СМИ

Раскол международного сообщества по поводу того, кого считать законной властью в Венесуэле, лишь на первый взгляд кажется необычным – в мировой истории, в том числе и новейшей, есть масса примеров того, как в одной стране возникали сразу несколько властей, каждая из которых пользовалась признанием тех или иных иностранных государств. Более того – это один из самых любимых приемов для внешнего давления и предлогов для вмешательства во внутренние дела. В случае с Венесуэлой правильно говорить не о ситуации двоевластия в стране, а о расколи мирового сообщества по поводу того, кого признавать легитимной властью. Мир раскололся – часть стран считает законным претендующего на власть самопровозглашенного президента Гуайдо, но большинство по-прежнему на стороне Николаса Мадуро – активно или пассивно. Признание Гуайдо, не контролирующего ни армию, ни госсаппарат, ни улицу, нужно для давления на Мадуро – его внешние противники хотят помочь его внутренним противникам заставить наследника Чавеса отдать власть. То, что оппозиция при этом не имеет никаких реальных рычагов власти в стране, ничего для них не меняет – давление улицы (часть которой категорически против Мадуро) должно создать картинку народной поддержки новой законной власти и оправдать признание иностранными державами «президента Гуайдо». На самом деле, самопровозглашенному президенту нет необходимости ничего контролировать в стране и даже символически чем-то управлять – вариант с расколом страны на мятежные территории, не подчиняющиеся Мадуро и остающиеся под его властью, тоже не проходит — его все равно будут признавать те, кто сделал ставку на смену власти в Венесуэле. То, что Запад и Россия с Китаем противостоят друг другу в Венесуэле, конечно, придает дополнительную остроту этому кризису – некоторые даже говорят о новом этапе в международных отношениях, о кризисе международного сообщества. Хотя на самом деле ничего принципиально нового в венесуэльской ситуации нет – есть огромное число примеров одновременного существования двух или даже нескольких властей, каждая из которых опиралась на те или иные мировые державы или даже международное сообщество в целом. Можно выделить несколько вариантов или стадий развития ситуации в ходе двоевластия. И спрогнозировать как будет развиваться венесуэльская история в плане признания-непризнания. Как это было у других? Вариант первый – в стране начинается гражданская война, она распадается и в ней образуется несколько правительств, каждое из которых, естественно, считает себя законным. Они могут базироваться в разных частях страны, а могут даже сидеть рядом, в разных кварталах столицы. В этих случаях иностранные державы делают выбор исходя из собственных интересов – признают того, кого им выгодней, того, кто больше с ними связан, или того, чьи шансы кажутся им предпочтительными. Старую власть, которую пытаются свергнуть или новую, претендующую на победу. Даже если у старой уже нет никаких шансов, то ее представителя могут признавать просто из-за невозможности смирится с победой новых, не вписывающихся в мировой порядок, «революционных» сил – так было на первых порах с властью большевиков или французских якобинцев. Ведь в 1793-95 годах в мире королем Франции признавали никогда не правившего и сидевшего в заточении ребенка, Людовика 17-го. При этом все это касается ситуации, когда мы имеем дело с классическим внутренним конфликтом, без иностранного военного вмешательства – потому что если в гражданской войне на стороне одной или даже двух властей принимают участие иностранные державы, то все определяется гораздо проще. Если Вьетнам военным путем меняет власть прокитайских, но самостоятельных «красных кхмеров» в Кампучии, то Китай, естественно, не признает новую власть. Примеров – тысячи в мировой истории, и десятки в современной. В той же Кампучии с 1979 и до 1993 года была большая разница между властью реальной и признанной большинством стран мира и ООН. Когда Вьетнам с опорой на местных сверг красных кхмеров, то новую власть обычных коммунистов признал только СССР и большинство соцстран – остальные посчитали ее незаконным порождением вьетнамской оккупации (а Китай и вовсе в ответ напал на Вьетнам, устроив показательную военную операцию в приграничных районах). В ООН заседали представители свергнутого правительства, а символом Камбоджи на мировой арене был принц Сианук, свергнутый еще в 1970-м, но продолжавший считать себя главой государства. Его союз с красными кхмерами признавался Китаем и ООН – хотя и контролировал лишь малую часть приграничных с Таиландом территорий. Тем не менее режим Народно-революционной партии в Пномпене продолжал управлять страной – опираясь на вьетнамскую и советскую помощь. Национальное примирение состоялось в начале 90-х – и с 1993 года в той же ООН Камбоджу представляет именно то правительство, которое сидит в столице (другого и нет). Причем главой правительства является все тот же Хун Сен, который правил коммунистической Кампучией еще в 80-е. Да и Сианук вернулся домой, снова занял трон – и умер шесть лет назад, уже после отречения. Впрочем, есть случаи, когда новую власть, контролирующую большую часть страны, не признавал практически никто – например, так было с правительством Афганистана времен талибов. Всего несколько стран признали их власть – а подавляющая часть продолжала считать законной властью страны свергнутое талибами правительство Исламской республики Афганистан, укрывавшееся на севере страны. Закончилось все плохо – в страну, под предлогом поисков Бен Ладена, вторглись американцы. Созданное ими в ходе оккупации правительство признается как всеми странами мира, так и ООН – вот только не контролирует почти половину собственной страны, которой все эти годы продолжают править никем непризнанные, но не страдающие от этого талибы. Второй вариант – в стране происходит переворот, и старый правитель бежит за границу. Но его все равно продолжают считать законной властью те страны, которым он выгоден. Это может быть и при свержении монархии, и при отстранении избранного президента – эмигрант будет считаться главой государства до тех пор, пока приютившая его иностранная держава и другие страны будут отказываться от признания нового правительства. Иногда это может длится десятилетиями, но некоторые и в самом деле возвращаются на родину – редко в качестве правителей, чаще для обычной жизни. Потому что за время их пребывания в изгнании все страны мира уже успели признать новую власть на их родине. Иногда, впрочем, изгнанники умудряются стать президентами и на новой родине – но только на словах. Например, Гвинея в 1966 году так обиделась на свержение первого президента Ганы Кваме Нкрума, что дала ему не только убежище, но и титул собственного почетного сопрезидента – при том, что реальная власть осталась в руках обычного президента Секу Туре. Самым распространенным является третий вариант – правительство в изгнании. Оно может быть образованно как свергнутым правителем, так и проигравшей в гражданской войне стороной, так и политиками, не признавшими иностранную оккупацию или присоединение своей страны к другой. Эта схема применяется со времен древнего мира – но особенно расцвела в последние пару столетий. А уж в новейшей истории и подавно. В ходе Второй мировой в Лондон убежали правители почти всех захваченных или просто присоединенных к Германии стран – которые потом вернулись в свои владения, правда, исключительно благодаря победе союзников. Эмигрировавшие из присоединенных к СССР стран Прибалтики политики создали на Западе свои правительства в изгнании – как и ряд их коллег из стран Восточной Европы. Их, конечно, не признавали на уровне ООН – хотя те же прибалты в США пользовались неким подобием полупризнания, основанного на том, что Вашингтон настаивал на непризнании вхождения Прибалтики в состав СССР в 1940-м. Уже почти 60 лет существует и правительство Тибета в изгнании – которое до 2012 года возглавлял Далай Лама – но его никто официально не признает. Совсем недавно пытались лишить легитимности Асада – ему, как и Мадуро, тоже отказали в признании соседние страны и Запад. Тут аргументом было «развязывание гражданской войны» — но теперь, после того как спустя семь лет Асад устоял, отношение меняется и возвращение к его признанию произойдет после достижения соглашения о примирении и проведении новых выборов, на которых он, несомненно, одержит победу. У Мадуро, при всей глубине экономического кризиса и сильнейшем внешнем давлении, есть все шансы удержать власть – в случае проведения политических реформ и исправления экономической политики. Признание некоторыми иностранными державами Гуайдо не будет иметь решающего значения в деле борьбы за власть – всё, что они могут сделать, это удерживать венесуэльские активы и золото, но у Мадуро достаточно союзников и возможностей для того, чтобы организовать торговлю и расчеты в обход Запада. После поражения в войне 1991 года Ирак держался под сильнейшими внешними санкциями и с минимальной внешней поддержкой больше 10 лет – и стоял бы и дальше, если бы не новая американская интервенция. Иран просуществовал под внешними санкциями большую часть из 40 лет исламской республики. Власти КНР, то есть одной из пяти великих держав, создателей ООН, вообще не были допущены в ООН более двадцати лет – место Пекина занимал представитель типичного «правительства в изгнании», проигравшего еще в 1949 году гражданскую войну президента Китайской республики Чан Кайши, контролировавшего с тех пор только остров Тайвань. Непризнание частью мирового сообщества – пускай и такой мощной как Запад – конечно, добавляет проблем венесуэльским властям. Но времена, когда Запад мог просто отключить какую-либо страну от международного сообщества, как в политическом, так и в финансово-экономическом плане, уже прошли. Решающим для Мадуро сейчас является то, признают ли его соотечественники – и если да, то Россия и Китай помогут Венесуэле выстоять в новой, все еще не признанной Западом мировой реальности.