Кто похоронил мечту о едином пространстве от Лиссабона до ВладивостокаОтношения России с Европой сложны и имеют военное, экономическое и зачастую идеологическое измерение. Эти две сущности на протяжении веков безуспешно пытались найти какой-то приемлемый для обеих сторон modus vivendi. Одним из компромиссов стала идея экономического пространства от Лиссабона до Владивостока.Оно должно было характеризоваться единой экономикой, каким-то политическим пониманием и, возможно, даже глубоким сотрудничеством в военной сфере.
Владимир Путин отстаивал эту идею в своих выступлениях в течение многих лет, хотя и не был первым, кто ее выдвинул. Трансконтинентальный союз от Атлантики до Тихого океана – геополитическая концепция, возникшая какое-то время назад. Она связана с неоевразийством, а до нее – с геополитическим треугольником нацистской Германии, Советской России и империалистической Японии.
Пространство от Лиссабона до Владивостока, которое можно назвать Большой Евразией, представляло бы собой российский поворот в сторону Западной Европы. На какое-то время эта идея была привлекательной как для россиян, так и для европейцев. Как однажды сказала канцлер Германии Ангела Меркель, она надеется, что Россия будет все больше развивать связи с европейским экономическим пространством, и это в итоге приведет к созданию общего экономического пространства от Лиссабона до Владивостока.
Что за сотрудничество может повлечь за собой проект «Большая Евразия»? Он подразумевает по крайней мере некое соглашение о свободной торговле (ССТ), основные характеристики которого включают снижение тарифов и нетарифных барьеров. Группы бизнес-интересов в ЕС, а также в России, вероятно, поддержат такое предложение.
Как говорил Путин, речь могла бы идти о создании «гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока. А в будущем, возможно, и зоны свободной торговли и даже более продвинутых форм экономической интеграции. Фактически мы получим общий континентальный рынок емкостью в триллионы евро».*
Когда мы говорим о России, нам нужно представлять ее вместе с соседними постсоветскими государствами, с которыми она в 2015 году запустила проект Евразийского экономического союза (ЕАЭС).
Можно было бы подумать, что для ЕС соглашение о свободной торговле с ЕАЭС выгодно с экономической точки зрения, так как предоставило бы приоритетный доступ к весьма важному рынку. Но следовало ожидать, что предпосылки, которые выдвинет ЕС для вступления в переговоры, будут многочисленными и жесткими.
Для Москвы такое позиционирование тоже могло бы быть экономически выгодным, поскольку ЕАЭС стал бы мостом, соединяющим европейский рынок с китайской инициативой «Один пояс – один путь» (Belt and Road Initiative – BRI).
На карте это выглядит логичным и привлекательным, но на самом деле Пекин, хотя он и не выступает против сотрудничества с другими блоками, все еще стремится притянуть крупные евразийские ресурсы к самому себе. Проект ЕАЭС, который слабее, чем BRI, неизбежно станет притягиваться к Китаю, и обиды будут накапливаться на российской стороне.
Что же касается единого экономического пространства РФ – Европа, то сохраняется принципиальный вопрос о том, будет ли Москва рассматривать ССТ с ЕС как соответствующий ее интересам или нет. Многие россияне опасаются, что это соглашение будет асимметричным – в пользу ЕС.
На данный момент большая часть российского экспорта в ЕС, в частности нефть и газ, уже торгуется без тарифов. Кроме того, для любой сырьевой экономики задача поддержания существенного и конкурентоспособного промышленного сектора будет труднодостижимой.
До этого момента мы излагали довольно радужную картину того, где позиции двух сторон относительно проекта находились несколько лет тому назад – до украинского кризиса.
Обсуждая геополитические шаги России, всегда нужно помнить, насколько важна Украина для Москвы. Это движущий фактор в просчитывании шагов России. Украина всегда была главной целью великих проектов Москвы как в прошлом, так и в настоящем.
Современный проект ЕАЭС – амбициозное предприятие, выходящее далеко за рамки простой ликвидации границ между пятью бывшими советскими странами (Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Россией), без Украины слабо как в экономическом, так и в географическом отношении.
Многие считают, что еще до Крыма отношения между Россией и Европой стали напряженными и кризис был неизбежен. Но не следует забывать, что именно Украина сделала эти различия непреодолимыми. Можно даже утверждать, что кризис на Украине положил конец любому грандиозному стратегическому видению, объединяющему Россию и Европу. Иными словами, видение от Лиссабона до Владивостока мертво.
Помимо украинской проблемы, есть и другие важные вопросы, которые могут остановить какое-либо продвижение проекта «Большая Евразия» вперед. Европа и Россия – это не только конкурирующие экономические блоки, но и субъекты с противоположными ценностями и политическими системами. Никаких компромиссов между ними не было видно на протяжении веков, за исключением коротких периодов, когда российская военная мощь была востребована для решения внутриевропейских проблем.
В долгосрочной же перспективе отказ от грандиозного видения от Лиссабона до Владивостока следует за тем, что происходит на всем Евразийском континенте. Прагматизм и опора на государственные интересы и возможности вновь вошли в моду через несколько лет надежды после окончания холодной войны.
За последние несколько лет Россия сместилась в сторону востока. И хотя этот разворот можно подвергнуть сомнению, некоторые геополитические тенденции указывают на то, что данное перенаправление подлинно.
Москва говорит: политический сдвиг был ее собственным выбором, но реальность такова, что из трех путей проецирования российского геополитического влияния (Восточная Европа, Южный Кавказ и Центральная Азия) только в Центральной Азии Москва не встретила серьезного отпора со стороны западных держав. А китайское влияние присутствует лишь в экономической сфере.
Этот вектор российской энергетической проекции весьма показателен в эпоху, когда Москву больше тянет на восток, чем на запад. Именно это, вероятно, и является смертельным ударом по некогда грандиозным планам построения экономического пространства от Лиссабона до Владивостока.
___________
* Статья Владимира Путина в немецкой газете «Зюддойче Цайтунг» 25 ноября 2010 года
Эмиль Авдалиани, военный эксперт (Грузия)
Перевод Сергея ДухановаСправкаЭмиль Авдалиани преподает историю и международные отношения в Тбилисском государственном университете и в Государственном университете Ильи (Грузия). Работал на различные международные консалтинговые компании, пишет статьи о развитии событий в военной и политической сферах на постсоветском пространстве.
Кто похоронил мечту о едином пространстве от Лиссабона до Владивостока Отношения России с Европой сложны и имеют военное, экономическое и зачастую идеологическое измерение. Эти две сущности на протяжении веков безуспешно пытались найти какой-то приемлемый для обеих сторон modus vivendi. Одним из компромиссов стала идея экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. Оно должно было характеризоваться единой экономикой, каким-то политическим пониманием и, возможно, даже глубоким сотрудничеством в военной сфере. Владимир Путин отстаивал эту идею в своих выступлениях в течение многих лет, хотя и не был первым, кто ее выдвинул. Трансконтинентальный союз от Атлантики до Тихого океана – геополитическая концепция, возникшая какое-то время назад. Она связана с неоевразийством, а до нее – с геополитическим треугольником нацистской Германии, Советской России и империалистической Японии. Пространство от Лиссабона до Владивостока, которое можно назвать Большой Евразией, представляло бы собой российский поворот в сторону Западной Европы. На какое-то время эта идея была привлекательной как для россиян, так и для европейцев. Как однажды сказала канцлер Германии Ангела Меркель, она надеется, что Россия будет все больше развивать связи с европейским экономическим пространством, и это в итоге приведет к созданию общего экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. Что за сотрудничество может повлечь за собой проект «Большая Евразия»? Он подразумевает по крайней мере некое соглашение о свободной торговле (ССТ), основные характеристики которого включают снижение тарифов и нетарифных барьеров. Группы бизнес-интересов в ЕС, а также в России, вероятно, поддержат такое предложение. Как говорил Путин, речь могла бы идти о создании «гармоничного сообщества экономик от Лиссабона до Владивостока. А в будущем, возможно, и зоны свободной торговли и даже более продвинутых форм экономической интеграции. Фактически мы получим общий континентальный рынок емкостью в триллионы евро».* Когда мы говорим о России, нам нужно представлять ее вместе с соседними постсоветскими государствами, с которыми она в 2015 году запустила проект Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Можно было бы подумать, что для ЕС соглашение о свободной торговле с ЕАЭС выгодно с экономической точки зрения, так как предоставило бы приоритетный доступ к весьма важному рынку. Но следовало ожидать, что предпосылки, которые выдвинет ЕС для вступления в переговоры, будут многочисленными и жесткими. Для Москвы такое позиционирование тоже могло бы быть экономически выгодным, поскольку ЕАЭС стал бы мостом, соединяющим европейский рынок с китайской инициативой «Один пояс – один путь» (Belt and Road Initiative – BRI). На карте это выглядит логичным и привлекательным, но на самом деле Пекин, хотя он и не выступает против сотрудничества с другими блоками, все еще стремится притянуть крупные евразийские ресурсы к самому себе. Проект ЕАЭС, который слабее, чем BRI, неизбежно станет притягиваться к Китаю, и обиды будут накапливаться на российской стороне. Что же касается единого экономического пространства РФ – Европа, то сохраняется принципиальный вопрос о том, будет ли Москва рассматривать ССТ с ЕС как соответствующий ее интересам или нет. Многие россияне опасаются, что это соглашение будет асимметричным – в пользу ЕС. На данный момент большая часть российского экспорта в ЕС, в частности нефть и газ, уже торгуется без тарифов. Кроме того, для любой сырьевой экономики задача поддержания существенного и конкурентоспособного промышленного сектора будет труднодостижимой. До этого момента мы излагали довольно радужную картину того, где позиции двух сторон относительно проекта находились несколько лет тому назад – до украинского кризиса. Обсуждая геополитические шаги России, всегда нужно помнить, насколько важна Украина для Москвы. Это движущий фактор в просчитывании шагов России. Украина всегда была главной целью великих проектов Москвы как в прошлом, так и в настоящем. Современный проект ЕАЭС – амбициозное предприятие, выходящее далеко за рамки простой ликвидации границ между пятью бывшими советскими странами (Арменией, Белоруссией, Казахстаном, Киргизией и Россией), без Украины слабо как в экономическом, так и в географическом отношении. Многие считают, что еще до Крыма отношения между Россией и Европой стали напряженными и кризис был неизбежен. Но не следует забывать, что именно Украина сделала эти различия непреодолимыми. Можно даже утверждать, что кризис на Украине положил конец любому грандиозному стратегическому видению, объединяющему Россию и Европу. Иными словами, видение от Лиссабона до Владивостока мертво. Помимо украинской проблемы, есть и другие важные вопросы, которые могут остановить какое-либо продвижение проекта «Большая Евразия» вперед. Европа и Россия – это не только конкурирующие экономические блоки, но и субъекты с противоположными ценностями и политическими системами. Никаких компромиссов между ними не было видно на протяжении веков, за исключением коротких периодов, когда российская военная мощь была востребована для решения внутриевропейских проблем. В долгосрочной же перспективе отказ от грандиозного видения от Лиссабона до Владивостока следует за тем, что происходит на всем Евразийском континенте. Прагматизм и опора на государственные интересы и возможности вновь вошли в моду через несколько лет надежды после окончания холодной войны. За последние несколько лет Россия сместилась в сторону востока. И хотя этот разворот можно подвергнуть сомнению, некоторые геополитические тенденции указывают на то, что данное перенаправление подлинно. Москва говорит: политический сдвиг был ее собственным выбором, но реальность такова, что из трех путей проецирования российского геополитического влияния (Восточная Европа, Южный Кавказ и Центральная Азия) только в Центральной Азии Москва не встретила серьезного отпора со стороны западных держав. А китайское влияние присутствует лишь в экономической сфере. Этот вектор российской энергетической проекции весьма показателен в эпоху, когда Москву больше тянет на восток, чем на запад. Именно это, вероятно, и является смертельным ударом по некогда грандиозным планам построения экономического пространства от Лиссабона до Владивостока. ___________ * Статья Владимира Путина в немецкой газете «Зюддойче Цайтунг» 25 ноября 2010 года Эмиль Авдалиани, военный эксперт (Грузия) Перевод Сергея Духанова Справка Эмиль Авдалиани преподает историю и международные отношения в Тбилисском государственном университете и в Государственном университете Ильи (Грузия). Работал на различные международные консалтинговые компании, пишет статьи о развитии событий в военной и политической сферах на постсоветском пространстве.
Комментарии (0)