СМИ

Международные режимы контроля над вооружениями (КНВ) переживают не лучший период, что заставляет задуматься о перспективных направлениях сохранения этого элемента архитектуры международной безопасности. В 2019 году на всех парах к своему концу движется Договор о ракетах средней и меньшей дальности (ДРСМД), туманом окутаны перспективы Договора о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений (СНВ-III), фактически отсутствует позитивная повестка для очередной обзорной конференции Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО). Никак не решаются вопросы милитаризации космического пространства, что очевидно ведет к развитию противоспутниковых систем. Появляются новые подвиды стратегических вооружений, пригодных к использованию как в ядерном, так и в обычном боевом оснащении. Всё это сочетается со стремительным развитием ракетных (да и противоракетных) технологий самыми разными странами, а также дополнительно усиливается наращиванием потенциалов «некинетического» воздействия (в том числе с использованием кибероружия) на огневые и управляющие системы. В перспективе мировая военно-политическая обстановка движется к перенасыщению отдельных регионов планеты взаимно пересекающимися «слоями» наступательных и оборонительных потенциалов. Растут риски случайной эскалации, неверной оценки намерений противника. Серьезную угрозу представляет возможность восприятия тех или иных демонстративных действий (например, взломов сетей исследовательских организаций, якобы связанных с разведсообществом, или обещания своих истребителей в воздушном пространстве противника), независимо от их реальности, как подготовку к массированной атаке. В такой ситуации ценность ограничений и прозрачности в области вооружений (в первую очередь стратегических, однако определение таковых весьма различается для тех или иных регионов и групп стран) представляется весьма значительной. Контроль над вооружениями позволяет избежать ненужных расходов, получить лучшее представление о возможностях вероятных противников, да и просто разговаривать с контрагентами, используя более-менее единую терминологию. Односторонние решения Однако сегодня сложно говорить о перспективах заключения новых юридически обязывающих договоров, тем более многосторонних. Таким образом, единственным путем представляется создание некой архитектуры односторонних политических обязательств, в идеале включающих в себя в том числе и конкретные меры доверия, обеспечивающие понимание партнерами реальности и достоверности предпринимаемых самоограничений. Наиболее ярким шагом в данном направлении могла бы стать дальнейшая детализация, а в идеале и кодификация мер по «неразмещению первым» ракет средней и меньшей дальности в отдельных регионах мира, обнародованная Владимиром Путиным 2 февраля 2019 года. Данная инициатива осложнена тем фактом, что многие государства считают, что Россия уже развернула такую ракету — в виде 9М729, характеристики которой, по мнению США и их союзников, нарушают положения ДРСМД. Отметим, что одним из направлений разрешения этого противоречия могло бы стать смещение акцента с ракеты, по характеристикам которой вряд ли возможен консенсус, к пусковой установке — теоретически способной запускать и изделия иной конструкции, действительно обладающие большим топливным баком и способные «улететь» на две с лишним тысячи километров. Таким образом может выстроиться некая симметрия с ситуацией вокруг сухопутных «ячеек» комплекса противоракетной обороны Aegis Ashore: фактически нарушающие ДРСМД крылатые ракеты в них никто вроде бы не загружает и загружать не планирует, но стороны готовы учесть озабоченности международного сообщества относительно потенциальных угроз. Ракетный комплекс «Искандер-М» Учет этот может принять форму неких географических и проверяемых (например, в формате инспекционных полетов в рамках Договора об открытом небе) ограничений по размещению новых «горбатых» пусковых в составе ОТРК «Искандер-М» в обмен на меры доверия и прозрачности в части наблюдения за «содержимым» пусковых установок Aegis Ashore. В контексте договора СНВ-III, на случай его непродления и отсутствия перспектив оперативного заключения его «наследника», путем вперед могли бы стать некие «правительственные письменные политические обязательства». Принципиальное согласие на таковые в части спорных вопросов, уже имеющихся в отношении сокращения вооружений в соответствии с этим договором, предположительно, есть и с российской стороны. Если таким образом в одностороннем порядке кодифицировать сохранение хотя бы некоторые из положений СНВ-III, негативные последствия прекращения его действия были бы минимизированы. Силовое разоружение При этом отдельного и самого пристального внимания заслуживает вопрос обеспечения безопасности в условиях отсутствия универсальных режимов. Конечно, и наличие действующих юридически обязывающих договоров в области КНВ не гарантирует отсутствие угроз. В рамках военного строительства, как правило, применяется «хеджирование рисков» на случай выхода контрагентов из соглашений или непредсказуемого развития международной военно-политической обстановки, ведущей к появлению новых угроз. Однако в случае односторонних политических обязательств имеет смысл сразу озвучить и готовность к односторонним силовым мерам — в первую очередь в отношении третьих стран, не связанных ограничениями и очевидно желающих получить за счет этого преимущество. Примером такого подхода могут, с некоторой натяжкой, быть действия Израиля в отношении появления потенциально угрожающих баллистических ракет в Сирии, да и наиболее яркий эпизод «силового нераспространения» также состоялся с участием этих держав в 2007 году, когда израильская авиация уничтожила строящийся ядерный реактор. Сегодня в мире, например, стремление Украины к получению ракет средней дальности, способных угрожать русским городам, вполне может привести к необходимости превентивного ограничения ракетных технологий путем нанесения ударов по соответствующей инфраструктуре разработки и производства. Не исключено, что в случае окончательного провала американо-северокорейского диалога силовое разоружение вернется на повестку дня и в Северо-Восточной Азии. Мост в будущее Таким образом, сочетание односторонней (и взаимной!) сдержанности и готовности к односторонним же действиям для поддержания региональной стабильности может послужить полезным «мостиком» к формированию более универсальных, всеобъемлющих и многосторонних режимов КНВ. При этом не исключено, что в условиях всё более частых политических кризисов в том числе и в, казалось бы, устоявшихся демократических государствах этот путь может оказаться весьма длинным. Как минимум в случае с США, где партийное противоборство (помноженное на лоббизм военно-промышленного комплекса) является одним из главных препятствий для продвижения юридически обязывающих договоров в области КНВ. При этом данная статья не призывает к полной замене (и отмене) работающих механизмов: Венский документ, Договор об открытом небе, различные форматы в рамках ОБСЕ и иные режимы (разной юридической силы) должны продолжать соблюдаться и использоваться. Речь в первую очередь о создании своего рода «костылей» на период кризиса в отношениях России и США (очевидных лидеров и законодателей мод в области КНВ) и неготовности прочих ядерных держав к серьезным юридически обязывающим шагам. Причем что касается последних (в первую очередь Китая), как представляется, односторонние инициативы выглядят единственно допустимым в настоящее время вариантом постепенного включения новых игроков в процесс контроля и ограничений по различным классам вооружений. Дмитрий Стефанович