СМИ

Кавказский доброволец, Герой ДНР Ахра Авидзба (позывной «Абхаз») создал и стал первым руководителем интернационального отряда, батальона, затем бригады «Пятнашка». Рейды «Пятнашки» по тылам ВСУ в начале конфликта в Донбассе не раз ставили в тупик украинское военное командование. Полковники и генералы ВСУ трусливо бредили «батальонами российских десантников» и «спецназом ГРУ», даже не подозревая, что панику в рядах их подчиненных наводят всего два десятка бойцов, собранных со всего света.

Где им удалось научиться так воевать? И что подвигло отчаянных добровольцев прибыть на помощь дончанам? С этих вопросов началась беседа военкора Юрия Котенка с первым командиром батальона «Пятнашка» Ахрой Авидзбой.

Ребенку войны к войне не привыкать

— У вас до приезда в Донбасс был боевой опыт?

— Никакого. Была попытка набраться боевого опыта, когда я поехал добровольцем в Южную Осетию. Но там «вмешалась» регулярная армия Российской Федерации. Мы просто пять дней провалялись под деревьями и смотрели, как грузины бегут и наши пули их не догоняют.

На практике учился уже в Донбассе. Но морально-психологически я был уже подготовлен, потому что я — ребенок войны. Мой отец, дядьки, старшие братья застали войну, воевали, никто не уклонялся, поэтому для себя я уже имел представление, что это такое. Но на практике не испытал этого. Жизнь так сложилась, что «срочку» не отслужил. Но все пополнил в Донбассе очень быстро.

— Как пришла идея приехать в Донбасс?

— Назревала война. Начался «Евромайдан», и один в один были уличные беспорядки, как в 1990-х годах у нас, когда пошло разделение институтов на Абхазский государственный и Тбилисский, а со всей Грузии к нам сгонялись студенты.

Поэтому я понимал, к чему все движется и как это раскачивается. Я уже тогда общался с активистами Донбасса в соцсетях, предлагал, что надо делать. Но многие наивно полагали, что после референдума исчезнут все проблемы, будет признание России и все будет хорошо.

Я объяснял, что Россия не может рисковать 150 миллионами своих граждан во благо ваших пятиминутных резких идей. Вы к этому должны идти. Не слушали меня, были самоуверенны. И тогда я понял, что надо ехать в Донбасс, чтобы не быть диванным воином, который только сочувствует и соболезнует.

— Не страшно было покидать семью?

— На тот момент я был дважды отцом. Сегодня — уже пять раз стал таковым. И все у меня — сыновья!

Девочку можно воспитать, чтобы она была гордостью для отца и фамилии, а сын должен быть гордостью для народа. Он должен воспринимать, что он — защитник. А как мне своим сыновьям потом объяснить, что в Донбассе наши братья оборонялись, а я это наблюдал по телевизору? Поехал, чтобы быть примером для своих детей.

— Вы хорошо знали Александра Захарченко. С чего началось ваше знакомство?

— В первую же нашу встречу мы поняли, что у нас будет одна дорога, что пойдем вместе, хотя я был в другом подразделении. Александр Владимирович всегда приходил на выручку. И когда его ребята сообщили, что нужна поддержка, я собрал 19 человек и выехал в Шахтерск. Это была чисто инициатива Александра Захарченко — удержать Шахтерск, не дать ВСУ взять Донецк в окружение. Так что с 27 июля 2014 года мы являемся оплотовцами.

«Фокус» — поймать противника на «авось»

— О ваших рейдах в тыл противника ходят легенды. В чем была специфика таких действий в жаркие моменты 2014 года?

— Не поверите, но все эти «чудеса» нам удавались по очень простой причине. Мы были дилетантами, а не профессионалами, понимали, что в украинской армии мыслят по-армейски, а мы брали «на авось».

В тот момент шли бои за Саур-Могилу, и противник стягивал туда свежие силы. Мы решили поймать эти подкрепления, придумали «фокус» — двинули по полям на машинах и мопедах. Ушли вглубь, увидели «Грады», углубились еще. И так нас это завлекло, что километров на 30 мы зашли на территорию врага. И тут за нашей спиной выскочила бронетехника.

Мы решили показать, что нас не 40, а 400 человек. Я отдал приказ всем перейти на автоматический огонь, выставил РПГ-7, «Шмель» и «Муху». И когда у них высунулась «коробочка» с пехотой на броне, мы устроили акт устрашения. Пулеметы и гранатометы превратили всю технику в кашу. Затем мы высадили по два магазина и ушли. Только через час они попытались продвинуться и что-то сделать.

— Та акция наделала шума?

— Из соцсетей мы узнали, что нас, оказывается, было полтысячи, а они потеряли свыше 30 человек. Может, решили списать на нас все свои «самострелы»? Главное, мы задачу выполнили — показали, что гуляем у них за спиной, как хотим.

Все остальное, что они про нас пишут… Пусть боятся.

— В XXI веке страх в противника вселяют другими методами.

— Мы не жестокие. Просто страх не позволял им в нас попадать. Не целились они в нас. Им было лишь бы отстреляться и убежать! А нам приходилось идти в глубину и совершать акты устрашения.

Понятно, что война — это нехорошо. Но кто, если не мы? Мы не являемся спецурой, как они нас рисовали, нас были не тысячи. Хотя за пять лет многие через нас прошли. Но мы не учили и не использовали террористические методы. Наши бойцы защищали народ.

— Как сформировалось подразделение? И почему «Пятнашка»?

— 15 добровольцев-единомышленников списались в соцсетях, встретились в Новошахтинске и прибыли сюда. Сначала нам предложили вступить в луганское подразделение «Заря», но мы рвались в самое напряженное место на тот момент — Донецкий аэропорт. Туда и поехали.

— Он был уже блокирован ополчением?

— Нам рассказывали, что он в окружении. Но, выйдя в разведку, я понял, что окружения нет. Так что пришлось бегать вокруг аэропорта и создавать видимость того, что нас там много.

Сначала нас было 15 человек, а через пару дней приехало еще 20. Плюс местные ребята, казаки. Собралось до сотни. Добыли оружие — нашли восемь автоматов и семь магазинов, пулемет. Отнимали у врага и брали у сотрудников милиции, которые уезжали в Мариуполь. На радость родителям мы предотвратили отправку в Мариуполь двухсот молодых ребят из патрульно-постовой службы, помогли им остаться в родном Донецке. Потом — Шахтерск, Иловайск, Еленовка, село Петровское Старобешевского района. Эти события позволили нам вооружиться.

Как сектантам сказали «До свидания!»

— А как вы оказались в казармах, где 20 лет хозяйничали сектанты?

— Что касается помещения на окраине Донецка, то мы узнали, что в том центре собирают разведданные, получая указания из-за рубежа. Туда тихо-культурно заехали ополченцы и без насилия попросили сектантов оттуда. Сектанты были не согласны, но если приезжают молодые парни с оружием, какой бы ты ни был сектант, все равно в голове екнет и где-то в пятой точке сожмется. Так что тихо-спокойно они ушли.

Мы разместились, и это стало одной из наших основных баз. Сектанты были влиятельной силой, об этом говорило то, что они располагались рядом с «люксом» — ботаническим садом. Кубрики с душевыми, на каждом этаже по две кухни, телевизоры. На каждом шагу было написано: «Сестра, брат, сделай (то) сделай… (это)». Промывка мозгов шла 24 часа в сутки. Просто так, наедине с собой, их не оставляли.

Правда, мы привыкшие к таким делам: в России в 1990-е тоже чудеса творились. До нулевых шли бандитские и сектантские разборки, и это было ужасно, пока законодательно не начали с этим бороться. На Украине, видать, так разлагают общество.

— Боевые действия в 2014 году и ныне: когда было тяжелее — тогда или сейчас?

— Конечно, сейчас. Мы в окопах. В 2014-м занимались рейдами, поиском, были тем подразделением, которое наводило шорох на противника. Но война приняла затяжной характер, и мы вырыли окопы. Надо закопаться поглубже, чтобы тебя не выковыряли артиллерией и не достали снайпера. А в рейдах по тылам противника артиллерия тебя не беспокоит, так как не знает о твоем присутствии. Узнает — считай, что тебя уже нет.

— Плюс ко всему и моральный аспект.

— Сегодня труднее. В 2014-м мы двигались, освобождали территории, не были связаны минскими соглашениями. Нам было проще. Мы понимали, что умерли, но освободили метр. Сегодня мы умираем и терпим, чтобы не подставить «старшего брата». Наступило переосмысление тех ценностей, которые были заложены в наши головы в 2014-м.

— Потери неизбежны в таком противостоянии.

— Военнослужащие в прямом смысле слова закрывают собой мирных людей. Поэтому терпим и ждем. Но есть одна истина — тот народ, который борется за свободу, ее получит.

Что бы ни замыслил враг, мир наступит, а победа будет за нами. Только где будет остановка, уже не нам решать, это будет зависеть от глобальной политики. Вот говорят: «Чего вы рассуждаете о глобальном, если у вас какой-то территориальный конфликт?» Ничего подобного — все в жизни взаимосвязано.

Ряженые! Снимите погоны и форму!

— Как вы стимулируете бойцов? Какие слова находите?

— Я говорю, что не каждый способен сделать это. Делать могут единицы, а после победы причастных будут миллионы. Тот, кто тут в душе развевает украинский флаг, потом, когда Донецкая народная республика расширится, будет рассказывать, какой он патриот, как он не уехал, как помогал. Пройдет еще чуть-чуть времени, и будет рассказывать, как он воевал.

Сегодня такие расписывают, как освобождали Докучаевск и Еленовку. Я там ранение получил, но этих людей там не видел. Не видел их и во втором эшелоне, где исполняли полицейские функции. Не видел и в третьем, когда привозили продукты. Но сегодня эти люди носят полковничьи погоны, хотя являются гражданскими лицами. Когда все закончится, мы, командиры, соберемся и публично скажем таким: «Собака, сними форму!»

— Но в ополчении много тех, кто стал военным поневоле, например, вы.

— Я, будучи сегодня полковником армии ДНР, ни разу не надел полковничьи погоны, потому что не может быть такой скороспелки. Ты должен уважать погоны и форму. Да, у меня есть какие-то заслуги в подразделении, но нет заслуг в регулярной армии.

Полковниками не становятся за четыре года. Я это осознаю и буду это исправлять. Моего экономического бухгалтерского образования недостаточно. Я буду учиться. Российский Университет дружбы народов не заменит Академию Генштаба. Я понимаю это и не стремлюсь к тому, чего не заслужил. Хочу, чтобы это понимал каждый.

— Часто бывает так — чем дальше от войны, тем больше наград, тем выше звания и регалии.

— Поэтому я призываю еще раз тех, кто не причастен, — не надевайте форму, имейте совесть. Это не модно. Это помазано кровью.

В ДНР есть бойцы, которые ранены по пять-семь раз, но у них нет даже юбилейных наград! Но идет человек, который не причастен ни к чему, а он уже орденоносец — и только потому, что с какими-то ветеранскими организациями в десна бахается и рассказывает сказки!

Да в двухмиллионной республике даже 1% мужчин не встал на ее защиту! Но главное в том, чтобы тот, кто не взял в руки оружие, не разворовывал республику, а строил ее!

— Проблемы в республике налицо. Люди выживают…

— Выживают — и выживут! Всем смертям назло! И не нужно постоянно рассказывать, что здесь что-то не так. Когда ты сидишь и ничего не делаешь, то, конечно, все не так. Когда у тебя принцип «если сегодня не украл, то день прошел зря», то все не так.

Но есть другая сторона — сегодня здесь творится история, и ты к ней причастен! Да, тяжело, но человечеству никогда не было легко. Было бы легко — было бы скучно.

Пятнашка своих не бросает!

— Разве кругом — не воровство и коррупция?

— Ты видишь, как мимо проезжает колонна джипов, и тебе этого хочется? Но это не всегда значит, что эти джипы куплены на украденные деньги, что люди замарались в чем-то. Хотя бывает по-разному. Бывает так, что и украли. Но воруют потому, что само общество к этому приучает. И это считают это за норму.

Самое тяжелое будет после войн. Но республика сегодня справляется и дальше справится.

— При этом Донбасс всегда славился взаимопомощью. Как обстоит дело с этим в вашем подразделении?

— Командиры у нас объясняют подчиненным, что такое хорошо и что такое плохо. Люди в свободное время после боевых помогают детскому дому, создают КВН… Они не безучастны, везде находятся в движении.

Мы не афишируем большинство акций, которые проводим для гражданского населения. Ребята со своего скромного довольствия помогают тем, кто нуждается. Если нам это по силам, то это должно быть сделано без рекламы. Наши ребята справляются.

— Отдельная строка — помощь семьям погибших: вдовам, детям, матерям…

— Мы считаем, что наш долг — поднять эти семьи на ноги. Когда идет война, сделать это непросто. В первую очередь помогаем тем, кто остался здесь, в Донбассе: поздравляем в праздники, не забываем в Новый год.

Так получилось по жизни, что наше подразделение — одна большая семья. Мы не бесимся с жиру и в случае острой необходимости помогаем, своих не бросаем. К нам обращаются, не стесняясь. Мы даем понять близким тех, кто погиб, что они не одни, что мы всегда рядом. Гор не сворачиваем, но делаем то, что по силам.