© Bighead Littlehead / HBO (2011 – ...)«Последний бой» имел решающее значение в героической риторике в отношении американской и британской территориальной и военной экспансии в XIX веке. Отчетливые отзвуки этого можно услышать в ходе подготовки к битве за Винтерфелл в «Игре престолов». Повествование следует по проторенному пути назад в Древнюю Грецию и к трем сотням спартанцев, отмечает «Дипломат».
Что общего между последним эпизодом восьмого сезона эпопеи «Игра престолов» (Game of Thrones), снятой в жанре фэнтези для телеканала «Эйч-Би-Оу» (HBO), и завоеваниями значительной части мира Америкой и Британией в XIX веке? Вопрос может показаться легкомысленным и надуманным. Но, поскольку Дейенерис Таргариен (Daenerys Targaryen) и армия Джона Сноу (Jon Snow) в мрачном настроении ожидают в замке Винтерфелл нападения превосходящей численностью армии нежити, отголоски «главного из всех военных мифов», которые сыграли решающую роль в популяризации западных завоеваний в эпоху империализма, звучат в крепости Вестероса — мифа о последнем бое.
Последний бой — это оборонительная битва войск с превосходящим по численности противником, которая в большинстве случаев заканчивается полным уничтожением и поражением обороняющихся сил. Возможно, самым легендарным последним боем была битва при Фермопилах, которая состоялась в прибрежном ущелье в Греции в 480 году до нашей эры между 300 спартанцами и персидскими захватчиками. Именно после этого сражения в западной военной истории появился миф о «последнем бое», который стал синонимом защиты западной цивилизации от любых иностранных захватчиков. В XIX веке этот миф был доведен до ура-патриотической крайности, когда последняя битва стала культовым символом и самой главной чертой империалистической пропаганды, которая помогала оправдывать западное завоевание как превентивную оборону в виде упреждающего удара. Она преподносится как предполагаемая доблесть, рыцарство и чувство долга отдельного западного солдата, сражающегося с безымянной дикостью кровожадных, нецивилизованных и чаще всего темнокожих масс, не относящихся к Западу.
Поэтому неудивительно, что фильмом с типичнейшей «последней битвой» является основанная на реальных исторических событиях картина «Зулусы» (Zulu) 1964 года. Действие фильма происходит в период расцвета британского империализма, в нем рассказывается об обороне миссионерского поста у брода Роркс-Дрифт (Rorke's Drift) в январе 1879 года во время англо-зулусской войны — о сражении, в котором британские колониальные войска (гарнизон численностью 150 человек) противостояли армии зулусов численностью четыре тысячи человек. Фильм «Зулусы» и особенно напыщенное изображение событий, предшествовавших битве у Роркс-Дрифт, вдохновил режиссера Питера Джексона (Peter Jackson) на эффектную постановку битвы у Хельмовой Пади во «Властелине колец» (Lord of the Rings), которая, в свою очередь, как говорят, подвигла создателей «Игры престолов на съемки битвы за Винтерфелл.
Во всех этих повествованиях о «последнем бое» битва сама по себе вторична по отношению к тому, что предшествовало эпическому вооруженному столкновению. Драма создается главным образом за счет подчеркивания безнадежного положения защитников: они не могут рассчитывать на пощаду и поскольку противник превосходит их по численности, и к тому же они плохо вооружены, они, скорее всего, все обречены на гибель. Тем не менее, по причине отчаяния, из чувства долга или просто из-за стремления защитить своих близких, обороняющиеся (несмотря на то, что они заранее знают о том, что погибнут) все же решают сражаться до конца.
Истории о «последних боях» особенно будоражили героическое воображение людей, живших в викторианскую эпоху. Отчасти это было результатом тогдашнего интереса к героическим легендам Древней Греции и Древнего Рима, к истории средневековья (особенно к легенде о Короле Артуре), и к романтизму. Например, в основе размышлений о смерти в ночь перед битвой в вышедшем на прошлой неделе эпизоде «Игры престолов», лежат попытки викторианцев идеализировать военных лидеров как трагических романтических героев. Например, британский генерал-майор Джеймс Вольф (James Wolfe) в ночь перед битвой 1759 года в Квебеке без конца тихим голосом повторял строки стихотворения: «И путь величия ко гробу нас ведет!». Или адмирал Нельсон (Horatio Nelson) накануне Трафальгарской битвы в 1805 году посещает различные боевые посты на борту своего флагмана «Победа» (Victory), размышляя о смерти (в XIX веке также возродился интерес к шекспировскому «Генриху V», еще одной истории об отчаянной последней схватке, содержание которой было передано романтическим языком викторианской эпохи).
Но истории о «последних битвах» использовались и для оправдания идеологии империализма. Осада Лакхнау во время восстания сипаев в 1857 году стала, возможно, самым знаменитым «последним боем» в истории британской Индии и затем на протяжении многих десятилетий его приводили в пример в качестве причины «естественного права» британцев доминировать на субконтиненте (о том, важна была оборона Лакхнау для британской имперской элиты, пару лет назад было сказано даже в британском телесериале "Аббатство Даунтон«/Downton Abbey, когда вдовствующая графиня Вайолет Кроули говорит своей внучке: «Взять хотя бы твою двоюродную бабушку Роберту,… она заряжала пушки в Лакхнау»).
Очевидно, что «последняя битва» британского генерала Чарльза Гордона (Charles Gordon) во время обороны Хартума в 1885 году была использована в качестве призыва к разгрому оппозиции, противостоявшей британскому имперскому правлению в Судане.
Последняя битва за Сарагархи в 1897 году в провинции Радж на северо-западной границе (сегодняшняя провинция Хайбер-Пахтунхва на северо-западе Пакистана), в которой мужественно сражался 21 солдат джат-сикхского батальона, была воспринята британскими властями как свидетельство верности своих индийских подданных. В то же время последний бой британского 44-го пехотного полка в январе 1842 года во время Первой англо-афганской войны стал поводом для призывов к репрессиям и был использован в качестве оправдания второго вторжения Британии в Афганистан силами индийской армии в 1878 году.
Однако мифология «последнего боя» не ограничивалась имперским опытом одной лишь Британии.
В период экспансии Соединенных Штатов на запад в XIX веке два наиболее выдающихся события, ставшие лозунгами «явного предначертания» (крылатое выражение, которое используется для оправдания американского экспансионизма — прим. перев.), были в высшей степени мифологизированы — осада Аламо в 1836 году и поражение 7-го кавалерийского полка армии США в битве у Литтл-Бигхорна в 1876 году. Первая из этих битв стала поводом для призыва к аннексии Техаса, а вторая была использована в качестве призыва к вооруженной борьбе с целью полного подчинения всех коренных американцев. Что интересно, оба командующих войсками, обреченными на гибель в соответствующих сражениях, Уильям Трэвис (William Travis) и Джордж Армстронг Кастер (George Armstrong Custer), были любителями исторических романов Вальтера Скотта, в которых описывались многочисленные героические сражения с превосходившим по численности противником. (Сцена, в которой показана ночь перед финальной битвой в националистическом фильме Джона Уэйна "Аламо«1960 года очень похожа на изображение ночи в последнем эпизоде «Игры престолов»).
Мифология «последнего боя» господствовала до последних дней существования британского империализма. Примечательно, что единственный случай, когда во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль (Winston Churchill) дал приказ «бороться до последнего», также произошел в империалистическом контексте. Тогда, в феврале 1942 года во время последнего боя британских войск в Сингапуре, тогдашней британской колонии, он отправил верховному главнокомандующему силами союзников в Юго-Восточной Азии генералу Уэйвеллу (Archibald Wavell) печально известную телеграмму: «Сражение должно быть любой ценой доведено до горького конца… Командующие и высшие офицеры должны гибнуть на поле боя вместе со своими войсками. На карту поставлена честь Британской империи и британской армии». В своей автобиографии «Моя ранняя жизнь» (My Early Life, 1930) Черчилль также рассказывает о том, как во время карательной операции на северо-западе Пакистана в 1897 году, когда его командировали в качестве посыльного для передачи приказа, он боялся, что его подразделению, возможно, придется вступить в последний бой без него, и что это станет для него бесчестием.
«Последний бой» имел решающее значение в героической риторике в отношении американской и британской территориальной и военной экспансии в XIX веке. Отчетливые отзвуки этого можно услышать в ходе подготовки к битве за Винтерфелл в «Игре престолов», которую мы скоро увидим на телеэкранах. Интерпретация этой битвы в целом соответствуют стереотипу «последнего боя», распространявшемуся на протяжении XIX века — небольшая группа солдат мужественно сдерживает натиск примитивной орды. Таким образом, повествование следует по проторенному пути назад в Древнюю Грецию и к трем сотням спартанцев. Как подтверждает показанный на прошлой неделе эпизод «Игры престолов», это по-прежнему является эффективным средством, позволяющим привлечь внимание аудитории.
© Bighead Littlehead / HBO (2011 – .)«Последний бой» имел решающее значение в героической риторике в отношении американской и британской территориальной и военной экспансии в XIX веке. Отчетливые отзвуки этого можно услышать в ходе подготовки к битве за Винтерфелл в «Игре престолов». Повествование следует по проторенному пути назад в Древнюю Грецию и к трем сотням спартанцев, отмечает «Дипломат».Что общего между последним эпизодом восьмого сезона эпопеи «Игра престолов» (Game of Thrones), снятой в жанре фэнтези для телеканала «Эйч-Би-Оу» (HBO), и завоеваниями значительной части мира Америкой и Британией в XIX веке? Вопрос может показаться легкомысленным и надуманным. Но, поскольку Дейенерис Таргариен (Daenerys Targaryen) и армия Джона Сноу (Jon Snow) в мрачном настроении ожидают в замке Винтерфелл нападения превосходящей численностью армии нежити, отголоски «главного из всех военных мифов», которые сыграли решающую роль в популяризации западных завоеваний в эпоху империализма, звучат в крепости Вестероса — мифа о последнем бое. Последний бой — это оборонительная битва войск с превосходящим по численности противником, которая в большинстве случаев заканчивается полным уничтожением и поражением обороняющихся сил. Возможно, самым легендарным последним боем была битва при Фермопилах, которая состоялась в прибрежном ущелье в Греции в 480 году до нашей эры между 300 спартанцами и персидскими захватчиками. Именно после этого сражения в западной военной истории появился миф о «последнем бое», который стал синонимом защиты западной цивилизации от любых иностранных захватчиков. В XIX веке этот миф был доведен до ура-патриотической крайности, когда последняя битва стала культовым символом и самой главной чертой империалистической пропаганды, которая помогала оправдывать западное завоевание как превентивную оборону в виде упреждающего удара. Она преподносится как предполагаемая доблесть, рыцарство и чувство долга отдельного западного солдата, сражающегося с безымянной дикостью кровожадных, нецивилизованных и чаще всего темнокожих масс, не относящихся к Западу. Поэтому неудивительно, что фильмом с типичнейшей «последней битвой» является основанная на реальных исторических событиях картина «Зулусы» (Zulu) 1964 года. Действие фильма происходит в период расцвета британского империализма, в нем рассказывается об обороне миссионерского поста у брода Роркс-Дрифт (Rorke's Drift) в январе 1879 года во время англо-зулусской войны — о сражении, в котором британские колониальные войска (гарнизон численностью 150 человек) противостояли армии зулусов численностью четыре тысячи человек. Фильм «Зулусы» и особенно напыщенное изображение событий, предшествовавших битве у Роркс-Дрифт, вдохновил режиссера Питера Джексона (Peter Jackson) на эффектную постановку битвы у Хельмовой Пади во «Властелине колец» (Lord of the Rings), которая, в свою очередь, как говорят, подвигла создателей «Игры престолов на съемки битвы за Винтерфелл. Во всех этих повествованиях о «последнем бое» битва сама по себе вторична по отношению к тому, что предшествовало эпическому вооруженному столкновению. Драма создается главным образом за счет подчеркивания безнадежного положения защитников: они не могут рассчитывать на пощаду и поскольку противник превосходит их по численности, и к тому же они плохо вооружены, они, скорее всего, все обречены на гибель. Тем не менее, по причине отчаяния, из чувства долга или просто из-за стремления защитить своих близких, обороняющиеся (несмотря на то, что они заранее знают о том, что погибнут) все же решают сражаться до конца. Истории о «последних боях» особенно будоражили героическое воображение людей, живших в викторианскую эпоху. Отчасти это было результатом тогдашнего интереса к героическим легендам Древней Греции и Древнего Рима, к истории средневековья (особенно к легенде о Короле Артуре), и к романтизму. Например, в основе размышлений о смерти в ночь перед битвой в вышедшем на прошлой неделе эпизоде «Игры престолов», лежат попытки викторианцев идеализировать военных лидеров как трагических романтических героев. Например, британский генерал-майор Джеймс Вольф (James Wolfe) в ночь перед битвой 1759 года в Квебеке без конца тихим голосом повторял строки стихотворения: «И путь величия ко гробу нас ведет!». Или адмирал Нельсон (Horatio Nelson) накануне Трафальгарской битвы в 1805 году посещает различные боевые посты на борту своего флагмана «Победа» (Victory), размышляя о смерти (в XIX веке также возродился интерес к шекспировскому «Генриху V», еще одной истории об отчаянной последней схватке, содержание которой было передано романтическим языком викторианской эпохи). Но истории о «последних битвах» использовались и для оправдания идеологии империализма. Осада Лакхнау во время восстания сипаев в 1857 году стала, возможно, самым знаменитым «последним боем» в истории британской Индии и затем на протяжении многих десятилетий его приводили в пример в качестве причины «естественного права» британцев доминировать на субконтиненте (о том, важна была оборона Лакхнау для британской имперской элиты, пару лет назад было сказано даже в британском телесериале "Аббатство Даунтон«/Downton Abbey, когда вдовствующая графиня Вайолет Кроули говорит своей внучке: «Взять хотя бы твою двоюродную бабушку Роберту,… она заряжала пушки в Лакхнау»). Очевидно, что «последняя битва» британского генерала Чарльза Гордона (Charles Gordon) во время обороны Хартума в 1885 году была использована в качестве призыва к разгрому оппозиции, противостоявшей британскому имперскому правлению в Судане. Последняя битва за Сарагархи в 1897 году в провинции Радж на северо-западной границе (сегодняшняя провинция Хайбер-Пахтунхва на северо-западе Пакистана), в которой мужественно сражался 21 солдат джат-сикхского батальона, была воспринята британскими властями как свидетельство верности своих индийских подданных. В то же время последний бой британского 44-го пехотного полка в январе 1842 года во время Первой англо-афганской войны стал поводом для призывов к репрессиям и был использован в качестве оправдания второго вторжения Британии в Афганистан силами индийской армии в 1878 году. Однако мифология «последнего боя» не ограничивалась имперским опытом одной лишь Британии. В период экспансии Соединенных Штатов на запад в XIX веке два наиболее выдающихся события, ставшие лозунгами «явного предначертания» (крылатое выражение, которое используется для оправдания американского экспансионизма — прим. перев.), были в высшей степени мифологизированы — осада Аламо в 1836 году и поражение 7-го кавалерийского полка армии США в битве у Литтл-Бигхорна в 1876 году. Первая из этих битв стала поводом для призыва к аннексии Техаса, а вторая была использована в качестве призыва к вооруженной борьбе с целью полного подчинения всех коренных американцев. Что интересно, оба командующих войсками, обреченными на гибель в соответствующих сражениях, Уильям Трэвис (William Travis) и Джордж Армстронг Кастер (George Armstrong Custer), были любителями исторических романов Вальтера Скотта, в которых описывались многочисленные героические сражения с превосходившим по численности противником. (Сцена, в которой показана ночь перед финальной битвой в националистическом фильме Джона Уэйна "Аламо«1960 года очень похожа на изображение ночи в последнем эпизоде «Игры престолов»). Мифология «последнего боя» господствовала до последних дней существования британского империализма. Примечательно, что единственный случай, когда во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль (Winston Churchill) дал приказ «бороться до последнего», также произошел в империалистическом контексте. Тогда, в феврале 1942 года во время последнего боя британских войск в Сингапуре, тогдашней британской колонии, он отправил верховному главнокомандующему силами союзников в Юго-Восточной Азии генералу Уэйвеллу (Archibald Wavell) печально известную телеграмму: «Сражение должно быть любой ценой доведено до горького конца… Командующие и высшие офицеры должны гибнуть на поле боя вместе со своими войсками. На карту поставлена честь Британской империи и британской армии». В своей автобиографии «Моя ранняя жизнь» (My Early Life, 1930) Черчилль также рассказывает о том, как во время карательной операции на северо-западе Пакистана в 1897 году, когда его командировали в качестве посыльного для передачи приказа, он боялся, что его подразделению, возможно, придется вступить в последний бой без него, и что это станет для него бесчестием. «Последний бой» имел решающее значение в героической риторике в отношении американской и британской территориальной и военной экспансии в XIX веке. Отчетливые отзвуки этого можно услышать в ходе подготовки к битве за Винтерфелл в «Игре престолов», которую мы скоро увидим на телеэкранах. Интерпретация этой битвы в целом соответствуют стереотипу «последнего боя», распространявшемуся на протяжении XIX века — небольшая группа солдат мужественно сдерживает натиск примитивной орды. Таким образом, повествование следует по проторенному пути назад в Древнюю Грецию и к трем сотням спартанцев. Как подтверждает показанный на прошлой неделе эпизод «Игры престолов», это по-прежнему является эффективным средством, позволяющим привлечь внимание аудитории.
Комментарии (0)