Свыше 80 лет назад, в 1936 году, была заключена международная Конвенция о черноморских проливах, названная, по месту своего подписания, именем швейцарского города Монтрё. Значение этого документа для безопасности России представляется ничуть не меньшим, чем пресловутого российско-американского договора о РСМД, вокруг которого в последнее время ломается столько копий. Вместе с тем Конвенция Монтрё, несмотря на свою кажущуюся незыблемость, — ничуть не более устойчива, чем все прочие «фундаментные камни» структур, соглашений и норм международного поведения, доставшихся нам из прошлого.
Конвенция Монтрё предусматривает строгий регламент прохождения военных судов нечерноморских держав через черноморские проливы — Дарданеллы и Босфор, а также устанавливает пределы как в плане суммарного водоизмещения военных судов, так и максимальных сроков их нахождения в бассейне Черного моря. Держателем ключей от черноморских проливов в Монтрё определена Турецкая Республика.
Таким образом, Черное море в военно-политическом плане было в 1936 году превращено во внутреннее озеро черноморских стран, что внесло свою лепту в общую систему обеспечения безопасности региона. По крайней мере в плане заметного снижения риска внешней агрессии.
После распада СССР наследие империи было бездумно и наспех поделено между образованными независимыми государствами, что привело к множеству исторических недоразумений. В частности, к фиксации факта нахождения Крыма — подарка на день рождения Украинской ССР от щедрого генсека — в составе «незалежной» Украины.
Мы помним эти унизительные российско-украинские переговоры об условиях очередного продления срока аренды порта Севастополь для Черноморского флота РФ. Список угроз безопасности Российской Федерации на два десятка лет пополнился еще одним фактором: отнюдь не умозрительным риском того, что стремящаяся на Запад Украина в один «прекрасный» день вступит в НАТО и попросит Россию к «крымскому выходу».
2014 год, с возвращением Крыма в состав России, расставил все на свои места. Однако устранение исторической несправедливости привело к тому, что черноморский бассейн стал зоной напряженности между Россией и Украиной с втягиванием в нее, как в воронку, не только стран региона, но и нечерноморских государств. Ярким проявлением этой напряженности стал кризис вокруг Керченского пролива в ноябре 2018 года.
Конвенция Монтрё в момент возникновения этого и похожих кризисов — скажем, в ходе российско-грузинского конфликта в 2008 году — неизменно срабатывала в виде клапана, препятствующего международной эскалации напряженности. Хотя, разумеется, и не без нюансов: членство Турции, Болгарии и Румынии в НАТО в принципе дает возможность Альянсу наращивать присутствие в этом регионе. Впрочем, лишь до тех пор, пока речь идет о военных судах под флагами этих трех стран — и в этом огромное значение действующей Конвенции Монтрё, о необходимости «подправить» которую на Западе говорят все чаще и чаще.
А тут еще возникают риски оттуда, откуда их и не ждали: речь идет о намерении Турции построить так называемый канал «Стамбул», который пройдет параллельно проливу Босфор по европейской части города. В обоснование необходимости постройки канала турки говорят об уникальности водной артерии Босфора, которую надо спасать от растущего судоходного трафика. Заметим, что его значительную часть составляет поток российских нефтяных танкеров. Нельзя сказать, чтобы аварии в сложном для судоходства Босфоре случались каждый день, но в их регулярности сомневаться не приходится.
Здесь мы фиксируем экономическое измерение вопроса для России. Ведь за исключением отдельных необязательных услуг, вроде лоцманских, проход гражданских кораблей по Босфору согласно Конвенции Монтрё является свободным и бесплатным. Чего, разумеется, нельзя будет сказать о канале «Стамбул», который турецкое руководство твердо намерено превратить во второй Суэц и при разработке концепта которого учитывает опыт строительства и эксплуатации Панамского канала. Экология экологией, но Турция твердо собирается зарабатывать на канале «Стамбул» деньги. Причем статистически получается так, что в первую очередь именно на российском судоходном движении.
У вопроса кроме экономики есть и не менее «дорогое» политическое измерение: вольно или невольно, но строительство канала «Стамбул» затрагивает Конвенцию Монтрё, в неприкосновенности которой Российская Федерация заинтересована кровно.
С одной стороны, самое большое значение Конвенции Монтрё заключается в том, что она строго ограничивает тоннаж и срок пребывания военных кораблей нечерноморских стран в Черном море. И с этой точки зрения строительство канала «Стамбул» ни на что влиять не должно.
С другой стороны, возникновение на карте региона канала «Стамбул» — это юридический повод для того, чтобы Конвенция Монтрё была скорректирована. Как минимум, что в качестве точек входа в Эгейское, Мраморное и Черное моря есть проливы Дарданеллы и Босфор. Никакого канала «Стамбул» там не предусматривается и режим его работы не оговаривается. Более того, в Конвенции Монтрё нет ни одного положения, касающегося, как именно Турция собирается распределять судоходное движение при появлении альтернативных маршрутов следования между Мраморным и Черным морями — пролива Босфор и канала «Стамбул».
Иными словами, международный правовой статус будущего канала не определен, что создает опасную юридическую пустоту и не может игнорироваться странами — участницами Конвенции Монтрё. Вопрос корректировки Конвенции Монтрё может быть поставлен на повестку дня в обозримой перспективе — когда проект канала «Стамбул» выйдет на этап практической реализации.
Еще раз подчеркнем, что созыв международной конференции для корректировки Конвенции Монтрё — сценарий для России нежелательный. Просто потому, что, начиная подобные переговоры, никогда не знаешь, чем они закончатся. Особенно сейчас, когда у Российской Федерации — не самое простое положение для того, чтобы максимально эффективно отстаивать на международной арене решения, отвечающие своим национальным интересам.
Заметим, что канал «Стамбул», считающийся личным детищем президента Реджепа Тайипа Эрдогана, включен в перечень приоритетных объектов, разработанных руководством Турции к 2023 году, когда страна будет отмечать свой столетний юбилей.
Буквально в эти дни в Турции министерством транспорта окончательно просчитывается финансовая модель канала, и, как ожидается, в ближайшие недели она будет обнародована. Вслед за этим будущие инвесторы и подрядчики будут приглашены для участия в конкурсной процедуре на строительство. Кстати, в числе потенциальных интересантов называются и китайцы, подумывающие вписать канал «Стамбул» в свою глобальную инициативу «Пояс и путь».
Единственный, кто до сих пор еще не обозначил своего желания говорить по каналу «Стамбул», — это Россия. Россия хранит официальное молчание, предпочитая не видеть, как продвигается реализация проекта, имеющего для региона и для нашей страны стратегическое значение. Причина проста: пока на российской стороне преобладает та точка зрения, что у Турции нет ни денег, ни финансовой модели для того, чтобы обеспечить строительство канала. Однако, заметим, что и в случае первой турецкой атомной электростанции «Аккую» финансовая модель хромала на обе ноги, однако Турции удалось инициировать ее практическую реализацию. И это — лишь один из многочисленных примеров завидной способности Турции реализовывать малореализуемые проекты.
Не замечать новой ситуации в Черном море и не просчитывать варианты на несколько шагов вперед — это страусиная позиция, которая может дорого обойтись России как в финансовом, так и в политическом плане. «Стамбул» — не просто платная «скоростная автодорога» по маршруту Черное — Мраморное море. Он может «по касательной» задеть Конвенцию Монтрё, а следовательно, и весь существующий с 1936 года режим безопасности Черноморского бассейна — который и так, при настойчивых усилиях Запада и НАТО, в наши дни трещит по швам.
А следовательно, позиция России должна быть обозначена турецкой стороне предельно конкретно: либо мотивированное и четко озвученное неприятие канала «Стамбул» с его блокированием всеми доступными нашей стране способами, либо непосредственное участие в проекте с тем, чтобы стать одной из тех стран, которая будет непосредственно управлять судоходным движением в важнейшей для Черного моря судоходной артерии. Проблема проливов, что для Российской империи, что для Советского Союза, что для Российской Федерации, — без преувеличения, вечная. Активно отстаивали свою позицию и Российская империя, и СССР, пора и Российской Федерации высказаться. Оставаться в стороне от канала «Стамбул» и отмолчаться не получится. История, рано или поздно, все равно заставит...
Иван Стародубцев
Свыше 80 лет назад, в 1936 году, была заключена международная Конвенция о черноморских проливах, названная, по месту своего подписания, именем швейцарского города Монтрё. Значение этого документа для безопасности России представляется ничуть не меньшим, чем пресловутого российско-американского договора о РСМД, вокруг которого в последнее время ломается столько копий. Вместе с тем Конвенция Монтрё, несмотря на свою кажущуюся незыблемость, — ничуть не более устойчива, чем все прочие «фундаментные камни» структур, соглашений и норм международного поведения, доставшихся нам из прошлого. Конвенция Монтрё предусматривает строгий регламент прохождения военных судов нечерноморских держав через черноморские проливы — Дарданеллы и Босфор, а также устанавливает пределы как в плане суммарного водоизмещения военных судов, так и максимальных сроков их нахождения в бассейне Черного моря. Держателем ключей от черноморских проливов в Монтрё определена Турецкая Республика. Таким образом, Черное море в военно-политическом плане было в 1936 году превращено во внутреннее озеро черноморских стран, что внесло свою лепту в общую систему обеспечения безопасности региона. По крайней мере в плане заметного снижения риска внешней агрессии. После распада СССР наследие империи было бездумно и наспех поделено между образованными независимыми государствами, что привело к множеству исторических недоразумений. В частности, к фиксации факта нахождения Крыма — подарка на день рождения Украинской ССР от щедрого генсека — в составе «незалежной» Украины. Мы помним эти унизительные российско-украинские переговоры об условиях очередного продления срока аренды порта Севастополь для Черноморского флота РФ. Список угроз безопасности Российской Федерации на два десятка лет пополнился еще одним фактором: отнюдь не умозрительным риском того, что стремящаяся на Запад Украина в один «прекрасный» день вступит в НАТО и попросит Россию к «крымскому выходу». 2014 год, с возвращением Крыма в состав России, расставил все на свои места. Однако устранение исторической несправедливости привело к тому, что черноморский бассейн стал зоной напряженности между Россией и Украиной с втягиванием в нее, как в воронку, не только стран региона, но и нечерноморских государств. Ярким проявлением этой напряженности стал кризис вокруг Керченского пролива в ноябре 2018 года. Конвенция Монтрё в момент возникновения этого и похожих кризисов — скажем, в ходе российско-грузинского конфликта в 2008 году — неизменно срабатывала в виде клапана, препятствующего международной эскалации напряженности. Хотя, разумеется, и не без нюансов: членство Турции, Болгарии и Румынии в НАТО в принципе дает возможность Альянсу наращивать присутствие в этом регионе. Впрочем, лишь до тех пор, пока речь идет о военных судах под флагами этих трех стран — и в этом огромное значение действующей Конвенции Монтрё, о необходимости «подправить» которую на Западе говорят все чаще и чаще. А тут еще возникают риски оттуда, откуда их и не ждали: речь идет о намерении Турции построить так называемый канал «Стамбул», который пройдет параллельно проливу Босфор по европейской части города. В обоснование необходимости постройки канала турки говорят об уникальности водной артерии Босфора, которую надо спасать от растущего судоходного трафика. Заметим, что его значительную часть составляет поток российских нефтяных танкеров. Нельзя сказать, чтобы аварии в сложном для судоходства Босфоре случались каждый день, но в их регулярности сомневаться не приходится. Здесь мы фиксируем экономическое измерение вопроса для России. Ведь за исключением отдельных необязательных услуг, вроде лоцманских, проход гражданских кораблей по Босфору согласно Конвенции Монтрё является свободным и бесплатным. Чего, разумеется, нельзя будет сказать о канале «Стамбул», который турецкое руководство твердо намерено превратить во второй Суэц и при разработке концепта которого учитывает опыт строительства и эксплуатации Панамского канала. Экология экологией, но Турция твердо собирается зарабатывать на канале «Стамбул» деньги. Причем статистически получается так, что в первую очередь именно на российском судоходном движении. У вопроса кроме экономики есть и не менее «дорогое» политическое измерение: вольно или невольно, но строительство канала «Стамбул» затрагивает Конвенцию Монтрё, в неприкосновенности которой Российская Федерация заинтересована кровно. С одной стороны, самое большое значение Конвенции Монтрё заключается в том, что она строго ограничивает тоннаж и срок пребывания военных кораблей нечерноморских стран в Черном море. И с этой точки зрения строительство канала «Стамбул» ни на что влиять не должно. С другой стороны, возникновение на карте региона канала «Стамбул» — это юридический повод для того, чтобы Конвенция Монтрё была скорректирована. Как минимум, что в качестве точек входа в Эгейское, Мраморное и Черное моря есть проливы Дарданеллы и Босфор. Никакого канала «Стамбул» там не предусматривается и режим его работы не оговаривается. Более того, в Конвенции Монтрё нет ни одного положения, касающегося, как именно Турция собирается распределять судоходное движение при появлении альтернативных маршрутов следования между Мраморным и Черным морями — пролива Босфор и канала «Стамбул». Иными словами, международный правовой статус будущего канала не определен, что создает опасную юридическую пустоту и не может игнорироваться странами — участницами Конвенции Монтрё. Вопрос корректировки Конвенции Монтрё может быть поставлен на повестку дня в обозримой перспективе — когда проект канала «Стамбул» выйдет на этап практической реализации. Еще раз подчеркнем, что созыв международной конференции для корректировки Конвенции Монтрё — сценарий для России нежелательный. Просто потому, что, начиная подобные переговоры, никогда не знаешь, чем они закончатся. Особенно сейчас, когда у Российской Федерации — не самое простое положение для того, чтобы максимально эффективно отстаивать на международной арене решения, отвечающие своим национальным интересам. Заметим, что канал «Стамбул», считающийся личным детищем президента Реджепа Тайипа Эрдогана, включен в перечень приоритетных объектов, разработанных руководством Турции к 2023 году, когда страна будет отмечать свой столетний юбилей. Буквально в эти дни в Турции министерством транспорта окончательно просчитывается финансовая модель канала, и, как ожидается, в ближайшие недели она будет обнародована. Вслед за этим будущие инвесторы и подрядчики будут приглашены для участия в конкурсной процедуре на строительство. Кстати, в числе потенциальных интересантов называются и китайцы, подумывающие вписать канал «Стамбул» в свою глобальную инициативу «Пояс и путь». Единственный, кто до сих пор еще не обозначил своего желания говорить по каналу «Стамбул», — это Россия. Россия хранит официальное молчание, предпочитая не видеть, как продвигается реализация проекта, имеющего для региона и для нашей страны стратегическое значение. Причина проста: пока на российской стороне преобладает та точка зрения, что у Турции нет ни денег, ни финансовой модели для того, чтобы обеспечить строительство канала. Однако, заметим, что и в случае первой турецкой атомной электростанции «Аккую» финансовая модель хромала на обе ноги, однако Турции удалось инициировать ее практическую реализацию. И это — лишь один из многочисленных примеров завидной способности Турции реализовывать малореализуемые проекты. Не замечать новой ситуации в Черном море и не просчитывать варианты на несколько шагов вперед — это страусиная позиция, которая может дорого обойтись России как в финансовом, так и в политическом плане. «Стамбул» — не просто платная «скоростная автодорога» по маршруту Черное — Мраморное море. Он может «по касательной» задеть Конвенцию Монтрё, а следовательно, и весь существующий с 1936 года режим безопасности Черноморского бассейна — который и так, при настойчивых усилиях Запада и НАТО, в наши дни трещит по швам. А следовательно, позиция России должна быть обозначена турецкой стороне предельно конкретно: либо мотивированное и четко озвученное неприятие канала «Стамбул» с его блокированием всеми доступными нашей стране способами, либо непосредственное участие в проекте с тем, чтобы стать одной из тех стран, которая будет непосредственно управлять судоходным движением в важнейшей для Черного моря судоходной артерии. Проблема проливов, что для Российской империи, что для Советского Союза, что для Российской Федерации, — без преувеличения, вечная. Активно отстаивали свою позицию и Российская империя, и СССР, пора и Российской Федерации высказаться. Оставаться в стороне от канала «Стамбул» и отмолчаться не получится. История, рано или поздно, все равно заставит. Иван Стародубцев
Комментарии (0)