СМИ

Заявление Помпео о том, что Крым и Голаны – это «две большие разницы», разумеется, совершенно феерично. Но интереснее в нем иное. Еще относительно недавно – лет пятнадцать назад – новость о признании Штатами израильского суверенитета над Голанскими высотами вызвала бы ажиотаж в политическом и медийном мире. А сейчас – не вызвала. Происходящие в мире изменения таковы, что уже никто ничему не удивляется, и обычным стало ощущение, что любое (даже самое странное и откровенно безумное) событие – это только вопрос времени. Есть подозрение, что многие государства (и их элиты), сошедшиеся ныне в жестком геополитическом противостоянии, сильно недооценивают значимость произошедших в общественном мнении изменений, опасность этой сформированной привычки у людей к отсутствию каких бы то ни было правил в мировой политике. Установившийся после Второй мировой войны статус-кво придал практически сакральный статус государству как главной единице мирового политического устройства. При всех идеологических расхождениях холодной войны любое масштабное внутреннее потрясение (государственные перевороты, сепаратизм и тому подобное) или тем более внешнее насильственное вмешательство в дела государства в целом оценивались миром негативно, и неважно, шла ли речь о Штатах во Вьетнаме или СССР в Афганистане. Более того, подобные ситуации действительно были относительно немногочисленными и воспринимались как исключения из правил, под каждое из которых соответствующее государство старательно подводило обоснования, почему происходящее все-таки необходимо и правильно. За последние тридцать лет все изменилось, и теперь мир живет в совершенно иной реальности, где государство утратило свою неприкосновенность. Начало этому процессу положил, безусловно, распад СССР и прочие государственно-территориальные размежевания в странах Варшавского договора (от мирного разделения Чехословакии до совсем немирного распада Югославии) – и все это под лозунгами освобождения от социалистического тоталитаризма и строительства светлого демократического будущего. Практически сразу вслед за этим США, оставшиеся единственной мировой сверхдержавой, многократно увеличили применение военной силы в отношении других стран, уже к концу нулевых годов превратив этот инструмент своей внешней политики в обыденность. В 2000-х годах американский арсенал пополнился также крайне эффективной – на тот момент – технологией цветных революций. Это стало еще одним направлением, в котором на системную основу было поставлено расшатывание неприкосновенности государства. Перевороты и незаконные свержения власти стали позитивным событием (если это происходит в «правильных» целях). Очень важно, что все эти процессы сопровождались массированной пропагандистской обработкой общественного мнения по всему миру. Однако обычно не осознается факт, что в основную «зону поражения» этой идеологической кампании попали опять-таки западные общества. Причины такого положения были просты. С одной стороны, руководству западных стран была нужна внутренняя поддержка их решений. В результате СМИ там особенно агрессивно внедряли идеи о том, что военная операция в Ираке/Югославии/Афганистане/Ливии жизненно необходима, а свержение авторитарных правителей восставшим народом в Египте/Грузии/Белоруссии/Киргизии/Тунисе/России/Китае/Украине (полный список был бы слишком длинным) во всех отношениях правильное и замечательное дело. А с другой стороны, именно на Западе у политического и медиамейнстрима не было (и во многом нет до сих пор) полноценной альтернативы, что и обеспечило безоговорочную информационную монополию данной идеологии. Что же, ныне западный мир начинает – только начинает – пожинать плоды своих тридцатилетних трудов. Во-первых, его геополитические оппоненты научились противостоять еще совсем недавно фатальным угрозам. Цветные революции перестали быть приговором для государств, поскольку успешно отработаны технологии противодействия им. По-прежнему регулярно предпринимаемые попытки использовать этот инструмент все чаще оборачиваются для Штатов неудачами. Текущая ситуация в Венесуэле вполне показательна в этом смысле. Даже военная угроза со стороны США перестала носить роковой характер, поскольку Сирия доказала, что и тут можно найти эффективные механизмы противодействия. Во-вторых, резкое уплотнение и ускорение событий привело к тому, что решения и реакции Запада, раньше размазывавшиеся во времени и в пространстве, теперь накладываются друг на друга, что порождает весьма специфическое зрелище. Прямо в данный момент Вашингтон: 1.Признает израильскую принадлежность Голанских высот. 2.Не признает российскую принадлежность Крыма. 3.Признает в качестве временного президента Венесуэлы беспомощного оппозиционера, желающего свергнуть законные власти страны. 4.Осуждает командующего Ливийской национальной армией Халифа Хафтара, контролирующего большую часть территории Ливии и пытающегося ныне захватить столицу, где находится признанное ООН, но по существу ничего не решающее правительство национального согласия. 5.Признает в качестве террористической Корпус стражей исламской революции – государственную структуру во всех смыслах признанного, стабильного и успешно функционирующего Ирана. В таком виде вышеперечисленное выглядит не внушительно и угрожающе, а абсурдно и все более смешно. И можно не сомневаться, что дальше будет еще хуже. А в-третьих, Запад так старательно насаждал в мире нигилизм по отношению к государству, безоговорочный приоритет ценностей свободы, демократии и либеральной политкорректности над замшелыми традициями государственного строительства и законности, что добился впечатляющих «всходов» внутри себя самого. Последние годы мир пораженно наблюдает за событиями там: от взрывного роста внутриполитической ожесточенности в США до феерической истории с Brexit в Великобритании, от политики открытых дверей по отношению к мигрантам до открыто предвзятых решений «неподкупных и беспристрастных» западных судов, когда дело касается идеологически и политически «неправильных» сил. Все чаще и громче звучат вопросы: неужели Запад не понимает, что все эти процессы подрывают его изнутри, создают серьезные угрозы государственности для самих западных стран? Кто и насколько это понимает – вопрос дискуссионный, но одно можно сказать с уверенностью: три десятилетия западный истеблишмент так старательно промывал мозги своему населению – для обслуживания вполне прагматичных внешнеполитических задач – что в итоге получил вполне логичный результат. Он получил у себя самого общество и элиты, существенная часть которых искренне верит в то, что идеалы политкорректности выше закона; что если выбранный президент не нравится, любые средства хороши для его свержения; что поражение в правах и применение насилия вполне годное средство для борьбы с согражданами с иными политическими взглядами. То, что изначально было экспортным вариантом демократии для прикрытия неоколониалистской политики, вернулось к Западу бумерангом и на глазах становится значимой частью его собственной внутренней политики. Причем этот феномен обладает столь высоким деструктивным потенциалом (не зря западные политтехнологи нацеливали его на геополитических противников), что остается только предполагать, удастся ли западному истеблишменту купировать хотя бы самые мрачные из его возможных последствий. Ирина Алкснис, ВЗГЛЯД