СМИ

От хорошей жизни, как известно, из дома не уезжают. Это скажет почти каждый из шести миллионов украинцев, выехавших из постмайданного рая в поисках лучшей доли. Я уже рассказывала о разных судьбах украинок, зарабатывающих далеко от своих семей. А ведь всё больше и больше на работу и учёбу в Европу отправляется молодых людей, почти детей, которых выплёвывает страна, не осознающая, чем она занимается уже пять лет. Юноши и девушки, тысячами покидающие страну, достаточно легко адаптируются к далеко не гостеприимному зарубежью, а значит, вычёркивают Украину из своих планов на будущее. Совершая безвизовый вояж по Восточной Европе, я встречалась и разговаривала с теми людьми, которых знала ещё детьми. Их родители дышали патриотизмом и уверяли, что самостийнисть и майданы будут фундаментом счастливого будущего… Теперь дети ищут счастья «за морями», да и некоторые родители пашут на панов. Евгений Пугай из Сум, 23 года. Связать жизнь с Польшей он готовился ещё во время учебы в престижном лицее. Польские вузовские вербовочные центры сейчас присутствуют едва ли не в каждой школе. Родители оплатили репетитора «по языку», долго выбирали город и остановились на Ягеллонском университете в Кракове. На третьем курсе грянул евромайдан. «Я сам, – говорит юноша, – изначально морально поддерживал молодежь на майдане, особенно после нападения ментов. Даже сам ехать собирался, но мама велела, чтобы я учился». Планировали вернуться и работать в Киеве, где «были концы». Но когда диплом был в кармане, Женина мама приказала ему искать работу в Польше, потому что к ним еженедельно приходили из военкомата – Порошенко нуждался в пушечном мясе. С 2014 года Женя так ни разу не пересёк украинскую границу – из-за «моблизационного страха» матери, которая приезжает к сыну ежемесячно. По сравнению с многими сверстниками, застрявшими в Польше, Евгений работает в хорошем офисе, зарабатывает полторы тысячи евро, снимает с девушкой квартиру и уже купил почти новый Ford Explorer. Два раза в год пара путешествует, парень говорит, что очень доволен жизнью. Но после бокала пива приходят откровения. Оказывается, поляки в быту частенько вспоминают о «понаехавших» с Украины, и новости о драках и избиениях – вовсе не фейки Кремля. «Разумеется, это вопрос субъективный, – говорит мой собеседник, – есть абсолютно адекватные поляки, есть не терпящие украинцев, особенно с Западной, а общей массе всё равно, главное, чтобы мы работали, ведь наши налоги создают их социальные гарантии, которых у нас нет». Оказалось, что получить гражданство (а о нём Евгений задумывался) практически невозможно, самое простое – найти супругу польку. Карьерный рост, да и зарплата тоже ограничены негласными национально-корпоративными правилами. То есть даже если ты очень успешный работник, перепрыгнуть через голову вышестоящего поляка не получится. Но, несмотря на «польские минусы», друзья Евгения практически все уехали с Украины, хотя были и те, кто зарабатывал прилично. Причина одна – страх. Ребята боятся мобилизации, боятся налоговиков, боятся отсутствия стабильности. Он уверяет (да я в этом убедилась и лично), что скоро в каждом кафе Варшавы, Кракова или Вроцлава, обслуживать посетителей будут украинцы. В Польше, по словам моего собеседника, существует зона комфорта. «Те, кого она не устраивает, будет двигаться западнее – в Германию, Голландию, если повезёт, в Ирландию, хотя там поляки с литовцами все вкусное уже заняли». Спрашиваю напоследок: «Ты себя уже не чувствуешь украинцем?» Помолчав, он отвечает: «Наверное, нет. О том, что мы нужны Украине, говорят лишь политики, которые и создают невыносимые условия. Конечно, многие хотят вернуться, но ведь там просто бардак. Кто хочет, пусть в нём живет». Наташа Лемешко из Полтавы, 26 лет. С ней мы говорили в Праге, куда она приехала, отработав, по её определению, «две ходки» в Познани на фабричной упаковке. В Чехии ей нравится больше – во многом из-за того, что удалось устроиться легально, а это не так просто. «Наших нелегалов чехи методично гоняют. Почти каждую неделю в новостях сообщают, как про африканцев. Но если оформился, здесь гораздо лучше, чем в Польше», – улыбается моя собеседница. Она закончила Харьковскую юридическую академию. Но деньги родителей ушли на учёбу, а ещё столько же надо, чтобы пристроиться хорошо на Украине. Поработала помощником нотариуса и решила уезжать. Здесь она – администратор кондитерского кафе в Старе-место (Stare Mesto), в подчинении у Наташи три официантки из Белоруссии («их теперь тоже много валит»), зарплата позволяет снимать квартиру, откладывать и выезжать в «дальнюю Европу» на разведку лучших мест. Домой Наталья ездит 3-4 раза в году, «к родителям и подружкам». «Хочешь посмеяться, – спрашивает она. – Знаешь, какие я везу подарки отсюда? Продукты – сыр, колбасу, которые вкуснее и дешевле. И это везу в житницу Европы, как рассказывал по телеку Порошенко». Своего будущего на Украине девушка не видит: «А где оно? Работу найти сложно, да и то лишь в Киеве или Харькове, квартиру купить здесь дешевле, а ещё все эти выкрутасы политические. Над нами просто смеются». Гражданство менять она не собирается, но если «подвернётся» чех или немец, который возьмет замуж, – запросто. «Плевала я на патриотизм. Патриотизм – это когда не только ты стране, но и страна для тебя. А Украина своей молодёжью задницу подтерла: мальчишек в землю закапывает или уродами моральными на войне делает. У меня два одноклассника вернулись из АТО. Были абсолютно адекватными, а сейчас пьют и хвалятся, что денег заработали и землю получат. Во-первых, землю пропьют, во-вторых, разве это деньги? Кстати, в Польше бывших атошников появилось много, неуютно им на Батькивщине». Рома Нестеренко сам о себе говорит «я с Фортечного из Херовограда», сходу намекая, как дела обстоят на родине. Ему 22 и работает в Пагиряе под Вильнюсом. Он не скрывает, что уехал из страны подальше от войны. В 2014-м он вместе с друзьями из школы муай-тай отправился в Киев «бабла срубить на революции». Сначала попал в «Самооборону» Парубия, но там что-то не сложилось, «а у Янека бардак был еще хуже», потому пришлось вернуться. Когда началась война, многие хотели туда, «у нас же бригада спецназа базируется, вот все себя Рэмбами видят». Когда с Востока пошли гробы, спецназовский пыл призывников поостыл. «Батя, как первая повестка пришла, сам мне торбу собрал и отправил к брату в Белую Церковь. Там прожил полгода, ездил на стройки в Киев, научился многому, потом с другом уехали в польский Ольштын, где знакомые работали. Платили нормально, но пахали как роботы, да и хозяин жлобился. Когда сгорел перфоратор, заставил меня покупать за свои». Рома вернулся домой ненадолго, и через некоторое время опять приехал в Польшу, а оттуда «по знакомству» уехал в Литву. Он в шоке, потому что молодёжи в стране практически не осталось: «После выпускных почти всем классом уезжают. Англия, Норвегия. На улице сверстников вечером даже не встретишь, очень мало. Скоро и у нас так будет». Рома говорит, что зарабатывать здесь хуже, чем в Польше, но отношение намного лучше. «Может, потому, что литовцы событиями нашими интересуются, а может, потому, что наши рогули сюда еще миллионами не наехали». Адаптацию прошёл быстро, «тем более что в Литве почти все по-русски понимают», но язык он учит, в среде носителей это проще. Рома не прочь вернуться назад, но не сейчас. «Меня многие укоряют, мол, что ты не пошёл Украину защищать, бугай. А у меня вся родня по маме из Тореза, мне их убивать ради того, что кто-то договориться в Киеве не хочет? Это война гражданская и не надо «зачехлять» про агрессию. Посмотрел бы я на «хероев», если бы Россия жахнула, как в Сирии, куда и с какой скоростью они бы побежали. Забыли, как после Дебальцево тряслись. У меня мастер, взрослый мужик из Ковеля, говорит, что войну специально не заканчивают, чтобы народ положить, а землю европейцам продать. Может, он и прав – кого убьют, кто сам уедет, а оставшиеся будут хозяев новых обслуживать, им много не надо». Дарья Меньшова, «Одна Родина»