© РИА Новости, Алексей Филиппов | Перейти в фотобанкВозвращение Крыма домой стало Термидорианским переворотом для революции во внешней политике России, пишет Haaretz. Со времен Михаила Горбачева российская риторика разрывалась между желанием стать частью Запада и стремлением следовать по «самобытному российскому пути». Путин положил конец этим дебатам. Но вот в России стали заметны первые ласточки инакомыслия — и речь о Сирии.
«Что мы делаем в Сирии?» — не просто невинный вопрос, а первая ласточка инакомыслия в России, и Путин не может продолжать его игнорировать.
Российская политическая реальность после аннексии Крымского полуострова в 2014 году во многом перекликается с атмосферой, которая царила в эпоху холодной войны, когда за закрытыми дверями напряженность закипала до точки невозврата.
Хотя российское общественное мнение может казаться политическим монолитом, судя по откровенной поддержке, которую люди оказывают российскому президенту Владимиру Путину в его представлениях о реальной политике и конце либерализма, в Москве постепенно усиливаются политические разногласия.
© РИА Новости, Рамиль Ситдиков | Перейти в фотобанкПилот ВКС России садится во фронтовой бомбардировщик Су-24 на авиабазе «Хмеймим» в сирийской провинции Латакия
Русских до сих пор преследуют мрачные воспоминания о советско-афганской войне, так называемый афганский синдром. Мало кто в Москве хочет, чтобы страна оказалась втянутой в очередное ближневосточное болото.
Желание сделать эту кампанию инструментом для утверждения статуса России как мирового субъекта власти и предотвращения строительства газопровода в Европу монархиями Персидского залива воспринималось как более адекватное оправдание для вмешательства в гражданскую войну в Сирии, но и его оказалось недостаточно. После сообщений о сотнях российских наемников, которые были убиты американскими солдатами в феврале 2018 года, Алексей Навальный, крупнейший оппозиционный деятель России, открыто задал вопрос, который многих тревожил: «Что мы делаем в Сирии?»
Возможная военная конфронтация с Израилем и силами коалиции также воспринималась как серьезная угроза. Фактически, после введения санкций США и несмотря на многочисленные стратегические разногласия, Россия все чаще рассматривает Израиль как ценного посредника в общении с западными странами.
Несмотря на конфронтацию России и Израиля в советские времена нынешние российские стратеги на Ближнем Востоке признают Иерусалим скорее независимой региональной державой, нежели просто верным союзником Вашингтона. Как показывают недавние опросы Левады, тесные отношения Путина с Нетаньяху, которые продолжают развиваться благодаря публичной дипломатии и работе еврейских общин, помогают снизить антисемитизм и способствуют формированию в основном нейтрального отношения общественности к Израилю.
Однако пример Израиля — исключение. Хотя сирийская ставка окупилась и России удалось укрепиться на Ближнем Востоке, заплатив за это относительно скромную цену, внешнеполитические достижения не преобразовались в политический капитал внутри страны.
Некоторые российские стратеги надеются присоединиться к борьбе за ресурсы и возродить советские связи в Африке, тогда как другие по-прежнему настроены скептически. Российская база материально-технического снабжения в Эритрее, военные подрядчики в Центральноафриканской Республике и расширение сотрудничества с Суданом демонстрируют растущий интерес Кремля к Африке. Между тем дома на такие планы смотрят с опаской. Советское наследие в Африке, сопряженное с чрезмерным участием в африканских делах и миллиардами долларов помощи, которые так никогда и не были возвращены, заставляет нативистов с каждым разом испытывать все большее разочарование.
В то время как Кремль пытается представить военные кампании на Ближнем Востоке и в Африке как возвращение Россией былого влияния, движимого экономическими интересами, общественность — и особенно националисты — считают, что военные действия суть бессмысленные азартные игры и что важнее сначала решить проблемы внутреннего характера.
Русские не желают платить по счетам
В разгар холодной войны советскую внешнюю политику диктовал политический принцип интернационализма. В попытках распространить коммунистическую идеологию и заручиться поддержкой новых союзников для противостояния Западу Москва щедро раздавала финансовую помощь, черпая средства из своего несбалансированного бюджета. Хотя объем его почти невозможно рассчитать, Москва заявляла о 140 миллиардах долларов советских активов за рубежом.
Помощь и участие действительно помогли Кремлю закрепить за собой статус мировой державы и сохранять его, однако высокая цена, которую пришлось заплатить, создала внутри страны ощущение перенапряжения, которое привело к краху коммунизма. В последующие десятилетия восстановления России и расширения НАТО на Восток крепло чувство национального унижения. Оно в свою очередь простимулировало нативистские настроения среди общественности и политиков, а также вселило твердую веру в правильность циничного подхода в духе реальной политики за рубежом, равно как и политики, которая на первое место ставит интересы России, — то есть политики невмешательства.
Российские зарубежные авантюры попадают в заголовки новостей, а общественность по-прежнему одобряет стремление сохранить статус мировой державы, но далеко не все россияне на самом деле хотят вовлекаться в мировые дела в ущерб делам внутренним.
Отсутствие экономических реформ в период стагнации и низкая производительность труда на фоне крупнейшего в этом столетии падения численности трудоспособного населения России только подчеркивает, что путинскому правительству не удалось сохранить верность принципу «Россия превыше всего».
Попытки возродить отдельные аспекты советского прошлого могли вселить в людей некоторое чувство былой национальной гордости, но в эпоху интернета и социальных сетей игнорировать внутренние проблемы становится уже невозможно.
В начале августа более 50 тысяч человек собрались на московский митинг, который стал пятым в череде еженедельных протестов — речь идет о крупнейшем митинге оппозиции с 2011 года. Недавний опрос Левада-центра показал, что более трети москвичей поддерживают протестующих. Это свидетельствует о постепенном сдвиге в общественном мнении и снижении популярности, которую нынешняя власть заработала благодаря аннексии Крыма и военным успехам в Сирии.
© РИА Новости, Рамиль Ситдиков | Перейти в фотобанкАкция в поддержку незарегистрированных кандидатов в Мосгордуму
Сегодня на повестке дня — требования честных выборов и внутренних реформ, при этом россияне все больше озабочены результатами антизападного крестового похода, включая санкции и подрыв либеральных ценностей. Отсюда громкий призыв к переменам во внешней политике.
Скорее всего, российские власти чувствуют растущее общественное недовольство, но герметично закупоренная система, кажется, не способна к изменениям. Путин окружил себя порочными клептократами, которые с годами все больше напоминают представителей коммунистической иерархии.
Кремль пытается сохранять статус-кво, представляя своих лидеров как харизматичных политических деятелей и защитников традиционных ценностей и в то же время оставаясь верным нативистской доктрине. Однако это ведет к причудливой внутренней двойственности: националисты стремятся продвинуть стратегию невмешательства, но не имеют возможности действовать.
В то время как препятствия внутреннего характера стремительно подрывают рейтинг одобрения президента, опора на традиционализм может оказать ему медвежью услугу: ведь Кремль не способен провести даже косметические изменения в политике и экономике. В какой-то момент нативисты неизбежно получат власть. И тут встает главный вопрос: в каком направлении двинется Россия, когда это произойдет? Ответ, как и прежде, не ясен.
© РИА Новости, Алексей Филиппов | Перейти в фотобанкВозвращение Крыма домой стало Термидорианским переворотом для революции во внешней политике России, пишет Haaretz. Со времен Михаила Горбачева российская риторика разрывалась между желанием стать частью Запада и стремлением следовать по «самобытному российскому пути». Путин положил конец этим дебатам. Но вот в России стали заметны первые ласточки инакомыслия — и речь о Сирии.«Что мы делаем в Сирии?» — не просто невинный вопрос, а первая ласточка инакомыслия в России, и Путин не может продолжать его игнорировать. Российская политическая реальность после аннексии Крымского полуострова в 2014 году во многом перекликается с атмосферой, которая царила в эпоху холодной войны, когда за закрытыми дверями напряженность закипала до точки невозврата. Хотя российское общественное мнение может казаться политическим монолитом, судя по откровенной поддержке, которую люди оказывают российскому президенту Владимиру Путину в его представлениях о реальной политике и конце либерализма, в Москве постепенно усиливаются политические разногласия.© РИА Новости, Рамиль Ситдиков | Перейти в фотобанкПилот ВКС России садится во фронтовой бомбардировщик Су-24 на авиабазе «Хмеймим» в сирийской провинции Латакия Русских до сих пор преследуют мрачные воспоминания о советско-афганской войне, так называемый афганский синдром. Мало кто в Москве хочет, чтобы страна оказалась втянутой в очередное ближневосточное болото. Желание сделать эту кампанию инструментом для утверждения статуса России как мирового субъекта власти и предотвращения строительства газопровода в Европу монархиями Персидского залива воспринималось как более адекватное оправдание для вмешательства в гражданскую войну в Сирии, но и его оказалось недостаточно. После сообщений о сотнях российских наемников, которые были убиты американскими солдатами в феврале 2018 года, Алексей Навальный, крупнейший оппозиционный деятель России, открыто задал вопрос, который многих тревожил: «Что мы делаем в Сирии?» Возможная военная конфронтация с Израилем и силами коалиции также воспринималась как серьезная угроза. Фактически, после введения санкций США и несмотря на многочисленные стратегические разногласия, Россия все чаще рассматривает Израиль как ценного посредника в общении с западными странами. Несмотря на конфронтацию России и Израиля в советские времена нынешние российские стратеги на Ближнем Востоке признают Иерусалим скорее независимой региональной державой, нежели просто верным союзником Вашингтона. Как показывают недавние опросы Левады, тесные отношения Путина с Нетаньяху, которые продолжают развиваться благодаря публичной дипломатии и работе еврейских общин, помогают снизить антисемитизм и способствуют формированию в основном нейтрального отношения общественности к Израилю. Однако пример Израиля — исключение. Хотя сирийская ставка окупилась и России удалось укрепиться на Ближнем Востоке, заплатив за это относительно скромную цену, внешнеполитические достижения не преобразовались в политический капитал внутри страны. Некоторые российские стратеги надеются присоединиться к борьбе за ресурсы и возродить советские связи в Африке, тогда как другие по-прежнему настроены скептически. Российская база материально-технического снабжения в Эритрее, военные подрядчики в Центральноафриканской Республике и расширение сотрудничества с Суданом демонстрируют растущий интерес Кремля к Африке. Между тем дома на такие планы смотрят с опаской. Советское наследие в Африке, сопряженное с чрезмерным участием в африканских делах и миллиардами долларов помощи, которые так никогда и не были возвращены, заставляет нативистов с каждым разом испытывать все большее разочарование. В то время как Кремль пытается представить военные кампании на Ближнем Востоке и в Африке как возвращение Россией былого влияния, движимого экономическими интересами, общественность — и особенно националисты — считают, что военные действия суть бессмысленные азартные игры и что важнее сначала решить проблемы внутреннего характера. Русские не желают платить по счетам В разгар холодной войны советскую внешнюю политику диктовал политический принцип интернационализма. В попытках распространить коммунистическую идеологию и заручиться поддержкой новых союзников для противостояния Западу Москва щедро раздавала финансовую помощь, черпая средства из своего несбалансированного бюджета. Хотя объем его почти невозможно рассчитать, Москва заявляла о 140 миллиардах долларов советских активов за рубежом. Помощь и участие действительно помогли Кремлю закрепить за собой статус мировой державы и сохранять его, однако высокая цена, которую пришлось заплатить, создала внутри страны ощущение перенапряжения, которое привело к краху коммунизма. В последующие десятилетия восстановления России и расширения НАТО на Восток крепло чувство национального унижения. Оно в свою очередь простимулировало нативистские настроения среди общественности и политиков, а также вселило твердую веру в правильность циничного подхода в духе реальной политики за рубежом, равно как и политики, которая на первое место ставит интересы России, — то есть политики невмешательства. Российские зарубежные авантюры попадают в заголовки новостей, а общественность по-прежнему одобряет стремление сохранить статус мировой державы, но далеко не все россияне на самом деле хотят вовлекаться в мировые дела в ущерб делам внутренним. Отсутствие экономических реформ в период стагнации и низкая производительность труда на фоне крупнейшего в этом столетии падения численности трудоспособного населения России только подчеркивает, что путинскому правительству не удалось сохранить верность принципу «Россия превыше всего». Попытки возродить отдельные аспекты советского прошлого могли вселить в людей некоторое чувство былой национальной гордости, но в эпоху интернета и социальных сетей игнорировать внутренние проблемы становится уже невозможно. В начале августа более 50 тысяч человек собрались на московский митинг, который стал пятым в череде еженедельных протестов — речь идет о крупнейшем митинге оппозиции с 2011 года. Недавний опрос Левада-центра показал, что более трети москвичей поддерживают протестующих. Это свидетельствует о постепенном сдвиге в общественном мнении и снижении популярности, которую нынешняя власть заработала благодаря аннексии Крыма и военным успехам в Сирии. © РИА Новости, Рамиль Ситдиков | Перейти в фотобанкАкция в поддержку незарегистрированных кандидатов в Мосгордуму Сегодня на повестке дня — требования честных выборов и внутренних реформ, при этом россияне все больше озабочены результатами антизападного крестового похода, включая санкции и подрыв либеральных ценностей. Отсюда громкий призыв к переменам во внешней политике. Скорее всего, российские власти чувствуют растущее общественное недовольство, но герметично закупоренная система, кажется, не способна к изменениям. Путин окружил себя порочными клептократами, которые с годами все больше напоминают представителей коммунистической иерархии. Кремль пытается сохранять статус-кво, представляя своих лидеров как харизматичных политических деятелей и защитников традиционных ценностей и в то же время оставаясь верным нативистской доктрине. Однако это ведет к причудливой внутренней двойственности: националисты стремятся продвинуть стратегию невмешательства, но не имеют возможности действовать. В то время как препятствия внутреннего характера стремительно подрывают рейтинг одобрения президента, опора на традиционализм может оказать ему медвежью услугу: ведь Кремль не способен провести даже косметические изменения в политике и экономике. В какой-то момент нативисты неизбежно получат власть. И тут встает главный вопрос: в каком направлении двинется Россия, когда это произойдет? Ответ, как и прежде, не ясен.
Комментарии (0)