СМИ

Тысячелетиями баня была местом очищения и перерождения, служа символом человеческого упорства и выносливости.

Ранней весной, когда Нью-Йорк обычно стряхивает с себя зимнюю тоску, стало известно, что грядет новая спячка. Наш мэр Билл де Блазио (Bill de Blasio) объявил о немедленном закрытии всех заведений не первой необходимости — чтобы остановить распространение covid-19.

Вместе с другими нью-йоркцами я начала представлять себе городскую жизнь вообще без магазинов, баров и ресторанов. Я вспоминала ситуации, когда оставалась дома вместо того, чтобы отправиться в музей или ночной клуб — не сомневаясь, что у меня уйма времени и что все еще впереди.

И если другие оплакивали свои любимые подвальные бары, я скорбела по русской бане недалеко от Уолл-стрит — the banya, мое любимое место во всем Нью-Йорке.

Не припомню, когда я побывала там впервые, но родители говорят, что мне было два годика.

Я считаю, что без бани город не город — как без тротуара — и примириться с этой утратой мне было особенно тяжело.

До этого баня работала всегда. Ее не смогли закрыть ни ураган «Сэнди», ни великое затмение 2003 года, ни даже теракт 9/11 — просто на следующий день владелец проснулся пораньше, чтобы раскопать вход от обломков.

Но теперь, похоже, баня нашла достойного соперника — глобальную пандемию, которая потрясла мир.

Как ни странно, баню я поначалу терпеть не могла. Все детство я куксилась, когда мама меня туда водила. Было как-то страшновато: темно, потно и кругом большие волосатые дяди. И то и дело по полу сновали тараканы.

Но мама моя считала, что баня полезна. Всякий раз, когда я простужалась или страдала бессонницей от стресса, она тащила меня туда — уверяя, что от этого зависит мое здоровье. Как и многие русские, она свято убеждена в целительной силе этого древнего обычая. Что баня лечит любые недуги — душевные, телесные и все прочие.

Для многих бывших советских людей по всему миру баня — сущая панацея. Так, белорусский президент Александр Лукашенко пообещал, что его народ одолеет коронавирус баней (и водкой).

Я не помню, когда я научилась получать удовольствие — должно быть, когда училась в колледже. Мама еще предложила мне пойти попариться с похмелья. К своему удивлению, я обнаружила, что баня превосходно ставит на ноги — гораздо лучше «алка-зельцера» и других средств.

Я пристрастилась ходить каждую неделю. Каждую пятницу после утомительной недели я бежала в подвал на Фултон-стрит, чтобы смыть все, что меня заботит и тревожит.

Но несколько недель назад пришлось с баней распрощаться.

Последний пар

После речи де Блазио мы с семей поспешили в баню, чтобы попотеть напоследок. Мы приехали к открытию, чтобы урвать побольше.

В отличие от моих прошлых походов в баню, этот получился какой-то жутковатый. Ни тебе новеньких, ни мальчишников, ни брокеров с Уолл-стрит, ни парочек по подарочному купону. Попариться перед карантином, который невесть сколько продлится, собрались настоящие завсегдатаи — пестрая компания постсоветских эмигрантов и парочка американских изгоев, которых мы давно приняли за своих (бывший морпех и бывший еврей-хасид, расплевавшийся с общиной). Мы делимся прогнозами, чего ждать в ближайшие несколько недель.

Некоторые уже шумят, хлебнув водки в гостиной. Мне тоже доводилось напиваться в бане. Я провела немало выходных, торча в переполненной сауне с толпой хмельных русских и распевая песни.

Но сейчас участвовать в этом меня не тянуло. Я хотела попариться как следует — чем сильнее я пропотею, тем легче я вынесу ближайшие несколько недель.

Мой отец — считается, что у него самый лучший пар — наливает воду.

Входим в жаркую темную парилку и рассаживаемся. Я залезаю на верхнюю полку, где самый жар. Мой отец берет ковш и плещет водой — каменка шипит и пышет паром. Он берет полотенце и крутит им над головой, чтобы жар от печи разошелся по парилке. Струящий воздух проникает глубоко в поры. Лицо раскаляется и через несколько минут я обливаюсь п?том.

Когда жар становится вовсе невыносимым, я мчусь в глубокий бассейн. Погружаюсь в ледяную воду (3 градуса по Цельсию, 38 по Фаренгейту) — дыхание перехватывает, и на мгновение я забываю обо всем. Когда тело начинает неметь, бегу обратно в парилку — и все сначала.

Хозяин бани, русский великан, ходит вокруг, качая головой. Закрывать свое заведение ему впервой — баня работает с 1998 года.

Его сотрудники не знают, чем зарабатывать на жизнь в ближайшие недели.

Я поискала, может, хотя бы одна из многочисленных городских бань не закроется — но не нашла. Бани на 10-й стрит и вовсе закрываются впервые с 1892 года.

Идите в баню!

Баня — восточно-славянская парн?я, что-то вроде спа. Но не рассчитываете, что с вами там будут миндальничать, не то разочаруетесь. Поход в баню — дело изнурительное, требует куража. Но если все сделать правильно, баня успокаивает лучше всякого мелатонина.

Эта процедура выводит шлаки из организма, улучшает кровообращение и очищает кожу. Славянские женщины вроде моей мамы божатся, что баня — источник молодости. Если бы вы с ней познакомились, вы бы, наверное, согласились.

В традиционной бане несколько комнат: душная парилка, где температура достигает 93 градусов; мыльная, где моются; ледяной бассейн для охлаждения; и зал для отдыха, чтобы отдышаться или отведать борща (классический русский суп из свеклы, самое то, чтобы заправиться).

Чтобы усилить эффект от бани, некоторые натираются медом. Другие предпочитают драить себя сухими щетками. Моя же любимая процедура — нанять мускулистого мужчину, чтобы он охаживал вас веником, пучком листьев. Листья создают слой горячего воздуха, и жар проникает глубже в кожу.

Когда хорошенько распаритесь, окунитесь в холодный бассейн (а зимой — прямо в сугроб, если отважитесь). От сочетания нестерпимого жара и холода на какой-то миг ничего не чувствуешь — как заново родился. Контраст выматывает, и на какое-то время разум высвобождается, а тело немеет. Одних это бодрит, других изнуряет. Со мной случалось и то, и другое.

Русские и их страсть к бане

Историк Итан Поллок (Ethan Pollock) в книге «Без бани мы бы погибли» пишет: «Где бы ни оказывались русские, везде была баня».

На книгу Поллока я наткнулась несколько месяцев назад. Рассчитывая дополнить свою любовь к бане знаниями о ее истории, я начала читать.

Баня восходит еще к древним временам — когда еще не было ни Руси, ни России. Уже в 440 году н.э. кочевые племена Причерноморья мылись горячим паром от раскаленных камней.

Баню быстро взяли на вооружение различные русские учреждения. Так, еще в Московии Православная церковь насаждала баню как телесное и духовное очищение. Церковь учила, что баня очищает женщин после секса и родов. В противном же случае вам грозят лютые бесы.

Россия становилась царством, а затем и империей, и баня превратилась в инструмент экономического развития и общественного здоровья.

Петр Великий признал популярность бань и обложил налогом их владельцев — доходы казне шли на благо империи.

Екатерину Великую же потенциальный доход не интересовал. Она скорее видела в бане желанный ресурс здравоохранения и гигиены.

Хотя русские в гигиенических преимуществах бани не сомневались, некоторые из их западноевропейских соседей придерживались совсем иного мнения. Многим европейцам их обычай показался странным. Немецкий ученый Адам Олеарий побывал в России в 1630-х годах. Он увидел в бане свидетельство отсталости России и заключил, что это пристрастие русских — не что иное, как «мерзкая развращенность, которую мы называем содомией».

С 14 по 18 век значительная часть Западной Европы считала купание источником заразы. Французы, например, считали, что мытье открывает поры для бактерий, и верили, что одной смены постельного белья для гигиены достаточно. Говорят, король Людовик XIV панически боялся мыться, и его парфюмер каждую неделю придумывал новый аромат, чтобы скрыть запах его тела.

Между тем баня оставалась краеугольным камнем русской жизни. Екатерина Великая даже попыталась переубедить противников бани и развеять мир об отсталости русских. Чтобы донести до мира пользу мытья, она обратилась к одному испанскому врачу, который считал, что баня лечит такие болезни, как корь, истощение, мигрень, колики в животе и даже бешенство. Вместе они убедили европейских врачей пересмотреть свой взгляд.

Совсем недавно, в советские времена, правительство видело в бане своего рода фундамент для строительства социализма. Во многих деревнях баня была единственным местом, где имелась сантехника. Советы возводили бани по всей стране — но не преуспели. Строительство бань не поспевало за ростом населения, и многие были в плохом состоянии. Тем не менее, баня не только выстояла, но и стала место встречи советских людей.

В советских банях были отдельные помещения для мужчин и женщин — там женщины отдыхали от двойного бремени работы и домашнего труда. Более того, во время Второй мировой войны баня служила убежищем — там русские солдаты черпали силы и боевой дух для борьбы с захватчиками и мечтали о мирной жизни.

После распада Советского Союза государство заниматься банями как учреждением бросило. Но русские все равно ходили в баню, чтобы пережить это бурное время, вырваться из хаоса и отвести душу.

В 1990-х годах Борис Ельцин, первый послесоветский лидер России, обрел в бане источник вдохновения. Всё свое президентство он проводил встречи в бане — парясь с лидерами Финляндии и Германии в надежде завоевать их доверие. Более того, однажды он заявил, что именно в бане он отрекся от коммунизма.

Баня вышла из-под обломков СССР как непоколебимое напоминание, что русские справятся с чем угодно (пока у них есть баня).

Баня навсегда

За те несколько недель, что баня закрыта, я уже несколько раз звонила маме — не знает ли она, когда та снова откроется. Мама меня только дразнит: «Раньше ты ревела, когда я говорила, что пора идти в баню, а теперь не можешь обойтись без нее каких-то шесть недель». Я смеюсь. Она права. Когда-то я бы, наоборот, вздохнула с облегчением.

Мама понятия не имеет, когда наша баня снова откроется. Может, вообще никогда. Как это бывает с заведениями Нью-Йорка, месяцы без дохода грозят погубить дело. Но она не сомневается, что баня как институт никуда не денется. Как доказывает книга Поллока, баня — редкое вечное в нашем переменчивом мире.

Это символ человеческого упорства и выносливости. Тысячелетиями славяне шли в баню, чтобы радоваться и сопереживать. В годы мира, опасности и сомнений баня напоминает нам, что выстояв жар, холод и хаос, мы становимся сильнее, чем прежде.

Я боюсь, что как ни старайся, мое красноречие вас не убедит. Поэтому в заключение я позаимствую несколько строк у Владимира Высоцкого, любимого советского барда.

В 1971 году Высоцкий написал «Балладу о бане», где описал ее как процесс возрождения. Он считает, что баня очищает и преображает. Ты заходишь один, а выходишь совсем другой. Он поет:

Пар, который вот только наддали,

Вышибает, как пули, из пор.

То, что мучит тебя, — испарится

И поднимется вверх, к небесам,

Ты ж, очистившись, должен спуститься

Пар с грехами расправится сам.