СМИ

Это было полусонное утро понедельника: рано утром по московскому времени наконец начался финальный сезон «Игры престолов». В телевизоре царил юбилей Аллы Пугачёвой, в соцсетях вяло обсуждали уже поднадоевшие украинские выборы Рабочий день шёл к концу. А потом загорелся собор Нотр-Дам. В первые минуты новость казалась неудачной шуткой, чьим-то невесёлым фейком, но нет — пошли сообщения знакомых очевидцев. Потом мы надеялись, что это локальное задымление, что сейчас пойдут сообщения, что всё потушили. Но нет. И вот уже гордый, почти невесомый шпиль падает на глазах всего мира в огненную бездну. Вот упали часы, вот лопнули кружевные витражные розетки. Рухнула кровля. Легенда горела в режиме онлайн, и слёз всего мира оказалось мало, чтобы остановить её переход в огненную вечность. К вечеру москвичи начали нести к посольству Франции в России цветы и свечи, хотя на пожаре никто не погиб. Погиб только собор. И невозможно сказать «уничтожен», «сгорел». Собор именно погиб. Для нас, постсоветских людей, Нотр-Дам был не просто «одним из памятников мировой архитектуры, который обязательно надо посмотреть». Для россиян Париж — вообще город символический. В Париж бежали былые графы и князья от ужаса революции, чтобы, распродав за бесценок сказочные сокровища, работать швейцарами и таксистами. Парижским шиком грезили советские женщины, делая причёски «под Бардо». Именно Париж для нас — город мечты. В постсоветской России, заработав первые деньги на загранпоездку, многие выбирали именно Париж. Сейчас соцсети наполнены историями самых разных россиян противоположных политических, религиозных и других взглядов. Внезапно оказалось, что нас объединяет общая привычка: прилетев в Париж, первым делом бежишь к Нотр-Даму. Необязательно, чтобы зайти внутрь, да и селфи с собором за годы командировок и частных поездок могло набраться немало. Нет, такие разные, мы в разное время просто шли к нему, чтобы сказать: «Привет! Ну вот я и снова здесь. Ну как ты?» В итоге для россиян, которые ездят за границу, именно собор оказался местом общего сбора. Тем самым местом, где даже самый циничный задумается о вечности, самый грустный улыбнётся, а мечтатель подмигнёт знакомым химерам. Собору доверяли тайны, советовались с ним, жаловались, как жалуются живому человеку. Пили вино в дороговатых ресторанах на берегу Сены с единственной добавочной ценностью в виде вида на две такие мощные и такие летящие вверх башни, над которыми неторопливо угасало солнце под колокольный звон. Готических церквей в той же Франции немало. Если говорить совсем строго, есть соборы и более красивые, и побольше, и повыше. Но Нотр-Дам нёс в себе особенный свет, и не только из-за романа Виктора Гюго. Именно сюда так хотелось возвращаться, именно он казался одновременно огромным и невесомым. Именно химеры Нотр-Дама были такими живыми. Недаром именно тут хранился Терновый венец Иисуса Христа (реликвию удалось спасти). Собор-сказка, центр мира, всеобщий странноприимный дом, где даже в толпе туристов находишь себе место, чтобы остановиться хоть ненадолго и раствориться на пять минут в абсолютной красоте. Ненадолго стать ближе к небу. Шли годы. И уже, прилетая в Париж по делам или как в перевалочный пункт перед посещением ещё не виденных городов, где меньше шума и туристов, даже фотографировать его (и уж тем более делать с ним селфи) стало неинтересно: фото банальные, сделано их немало — одним больше, одним меньше, проще в следующий раз. Да и сам Париж менялся не в лучшую сторону. Улицы становились всё грязнее, количество бездомных только росло, вооружённые солдаты на улицах напоминали о терактах 2015 года. Беспорядочная уличная торговля подделками, разбитые мостовые — в последние годы многие люди, безнадёжно влюбившиеся в Париж более десяти лет назад, говорили о потере им небрежной элегантности. На фоне холодной и кичливо роскошной Москвы угасание Парижа особенно бросалось в глаза. Но надо всем странным настоящим продолжал парить собор, обнимая небо башнями-крыльями, а химеры продолжали равнодушно глядеть на мирскую суету, потому что и она будет не вечной. Белые крылья обуглены, шпиль расколот, витражи смотрят оскалом, а некоторые лопнули. Утрата Нотр-Дама (даже если его восстановят) — это трагедия мирового масштаба, но не только потому, что за считаные часы сгорел один из шедевров мировой архитектуры. Сгорели миллионы историй и тайн, минут счастья и трагедий, внутренние терзания и принятые решения миллионов людей, которые никогда не встретятся во времени нигде, кроме как на ступенях этого собора. Нотр-Дам расположен (невозможно говорить о нём в прошедшем времени) на острове Ситэ. И, кажется, второй раз на этом острове сгорает в огне целая эпоха. Именно тут в 1314 году сожгли последнего магистра ордена тамплиеров Жака де Моле с ближайшими соратниками. Могущественный орден, оказывавший огромное влияние на европейскую политику, не боявшийся бросать вызов самым могущественным монархам, был разгромлен, чтобы уйти в легенду. Что именно сгорело в пламени Нотр-Дама, нам только предстоит осмыслить. И вот с этой символической точки зрения восстановление собора — важное дело, которое может объединить весь мир, чьи секреты и надежды он слушал столько веков. Объединить тех, для кого важна сама ценность жизни, прорастающей сквозь смерть, и созидания, которое победит разрушение. Возрождение Нотр-Дама даст новой эпохе — что бы она ни несла — надежду, что даже самые страшные трагедии могут быть обратимы. Если и есть то, что может объединить хоть ненадолго наш расколотый мир, — это Собор, чьи белые крылья снова могут протянуться к небу. Екатерина Винокуров, RT