СМИ

Франк Дидрон (Franck Didron) разговаривал с матерью по телефону в тот момент, когда он лишился правого глаза. Это случилось 1 декабря, спустя три недели после начала демонстраций движения «желтых жилетов» на улицах Франции, и для 20-летнего Дидрона это была первая масштабная акция протеста в Париже, в которой он принял участие. «Я повернул голову, и в меня выстрелили, — вспоминал он. — Следующее, что я помню, — как я лежу на земле».

Дидрон лишился глаза из-за резиновой пули, которыми стреляют из травматического оружия, называемого lanceurs de balles de d?fense (LBD), — весьма сомнительного оружия, которое французская полиция продолжает использовать, несмотря на набирающую обороты критику со стороны правозащитных групп. За несколько секунд до ранения Дидрон заверил свою мать, что с ним все в порядке.

И его случай не единичен. С момента первой акции протеста «желтых жилетов» в ноябре прошлого года 24 человека ослепли на один глаз, и еще 283 человека получили ранения в голову в результате применения полицией оружия, в первую очередь травматического оружия с резиновыми пулями, о чем рассказал Давид Дюфресне (David Dufresne), независимый журналист с сайта M?diapart. Министерство внутренних дел Франции, которое не ведет статистику конкретных видов ранений, заявило, что к 13 мая было ранено 2 448 протестующих и 1 797 полицейских.

С момента начала первых акций протеста движение «желтых жилетов» превратилось из демонстраций против роста налогов на топливо в агрессивный бунт против президента страны Эммануэля Макрона и его экономической политики. Масштабы протестов в конечном счете заставили Макрона отказаться от повышения налогов на топливо и организовать для граждан «широкие национальные дебаты», чтобы они могли рассказать о том, что их по-настоящему беспокоит. Однако все его попытки начать диалог были омрачены насилием со стороны полиции, которая жестоко подавляла выступления протестующих.

Грубая тактика полиции вызвала бурное негодование, став еще одной движущей силой — наряду с недовольством экономической ситуацией в стране — для еженедельных протестов. Хотя полицию неоднократно критиковали за то, что она не смогла удержать движение желтых жилетов под контролем, многие считают действия полиции и применение травматического оружия непропорциональными. По мере роста числа случаев серьезных ранений вопрос о насилии со стороны полиции стал одной из главных тем политических дебатов во Франции.

«За последние 20 лет из-за полицейского насилия зрения лишились 60 человек, и 24 из них — с ноября прошлого года, — рассказал Дюфресне. — Это треть от общего числа жертв — и всего за полгода». До недавнего времени девизом полиции было никогда не вступать в контакт с протестующими, однако, по словам Дюфресне, полиция, по всей видимости, изменила тактику.

Министерство внутренних дел Франции подтвердило, что полиция изменила свой подход. «Эволюция мирных протестов в марши, во время которых отдельные агрессивные элементы пытаются спровоцировать массовые беспорядки, заставила службы безопасности выбрать новую тактику: мобильность, немедленное рассеивание агрессивно настроенных групп, аресты», — сообщили представители министерства, добавив, что полиция придерживается «принципов абсолютной необходимости и строгой пропорциональности».

Французская полиция также применяет гранаты со слезоточивым газом GLI-F4, в каждой из которых содержится 25 граммов тротила. Их применение для разгона демонстраций «желтых жилетов» привело к тому, что пять человек лишились кистей рук, а одна пожилая женщина погибла в результате того, что такая граната попала к ней в квартиру через открытое окно. Франция — единственная европейская страна, в которой правоохранительные органы применяют такие гранаты, и одна из немногих европейских стран, где применяются резиновые пули.

Целый ряд правозащитных организаций, включая Правозащитную лигу Франции, D?fenseur des Droits, организацию Amnesty International, Европейский совет и ООН, призвали французские власти отказаться от применения LBD.

«Мы решительно требуем провести подробный анализ сообщений об актах чрезмерного применения силы [во Франции]», — заявила в марте верховный комиссар ООН по правам человека Мишель Бачелет (Michelle Bachelet).

«Моя жизнь закончилась»

В апреле французское правительство ответило ООН: «Полиция не применяет LBD против протестующих, даже если они ведут себя несдержанно, если протестующие не совершают физического насилия в отношении полиции и не наносят серьезный ущерб. Если они это делают, они перестают быть протестующими и становятся участниками агрессивных и незаконных собраний».

Однако 24 искалеченные жертвы — те, кто ослеп на один глаз и потерял кисти рук, — с этим не согласны. Дидрон настаивает на том, что его поведение не было агрессивным, когда в него попала резиновая пуля: он утверждает, что он разговаривал по телефону и даже не понял, что полиция успела приблизиться к нему.

Он приехал в Париж из Верхней Марны на востоке Франции, где он прежде работал садовником. Когда компания обанкротилась, его уволили, и с тех пор ему приходилось браться за мелкие подработки, чтобы сводить концы с концами. «Я решил принять участие в марше, чтобы защитить свое будущее, общее будущее, — сказал он. — Теперь мне 20, и у меня уже нет одного глаза. Моя жизнь закончилась».

Все, кто получил увечья из-за действий полиции, утверждали в своих интервью Politico, что они не принимали участия в актах насилия, хотя некоторые их них были участниками протестов, позже переросших в открытые столкновения. Давид Брайденстайн (David Breidenstein), 40-летний рабочий фабрики на востоке Франции, рассказал, что во время акции протеста в Париже 16 марта он пытался отойти от густого облака слезоточивого газа, когда ему в голову попала резиновая пуля. «Было ощущение, что в голову попал кусок бетона, летевший с огромной скоростью», — рассказал Брайденстайн, который ослеп на левый глаз.

27-летний Гвендал Лерой (Gwendal Leroy) только что помог медикам скорой помощи уложить на носилки раненого участника акции «желтых жилетов» в Ренне 19 января и переходил улицу, намереваясь покинуть место проведения демонстрации, когда прямо за ним разорвалась граната со слезоточивым газом. Он не может точно сказать, потерял ли он глаз в результате разрыва гранаты или его ранило резиновой пулей. «Последним, что я увидел своим левым глазом, был взрыв», — сказал он.

Патрис Филиппе (Patrice Philippe), 49-летний водитель тягача из Лона на юго-западе Франции, решил приехать в Париж 8 декабря, чтобы «поддержать людей, оказавшихся в трудной ситуации», хотя сам он в тот момент не испытывал особых финансовых сложностей. Он рассказал, как он подошел к полицейским, чтобы спросить, можно ли ему покинуть место проведения акции протеста, когда он почувствовал ударную волну от взрыва гранаты, упавшей рядом с ним за мгновение до того, как ему в глаз попала резиновая пуля.

«В тот день я увидел, где заканчивается наша свобода», — сказал Филиппе. Это была первая акция протеста в его жизни.

Вместе с другими участниками акций протеста «желтых жилетов» эти люди создали группу поддержки Les mutil?s pour l'exemple («Изуродованные, чтобы служить примером») для жертв насилия со стороны полиции. В своем манифесте он поклялись «бороться за справедливость и добиться запрета этого оружия войны». Это может прозвучать довольно ультимативно, но, согласно международной классификации, LBD действительно попадают в категорию оружия войны, как сообщила газета Le Canard Encha?n?.

Министерство внутренних дел Франции сообщило изданию Politico, что LBD — это «оружие промежуточных сил» и что оно относится к категории, которая включает в себя оружие, «специально разработанное для военного применения и для органов охраны правопорядка».

Контроль за поведением толпы

«Мы не баниты, не фашисты, не радикалы, как утверждает правительство, — сказал Лерой. — Мы — безработные, рабочие, студенты, пенсионеры. Просто нам не хватает на еду, и мы пытаемся свести концы с концами, а им все равно».

Поскольку «желтые жилеты» решительно намерены продолжить проводить свои марши, еженедельному насилию, по всей видимости, не будет конца — водитель Филиппе называет это «войнами по субботам». Он надеется, что французское правительство запретит полиции применять силу в отношении протестующих. «У них все карты на руках, — сказал он. — Просто позвольте людям проводить демонстрации».

Министерство внутренних дел заявило, что оно «всегда призывало к ответственности и образцовому поведению в рядах полиции», добавив: «Мы всегда говорили, что любое ранение — в рядах полиции или в рядах "желтых жилетов" — это травма для многих, и что, если будет совершено преступление, за ним последует наказание».

Тем не менее, правительство Франции предпочитает не реагировать на насилие со стороны полиции, чем еще больше злит представителей «желтых жилетов». Министр внутренних дел Кристоф Кастанер (Christophe Castaner) вызвал бурю негодования, попытавшись преуменьшить последствия грубой тактики полиции. В январе, спустя несколько недель после того, как Дидрон и Филиппе лишились глаз, Кастанер сказал: «Я не знаю ни одного случая, когда офицер полиции атаковал бы "желтые жилеты"».

В феврале Кастанер принял участие в телешоу, в котором его роль заключалась в том, чтобы разъяснить тактику полиции обычным школьникам. На силуэте человека он обвел те части тела, в которые полицейским разрешается стрелять, чтобы контролировать толпу — это руки, ноги, но ни в коем случае не голова, — и сказал, что случаев, когда людям случайно попадали в голову, было всего около 10. Между тем, по подсчетам Дюфресне, ранения в голову получили 195 человек.

В апреле, когда по подсчетам Дюфресне, глаз лишились 23 человека, кистей рук лишились пять человек, и еще 233 человека были ранены в голову, Кастанер заявил, что, «если полиция допустила какие-то ошибки, в отношении виновных будут приняты меры». Однако он добавил, что пока такие ошибки «единичны».

Спустя месяц министр оказался в крайне неприятном положении после своего заявления о том, что протестующие «атаковали» медицинский персонал больницы Piti?-Salp?tri?re во время марша в Париже в День труда, — заявления, которое, как выяснилось позже, было ложным. Позже выяснилось, что протестующие побежали в больницу, чтобы спастись от «сачка» — приема полиции, позволяющего загнать протестующих в определенное место.

Позже Кастанер заявил, что ему «не следовало использовать» слово «атака», добавив: «Мне следовало сказать "насильственное вторжение"».

Недоверие

Полиция начала применять грубые методы контроля поведения толпы еще до того, как Макрон стал президентом страны. Эти методы были применены еще в 2016 году, когда люди вышли на улицы, чтобы протестовать против реформы трудового законодательства президента Франсуа Олланда.

«Именно тогда проявила себя нынешняя репрессивная система с ее методом «сачка» и применением уродующего оружия, которое прежде не использовалось», — рассказал Винсент Денис (Vincent Denis), профессор современной истории Франции в Сорбонне. Он добавил, что метод «сачка» оказался контрпродуктивным, потому что в эти моменты протестующих как правило охватывает паника, что ведет к эскалации.

Денис также раскритиковал полицию за то, что LBD выдаются людям, «не имеющим специальной подготовки для того, чтобы использовать это оружие». Протестующие сообщили о множестве случаев применения LBD со стороны бригады по борьбе с преступностью (BAC), которую вызвали для подкрепления.

Министерство внутренних дел сообщает, что полицейские регулярно проходят проверки на меткость стрельбы, что применение LBD — это «временная мера, которая отвечает требованиям конкретной миссии», что это оружие выдается «под жестким контролем» и «исключительно офицерам, имеющим разрешение на применение такого оружия».

Недоверие к полиции со стороны протестующих еще больше возросло после того, как в нескольких случаях видео с камер наблюдения, которые могли бы помочь обнаружить виновников увечий среди протестующих, оказались бесполезными: либо записи терялись, как в случае с Дидроном, либо камера снимала под другим углом, как в случае с Лероем.

Иногда Дидрон испытывает гнев в отношении полиции, но больше всего ему хочется получить ответы на свои вопросы. «Мне бы хотелось, чтобы полицейский, который сделал это со мной, объяснил, зачем он это сделал. Чтобы я понял», — сказал он.

По словам Лероя, он не злится на полицейского, который его ранил, потому что этот полицейский все равно не будет наказан, поэтому проще всего просто «проскочить стадию ненависти» в попытках смириться с тем, что с ним произошло. Несмотря на травму, Лерой выразил симпатию к национальной жандармерии, которую многие протестующие считают более умеренной, и даже призвал их присоединиться к маршам «желтых жилетов».

Члены ассоциации «изуродованных» стараются помогать друг другу по мере возможностей, однако они говорят, что потеря глаза зачастую ведет к изоляции, даже несмотря на поддержку группы. «Мы смотрим в лицо проблеме вместе, но мы плачем по отдельности», — сказал Филиппе.

Члены ассоциации «изуродованных» говорят, что им приходится как-то справляться с сильными головными болями, депрессией и ощущением, что они заперты дома как в ловушке, потому что после подобной травмы запрещено садиться за руль автомобиля в течение полугода, а их оставшиеся глаза стали очень чувствительны к свету. «Большую часть дня я провожу в темноте, — рассказал рабочий Брайденстайн. — Потому что мой второй глаз очень быстро устает. Я ничего не могу делать, это ужасно. Я схожу с ума, вынужденный оставаться дома в одиночестве».

Когда правительству задают вопросы о действиях полиции, оно указывает на акты насилия со стороны «желтых жилетов», которые разгромили Триумфальную арку», подожгли магазины и роскошный ресторан Fouquet у Елисейских полей. В своем новогоднем обращении Макрон назвал протестующих «бандитами».

Большинство «желтых жилетов» не оправдывают эти акты насилия и не пытаются отрицать, что представители их движения опускаются до подобных агрессивных действий, но они все равно считают реакцию полиции — а также отсутствие наказания для офицеров полиции, превысивших свои полномочия, — непропорциональной.

Водитель Филиппе, который потерял глаз, назвал группы агрессивно настроенных людей необходимым элементом для того, чтобы защитить протестующих от полиции, — «собственными вооруженными силами» движения.

«Если власти хотят остановить насилие, все мы можем сесть за стол и поговорить, — добавил он. — Они признают свои ошибки, а мы признаем наши».