СМИ

Завершаем нашу трилогию о периоде Большого террора, который еще называли “Ежовыми рукавицами” – по имени наркома Николая Ежова. Меньше чем за два года 1,4 млн. человек было арестовано, половина расстреляна. Перед смертью жены успевали дать показания на мужей, друзья на друзей, однополчане друг на друга. Большой террор закончился так же, как и начался – расстрелом врагов народа. Только теперь это уже были палачи...

Авторство термина “Большой террор” приписывают британскому историку Роберту Конквесту, который выпустил книгу с таким называнием – “The Great Terror”. В народе репрессии называли “ежовщиной”. А советская пропаганда – “Ежовыми рукавицами”. Причем, заметим, “стальными”. Намек каламбура понятен.
Нам с трудом удалось отыскать оригинальный агитплакат тех лет: после расстрела Ежова большая часть печатной продукции с его изображением была уничтожена. И не потому, что он убийца и садист, а из-за признания (под пытками) в гомосексуальных связях.
В протоколе допроса от 24 апреля 1939 года Ежов сообщил следователю, что совершал акты мужеложства в антисоветских и корыстных целях. И перечислил партнеров по пьяным оргиям: директора МХАТа Якова Боярского-Шимшелевича (у него была жена и двое детей); старого большевика Филиппа Голощекина (ему на тот момент было 62 года); верного сподвижника, дивизионного комиссара Владимира Константинова, который тянул его по службе; и еще нескольких человек, считавшихся его друзьями. Всех расстреляли. Но это было на финише кровавой мельницы.

А стартовал процесс массовых репрессий за два с лишним года до Большого террора -– с убийства 1 декабря 1934-го Сергей Кирова. Первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) был застрелен неуравновешенным придурком Леонидом Николаевым. Об этой истории написано много чуши: будто Николаева послал Сталин, чтобы иметь повод к расправе над врагами, или что Киров соблазнил жену убийцы.
Интрига сохранялась до тех пор, пока 1 декабря 2009 года не был рассекречен дневник Николаева. Там четко указан мотив: Николаев решил отомстить Кирову за свое увольнение из Института истории партии, после чего он стал безработным. Николаев увлекался личностью Андрея Желябова, который убил Александра II, и мечтал войти в историю подобным образом.
Вошел. Точнее, влип. Застрелиться он не успел, поэтому до расстрела был допрошен с пристрастием. Оговорил жену Мильду Драуле, ее сестру, свою мать, брата, двух сестер, кузенов и многочисленную родню своей жены и практически всех знакомых, чьи имена смог вспомнить.
Жену расстреляли 10 марта 1935 года. Родственников частично тоже расстреляли, частично отправили в лагеря. Всего на пяти процессах по делу Николаева приговорили к расстрелу 17 человек, к тюремному заключению – 76 человек, к ссылке – 30 человек.
Каждый из этих несчастных успел оговорить еще какое-то количество знакомых. Следственные органы вошли в раж и начали “сбивать” бывших оппозиционеров из зиновьевской группы в большой антисоветский заговор. Как минимум это выглядело масштабно. За раскрытие заговора могли дать комнату в коммуналке, повышение по службе или путевку в санаторий.
26 января 1935 года Сталин подписал постановление Политбюро о высылке из Ленинграда на север Сибири 663 бывших сторонников Зиновьева. К ним добавили 12 тысяч “социально чуждых элементов”, в основном представителей интеллигенции. Но это еще были не массовые расстрелы и даже не лагеря, а просто ссылки.
Следственная машина закрутилась быстрее. Весной 1935-го органы НКВД из Ленинграда переместили свой взор в Москву. Появилось так называемое “кремлевское дело”, в рамках которого была арестована группа служащих правительственных учреждений в Кремле по обвинению в создании террористической группы, готовившей покушения на руководителей государства. Потом эти люди своими показаниями отправят на расстрел высшее партийное руководство страны. Пока же это была разминка перед Большим террором.
Все самое страшное началось после 26 сентября 1936 года: в этот день народным комиссаром внутренних дел СССР был назначен Николай Ежов, сменивший на этом посту не справившегося с поставленной задачей по утилизации врагов народа Генриха Ягоду.
Честно признаюсь, что биографию Ежова я начал изучать только сейчас, в период подготовки статьи. Раньше мне ошибочно казалось, что это был старый чекист, который с младых ногтей начал выявлять и расстреливать контрреволюционеров.
Ничего подобного. Ежов был мелким чиновником в Орграспредотделе, заместителем наркома земледелия СССР, зампредседателя ВСНХ (некое подобие министерства Кабинета министров у нас). На него обратили внимание, когда он исполнял обязанности заведующего отделом планово-торгово-финансовых органов ЦК ВКП(б) и политико-административного отдела ЦК ВКП(б) и вошел в Центральную комиссию ВКП(б) по «чистке» партии.
Именно он через голову Ягоды передавал наверх – Жданову и Сталину – собственные изыскания по части тайного “троцкистского центра”. И тем самым заслужил пост наркома. Получив от руководства карт-бланш на ликвидацию заговора в партии и обществе с конечной целью убийства Сталина и изменения ход истории.
Задача была масштабная. Под эту “лавочку” в 1936-1938 гг. слепили три так называемых “московских процесса”. Под нож пустили старых революционеров, занимавших высокие посты в партийных и государственных структурах: Николая Бухарина, которого мы вспоминали в первой части, Карла Радека, Юрия Пятакова, Алексея Рыков, Христиана Раковского и сотни других. Среди расстрелянных 15 марта 1938 года в Лубянской тюрьме НКВД был “папередник” Ежова – Генрих Ягода, который начинал “чистки” после убийства Кирова.
Помимо расстрела партийных деятелей, эпоха Большого террора “прославилась” широкомасштабными арестами в НКВД и армии. Интересно, что непосредственных исполнителей этого действа – следователей и ответственных сотрудников – уже в 1939-м вылавливали и расстреливали ставленники Лаврентия Берии, когда он сменил Ежова на его посту.
12 июня 1937 года состоялся самый крупный в новейшей истории “генеральский расстрел”: была казнена армейская элита, герои Первой мировой и Гражданской войн, легендарные красные комдивы и командармы – Иона Якир, Иероним Уборевич, Михаил Тухачевский, Виталий Примаков, Витовт Путна и другие.
Василий Блюхер умер во время следствия. Ян Гамарник и еще несколько высших офицеров застрелились. Павел Дыбенко, а с ним еще человек десять командиров расстреляны в 1938-м. Не тронули лишь Климента Ворошилова, а Семена Буденного и Бориса Шапошникова оправдали.
Абсолютный ужас – читать допросы жен и боевых друзей героев войны. Все они давали показания против своих близких. Потом против себя. Запомнились слова впоследствии расстрелянной жены Блюхера Галины Покровской: “Во время нашей супружеской жизни я видела, что хотя Василий и был коммунистом, но коммунистических взглядов на самом деле не разделял… выпив, хвалил Троцкого… Резко отрицательно говорил о военном командовании в Москве...”.
Этих слов было достаточно для расстрела, до которого Блюхер, к счастью для себя, не дожил. Чтобы попасть под каток репрессий, в принципе не нужно было ничего делать. Достаточно одного доноса недоброжелателей или выбитых пытками показаний ранее арестованных. Почти все подсудимые на процессах 1936-1938 гг. были оговорены своими подчиненными – теми, кого взял Ягода по “делу Кирова”.
Что характерно, общество не только монотонно проглатывало весь этот кошмар, но и охотно в нем участвовало. Все хотели помочь органам очистить страну от врагов. Даже если они были родственниками, друзьями, соседями или коллегами по работе. Утром здоровались, днем писали донос, вечером наблюдали, как к дому подкатывает “черный ворон”.
Не удивительно, что при такой активности населения за два года по политическим мотивам было арестовано 1 372 382 человека и расстреляно 681 692 человека. Официальное начало всеобщей “чистке” дал пленум ЦК ВКП(б) 23 февраля – 3 марта 1937 года, собравшийся для обсуждения доклада “О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников”. Примечательно, что из 72 ораторов, выступавших на этом пленуме, 52 были расстреляны в период от полугода до полутора лет.
Среди них был и старый большевик Павел Постышев, работавший секретарем ЦК КП(б) Украины, первым секретарем Харьковского, а потом и Киевского обкомов. В Украине он известен тем, что довел до самоубийства председателя Совнаркома УССР и председателя Госплана УССР Николая Скрипника. Потом его самого начали “съедать” соратники, и он перебрался на пост первого секретаря Куйбышевского обкома партии.
Отметился самыми широкомасштабным репрессиям в стране по сравнению с другими областями. Первое место – по всем показателям. Очень старался. Но... 8 января 1938 года был снят с должности, 17 февраля исключен из партии, 22 февраля арестован, а через год, 26 февраля 1939 года, расстрелян. Помимо самого Постышева, была также расстреляна его жена, а сын получил 10 лет лагерей. То ли “недостарался”, то ли перестарался. А, может, кто-то оказался удачливей и написал ловкий донос.
Честно говоря, чем больше я читаю материалов тех лет, тем меньше у меня сострадания к партийным скорпионам, которые сначала приговаривали к смерти своих друзей, а потом самих себя. Они сели в адский поезд без тормозов и отправились в пропасть. Туда им, по большому счету, и дорога.
А вот кого мне искренне жаль, так это людей науки и культуры, по которым Большой террор ударил рикошетом. В прошлой части нашего повествования мы вспомнили писателей, в том числе детских, которые уже точно не могли быть заядлыми антисоветчиками.
Сейчас я хочу назвать всего несколько имен. Но каких! Сергей Королев – арестован 27 июня 1938 года по обвинению во вредительстве. На допросе ему сломали обе челюсти. Приговорили к 10 годам лагерей на Колыме. Полумертвый от цинги он рассчитал свою первую радиоуправляемую ракету на стене барака в Мальдяке.
Андрей Туполев – гениальный создатель самолета Ту. Был арестован по доносу 21 октября 1937 года за “антисоветские высказывания” после рабочей поездки в США. Из него выбивали признание в шпионаже и передаче чертежей советских самолетов иностранной разведке. Трудно представить, как он сумел все выдержать и не отправить себя на расстрел. Получил “всего” 15 лет лагерей.

Николай Лихачев – знаменитый русский историк, палеограф и искусствовед. Создал уникальный историко-культурный музей, который затем передал в дар государству. Он не был жертвой Большого террора. Его арестовали еще 28 января 1930 года и отправили в ссылку, лишив даже мелочи на проезд. Все ценное, включая книги, рукописи, посуду, верхнюю одежду и проч. конфисковали. Умер в 1936 году в нищете, крайне истощенный.
Николай Вавилов – на момент своего ареста в августе 1940 года выдающийся биолог, мечтавший накормить всю страну. Умер от голода в саратовской тюрьме 26 января 1943 года. В 1942 году заочно принят в Члены Лондонского Королевского общества. Точное место захоронения неизвестно.

Эти люди не были врагами или заговорщиками, они не планировали революций или убийств вождей. Они не имели ничего против социализма и коммунистической идеологии. Как, впрочем, и остальные жертвы. Из миллиона неизвестных они выделяются своими прежними заслугами, которые не стали для них смягчающим обстоятельством.
Ради чего ими пожертвовали? Чтобы победить в приближавшейся войне с фашизмом? Чтобы сплотить страну на последнем этапе индустриализации? Чтобы избежать дальнейших “шатаний” в руководящих структурах?
Думаю, все проще: машину смерти под управлением страха уже не могли остановить. Репрессии стали самодостаточным процессом. Система работала на автопилоте. Такое не раз бывало в истории. Вспомним Великую французскою революцию, “съевшую” своих “детей”.
А еще очень важно, как вел себя народ. Посторонним не было дела до чужого горя. А попавшие под раздачу, цепляясь за последнюю надежду на жизнь, говорили то, что от них хотели услышать. И тем самым губили себя и других.
Странность человеческой натуры еще и в том, что следователи и другие палачи, арестовывая бывших коллег, считали себя неуязвимыми. Дескать, с ними такого быть не может. Мы же выполняем важную государственную миссию. Еще как может! Как сказал на судебном процессе избитый до полусмерти Ежов: “Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил”.
Кстати, конец его карьеры произошел очень символично. Наконец-то в партийной среде нашелся человек, который пересилил страх и рискнул подсидеть всесильного наркома. 19 ноября 1938 года в Политбюро поступил донос на Ежова, написанный начальником управления НКВД по Ивановской области Виктором Журавлевым. Он сыграл на том, что ожидавший ареста начальник НКВД УССР Александр Успенский скрылся, и обвинил Ежова в сговоре с врагом народа.
Надо сказать, что Успенского в апреле 1939 года поймали под Челябинском и расстреляли. Но донос Журавлева сработал. Ежова сняли с должности. На его место пришел Лаврентий Берия и тут же назначил автора доноса на пост начальника УНКВД по Москве и Московской области.
Ежов еще пытался оправдаться: написал в Политбюро и лично Сталину письмо, в котором признал себя ответственным за “вредительскую деятельность различных врагов народа, проникших по недосмотру в НКВД и прокуратуру”. Но самобичевание ему не помогло: 10 апреля 1939 года Ежов был арестован при участии Берии и Маленкова в кабинете последнего. 3 февраля 1940 года ему, наконец, зачитали приговор, а на следующий день, 4 февраля, расстреляли.
Берия постарался: “продюсер” Большого террора был осужден не только за “подготовку государственного переворота вместе с сообщниками Фриновским, Евдокимовым и Дагиным” (его замы), а также “планы террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве”, но еще и за мужеложство. Страшный несмываемый позор для большевика-коммуниста. Заодно новая команда зачистила всю братию Ежова сверху донизу. Следователи, которые думали, что “с ними такого не случится”, ошиблись.
P.S. Спрашиваете: к чему все это унылое неактуальное повествование о временах, давно канувших в историю? Какое отношение борьба с врагами народа в сталинском СССР имеет к борьбе с врагами Украины в наше демократическое, евроинтеграционное, безвизовое время?
Зачем мусолить воспоминания о том, как в 1937-м писались доносы, работал конвейер смерти и ломались жизни людей, которые не могли причинить никакого реального вреда власти? Тем более что у нас на носу выборы.
Не знаю, как вам, а мне кажется, что время для уроков истории самое уместное. Потому что не очень здоровая тенденция, когда тех, кто критикует власть или пытается “шагать не в ногу” с официальной идеологической догмой, бьют наотмашь обвинениями в “антисоветской агитации и пропаганде”. Ой, пардон, ошибся, в антиукраинской деятельности.
Стукачество мне тоже не по душе. А оно расцветает. И возникает подозрение, что мы из темного прошлого вышли, а темное прошлое из нас нет. Или я не прав?
Егор Смирнов