировавшихся и освоивших местные правила поведения; – общий уровень местной культуры гораздо выше культуры «среднестатистического» мигранта и тем самым стимулирует его к освоению нового знания и общения, традиционно принятого на месте. Теперь можно рассмотреть, как это применялось и выглядело. Как только массовой стала миграция в США католиков, прежде всего ирландцев и итальянцев – гетто неминуемо возникли. Затем массово принимались евреи из Восточной Европы, греки, китайцы, японцы – и у каждой из этих диаспор своя интеграционная история и глубина вовлеченности в американское общество. И свой этнический организованный криминал, по крайней мере, в первых двух поколениях после прибытия. Конечно, смотреть фильмы вроде «Вестсайдской истории», «Крестного отца» или «Однажды в Америке» и интересно, и поучительно. Но жить рядом с доном Корлеоне или Лапшой, прямо скажем, небезопасно. Вот и секретарь Совбеза России Николай Патрушев говорил о том, что необходимо пресекать попытки формирования этнических анклавов, потому что нелегальная миграция остается питательной средой для террористов и экстремистов. Легальная, кстати, тоже. В своего рода гетто оказались те люди, которые были присоединены вместе с отторгнутыми у Мексики территориями, не говоря уже о жителях индейских резерваций. Опыт США показал, что «плавильный котел» работает медленно, если не подкрепляется ни законодательно (поначалу), ни целенаправленной работой местных властей и полиции. Но, тем не менее, первые результаты варки в нем видны лет через двадцать–тридцать после приезда, а то и ранее. В итоги внуки не понимали языка бабушек и дедушек, а среднее поколение говорило с сильным акцентом и с родителями, и с детьми. То есть подтверждается мысль профессора Гарвардского университета С. Тернстрема о том, что «ни одной из основных групп эмигрантов не удалось передать большинству членов своего третьего поколения родной (не английский) язык и связанное с ним культурное наследие». Если повар следит Куда более быстрых и заметных результатов «плавильный котел» достиг в Австралии. Там процесс приема мигрантов был куда более целенаправленным. После того, как из места каторги континент превратился в место, где можно начать жизнь заново, власти стали решать, какие мигранты полезны, а какие – нежелательны. Как писали академик Ю. Бромлей и Р. Подольный, при позитивном отношении к эмигрантам из Скандинавии, России, Франции, въезд итальянцев был ограничен, а переселенцам из Африки и большинства стран Азии – строго воспрещен. Исключение было сделано только для афганцев, причем только для тех, кто мог работать погонщиком верблюдов. Когда повар деспот Самым жестким «плавильным котлом» стал Израиль. Там был принят в качестве основного языка иврит, на котором со времен Кира и Дария никто в быту не говорил, но все иудеи пользовались им на богослужениях. Обучение ему проходило на специальных курсах (ульпанах) методом полного погружения. Идиш, русский, польский и прочие языки галута (страны убытия) хоть и не запрещались совсем, но категорически не использовались в общении. Даже смена фамилий на ивритские для госслужащих была в первые тридцать лет существования государства, как у нас говорили тогда, «добровольно-принудительной». И тем не менее разница между ашкеназами и сефардами за почти 80 лет всё равно заметна, марокканского или йеменского еврея, не говоря уже об абиссинских фалаша, не спутаешь с их соседями. Иврит же можно считать победителем. Но с двумя существенными оговорками. Арабский сектор сохранился, хотя местные автохтоны зачастую говорят на иврите куда грамотнее, чем многие евреи. А вот для выходцев из СССР и его осколков, переехавших в «большую алию» с 1989 года, проблемы оказались весьма существенными. Ведь подавляющее большинство из них – люди нерелигиозные и с ивритом в стране исхода не сталкивались никак. Им пришлось заново учиться читать и писать, не говоря уже о навыках устного общения. Но и там дети абсорбировались полностью, а их родители – у кого как получилось. Что же делать в России? Проблема мигрантов в России существует уже лет двадцать, не меньше. Во времена СССР этот процесс регулировался институтом прописки, хотя паспорта с серпом и молотом были одинаковыми для всех советских граждан. Поначалу в отношении гастарбайтеров из среднеазиатских республик строгое законодательство работало крайне выборочно, и мигранты преимущественно были нелегальными. Например, у Японии и еще ряда стран жесткое законодательство работает с самого начала, вот им и не приходится прибегать ни к каким непопулярным мерам. Затем контроль и учет как самих мигрантов, так и их работодателей стал постепенно выстраиваться, но проблема оказалась столь серьезной, что целые отрасли и профессии зачистились от автохтонов. Наличие коррупции, диаспор с криминальной составляющей и двусторонних соглашений с рядом стран сделали возможным массовое получение российского гражданства мигрантами. (Зато эти правила сильно ударили по тем людям, которые были вынуждены покинуть Украину с 2014 года. Вплоть до начала СВО легализация в России для них была крайне затруднена). Абсорбция же мигрантов из Азии проходит с большим трудом, а в значительном количестве случаев не проходит вовсе даже у тех, кто решил поселиться в России окончательно. И возникает вопрос, что с этой проблемой делать. Сразу отметаем такой метод лечения этой проблемы, как строжайший визовый режим и депортация всех подряд, кто не наш. Лет двадцать пять назад такое можно было рассматривать, но теперь проводники данной идеи безнадежно опоздали. Это и технически уже невозможно, ведь люди уже приехали и находятся по большей части на законных основаниях. Грань между массовой депортацией тех, кто не является нелегалом, и этнической чисткой – не существует. Другое дело, что на этом направлении можно сделать много полезного, не доходя до тотальных запретов и массовых акций. Сузить поток мигрантов, то есть определиться, кого именно мы хотим видеть в России – в профессиональном, образовательном, этническом отношении, и препятствовать их компактному проживанию. А значит, что депутатам, полиции и погранслужбе придется работать выборочно и разумно – без больших чисток, но при этом рассредоточивая и интегрируя людей.